– Я тоже так думаю, – соглашается бабуля.
– Как здорово, что мы наконец можем поговорить об этом открыто, – добавляет тетя Шарли и сморкается.
– Гарри стал юристом и пользовался большим успехом. Правда, денег он зарабатывал не так много, поскольку его доброе сердце не позволяло брать плату с тех, у кого пусто в карманах. Но и отказывать он не любил. И потому пользовался заслуженным признанием и сделал много хорошего.
– А ты? – спрашиваю я.
– Я работала в ателье, пока не родился Патрик. А когда появилась Соня, и вовсе стало не до работы. Я была только женой и матерью. А теперь вот стала бабушкой и прабабушкой. Когда-то у меня было полно забот, а теперь – океан любви.
– А вы с дедушкой смогли повидаться со своими матерями?
Бабулина улыбка тает.
– Один раз.
Чувствую, что рассказывать об этом подробнее ей не хочется, да и, честно признаться, мне и самой сейчас достаточно. Все мысли – об истории, которую я только что услышала, и об операции Броуди. Душа и чувства на пределе. Все, чего я сейчас хочу, – чтобы мой малыш хорошо перенес вмешательство и я смогла отоспаться. По радио ставят старую песню о любви. Нежные напевы наполняют комнату.
Дедуля останавливается рядом с ба.
– Мэри?
Ба медленно встает.
– Я тут, Гарри.
Дедуля обнимает ее, и они начинают танцевать вальс в такт песне. Он не сводит с нее глаз. Одну руку он положил бабуле на талию, другой взял ее ладонь и отвел в сторону, а потом они сплелись пальцами. Бабуля смеется и плавно отступает, а потом делает шаг вперед. Они двигаются в едином четком ритме.
– Какое же это счастье – видеть тебя, моя любовь, – говорит она, прижимаясь щекой к дедулиной груди.
Он кивает, нежно кружит ее.
– И тебя, дорогая моя девочка.
От них просто взгляд не оторвать. Дедулин ум периодически проясняется, но сейчас у меня такое впечатление, будто он перенесся в прошлое, и это зрелище дороже всего на свете.
– Сколько же мы с тобой пережили, любимая, – говорит он и целует ее в седую макушку.
Бабуля вздыхает.
– Такое я и представить себе не могла.
– А я и мечтать не смел! – подхватывает дедуля. Кажется, что они обмениваются этими словами уже не в первый раз.
Ба поднимает голову, чтобы заглянуть дедуле в глаза, а он припадает к ее губам в долгом поцелуе. Бен обнимает меня и прижимает к себе. Кладу голову ему на плечо, любуясь, как мои дедушка с бабушкой вальсируют по приемной. Меня распирает от радости, еще немного, и я взорвусь. Тетя Шарли недолго смотрит на танцующих, потом закрывает глаза и, покачиваясь в такт музыке, начинает тихо напевать.
– Мистер и миссис Сато? – Доктор Харрис в синей медицинской