Глава 41Март 1960 года
– И когда мы пойдем? – спросила Лотти шепотом.
Сестры лежали бок о бок, обнявшись и сплетя ноги, под одеялом Мэри. Было еще темно. Где-то вдалеке каркнула ворона. До рассвета оставалось всего ничего, скоро должен был начаться новый день. Неужели сегодня они расстанутся навсегда? У обеих щеки были мокрыми. Лотти подняла руку и смахнула слезы Мэри.
– Сразу же, как сможем. Ночью я видела полицию. В конюшне. Если Крю очнется, он им все расскажет. Так что надо уносить ноги, пока еще не поздно.
– Может, он мертв, – предположила Лотти, глядя сестре в глаза.
– Может. Но вряд ли, правда же?
Лотти пожала плечами. Наверняка она ничего не знала, как и сама Мэри. Трудно было свыкнуться с мыслью, что она и впрямь могла убить человека. И в то же время, если Крю жив, он обязательно обо всем расскажет. Мэри с содроганием представляла, как за ней придут полицейские с пистолетами на изготовку и с наручниками, блестящими в лучах солнца.
Какое-то время они лежали молча, каждая в своих мыслях.
Наконец Мэри сделала глубокий вдох.
– Надо собирать вещи. Спрячем их под подушками. Чтобы потом можно было быстро уйти. Хорошо?
Лотти кивнула. Она слезла с сестриной кровати и принялась за дело, пакуя скудные пожитки в старый холщовый мешок, который Мэри несколько недель назад нашла у дороги и прятала под кроватью. Они тщательно выстирали мешок, и хотя сбоку у него зияла дыра, в нем легко можно было унести запасной комплект одежды, ночные рубашки, зубные щетки, сменный комплект нижнего белья и носки.
Скоро вокруг начали просыпаться девочки. Грянул гонг, и они спешно взялись за дело: одни стали подметать, другие – скоблить, третьи выскочили на улицу, торопясь на работу. Зашумела вода, стуча о кафельный пол: обитательницы корпуса одна за другой ныряли в душевые кабины. Прошло совсем немного времени, и все уже выстроились у Наффилд-Холла в предвкушении завтрака.
Сердце Мэри колотилось у самого горла. Хотелось бежать. Все внутри кричало, что пора уносить ноги, скрыться из деревни и от полиции. Но вдруг их с Лотти еще не заподозрили? Если сбежать сейчас, они сойдут за виновных. Нет, надо пока делать вид, что все в порядке. Оставаться на месте.
Лотти тревожно переминалась с ноги на ногу, пока они ждали. Мэри грозно посмотрела на нее, и сестренка замерла, зардевшись.
– Так есть хочу, вот-вот хлопнусь в обморок, – призналась девочка, стоявшая в очереди перед ними.
Дверь неожиданно распахнулась, и Форрест выглянул наружу.
– Заходите.
Обычно он приходил со стороны своего дома и отпирал дверь у всех на виду, но сегодня пришел в столовую первым. Это было удивительно, как и то, что он не стал проверять им ногти и уши и никого не отругал за грязную обувь.
Когда все расселись, директор встал на самом видном месте и призвал всех ко вниманию, хлопнув в ладоши и прочистив горло, после чего подождал пару мгновений, пока шум поуляжется.
– Благодарю. Хочу поделиться с вами печальной новостью. Прошлой ночью один из наших сотрудников, мистер Эйбл Крю, упал в конюшне и ударился головой о камень. Я сразу же вызвал скорую помощь, как только его нашел, но, увы, он не выкарабкался. Мистер Крю умер. Знаю, некоторых из вас это известие опечалит, и если захотите поговорить, подойдите ко мне или своей воспитательнице. Через несколько дней мы проведем небольшое мероприятие в память о нашем садовнике. Родственники хотят похоронить его у себя в Батерсте. Я буду присутствовать на похоронах от имени всех нас.
Пока Мэри слушала речь директора, нервы у нее были напряжены до предела. Мистер Форрест не упомянул ни о насилии, ни об убийстве, ни о чьей-либо причастности к гибели Крю. Итак, мерзавец мертв. Точнее, убит. Этот факт снова и снова прокручивался в голове, а директор тем временем окончил свое обращение, и дети молча приступили к завтраку. Лица у всех помрачнели. Вряд ли кто-то горевал о садовнике: этот человек, таящийся по углам и осыпающий детей бранью всякий раз, когда они брали передышку в работе, пользовался всеобщей ненавистью. Но смерть погрузила всех в безмолвные размышления.
Мэри ела тихо, не чувствуя вкуса «Веджимайта» и молока. Лотти тоже молчала – наверняка размышляла о том же, что и сестра. Когда лучше бежать? Арестуют ли их? Что известно полиции? Проведет ли Мэри всю свою жизнь за решеткой или детей наказывают за убийство иначе?
После завтрака сестры вышли на улицу. Мысли у Мэри путались, голова кружилась, дыхание стало поверхностным. Она увидела, как Форрест пошел к своему дому, и поспешила за ним. Лотти осталась с другими девочками. Мэри кралась за директором, прячась в дверных проемах и за углами корпусов, стараясь не попасться ему на глаза. Он, кажется, совсем ее не замечал, просто энергично шел к своей цели.
У дома Мэри заметила полицейскую машину. Она стояла неподалеку от входа. Миссис Форрест разговаривала на улице с офицером в форме. Директор присоединился к ним. Мэри подобралась ближе, прячась за кустами, растущими в саду вокруг дома, а когда поняла, что не может разобрать разговора взрослых, пригнулась пониже и подкралась еще ближе по свежему слою мульчи. Рядом пролетела бабочка, тихо хлопая оранжево-черными крыльями на легком ветерке. Она опустилась на ярко-розовую азалию, а потом снова поднялась в воздух. Мэри наблюдала за ней, а в ушах отдавался громкий, ритмичный стук сердца.
– Точных данных у нас пока нет, – сказал полицейский. Его голос вывел Мэри из оцепенения. – Наша версия такова: он перебрал с выпивкой, упал и ударился головой о кирпичи.
– То есть это несчастный случай? – уточнила миссис Форрест.
– Судя по всему, да, миссис Форрест.
– Я не удивлен, – заметил директор. – Любил он днем заложить за воротник. Я не раз с ним говорил об этом, но разве такого упрямца переубедишь.
– Соболезную вашей потере, – сказал полицейский. – Мне надо вернуться в участок и составить отчет. Звоните, если появится что добавить или возникнут вопросы.
– Какая нелепая смерть… – трагичным тоном проговорила миссис Форрест. – Спасибо вам, офицер.
Полицейский сел за руль и уехал, подняв облако пыли. Чета Форрестов ушла в дом, а Мэри опустилась на землю, бесшумно рыдая. Смерть Крю признали несчастным случаем. Их с Лотти не станут обвинять. Ее жизнь не закончится в тюремной камере.
В горле встал болезненный ком, который никак не удавалось проглотить. Наконец Мэри поднялась. Оставаться на ферме просто не имело смысла. Полиция со дня на день может догадаться, что же на самом деле случилось. Да и потом, здесь ей предстоит встреча с Ингрид, которой хотелось бы избежать. Укрепленная решимостью, Мэри побежала искать сестру.
Вскоре после чаепития Ингрид слегла с головной болью. Никому из обитателей корпуса не хотелось ее будить, поэтому девочки ходили на цыпочках, шептались и смеялись только вполголоса. Сперва они устроили маленькое соревнование, кто дальше проскользит по полу в носках, а потом предприняли короткую экспедицию на улицу, чтобы проверить, нет ли там кого-нибудь из мальчишек. Но прогулку быстро прервал Форрест, притащивший зачинщицу в корпус за ухо.
– Ни шагу из дома! – пригрозил он и захлопнул дверь.
Мэри и Лотти уже лежали в кроватях в надежде на то, что остальные девочки быстро уснут и можно будет сбежать. Когда хлопнула дверь, все в доме содрогнулись, но Ингрид так и не появилась. Скоро девочки пошли чистить зубы и разбрелись по своим кроватям. Они накрылись одеялами и стали едва слышно перешептываться.
Обычно по вечерам в доме быстро воцарялась тишина: девочки сильно уставали после трудового дня. Но сегодня из-за происшествия с Крю чета Форрестов и почти весь персонал были очень заняты, а за детьми особо и не приглядывали.
Днем сестры катались на Худыше и Блестке. Лотти тихо плакала, гладя коня по седой гриве и нашептывая ему слова прощания. Сестры понимали: если все пойдет по плану, своих верных скакунов они больше не увидят. На сердце у Мэри было тяжело, точно кто-то положил на него увесистый камень. Она уже предчувствовала, что будет скучать по своей лошади, но больше всего на свете хотела сбежать с фермы, чтобы никто уже не разлучил их с Лотти. Кроме того, она уже написала Гарри, и он будет их ждать.
Наконец все в доме затихли. Мерно гудели цикады, где-то потявкивала лиса и выла на луну собака, наверняка при этом дергая цепь. Лунный свет растекался по полу, окрашивал кровати и их спящих обитательниц голубоватой дымкой.
Лотти свесилась с верхней койки и посмотрела на сестру. Волосы ниспадали вокруг лица, очерчивая его, точно нимб. Мэри быстро ей кивнула. Сестры сорвали с себя ночные рубашки и запихали их в холщовый мешок вместе с самодельными подушками. Под рубашками была уличная одежда, которую сестры не стали снимать перед сном, чтобы не тратить время на переодевание и не разбудить остальных ненароком. Девочки обулись, собрали туалетные принадлежности. Сердце бешено стучало у Мэри в груди. Приходилось напрягать слух, чтобы различить хоть что-то за этим грохотом.
Подрагивая от холода, девочки выскользнули из коттеджа, аккуратно прикрыв за собой дверь, чтобы та не хлопнула. Потом на цыпочках пересекли веранду, переступая через скрипучие половицы, и побежали по тропе, стараясь держаться в тени.
У кухни они остановились. Мэри уже столько раз пробиралась сюда через прямоугольное окно, пробитое на высоте плеч, что это не составило особого труда. Она распахнула окно, и Лотти помогла ей взобраться на подоконник, подставив сцепленные руки под ступню, как порой помогают залезть в седло. Мэри нашла буханку хлеба, несколько вареных яиц, два яблока, две маленькие бутылочки молока, завернула добычу в чайное полотенце и передала в окно Лотти, а та спрятала еду в холщовый мешок. Они обе откладывали карманные деньги несколько месяцев, и Мэри надеялась, что накопленной суммы будет достаточно.
Когда они вышли из деревни, Мэри остановилась на минутку и обвела ее взглядом. Бо́льшую часть своей жизни она прожила здесь. Деревня стала для нее домом, иного она почти не помнила. И все же этот вид не пробудил в ней никаких чувств, кроме желания поскорее бежать отсюда. Она знала, что по некоторым ребятам будет скучать, хотя почти все ее друзья уже переселились далеко от Молонга и начали новую жизнь.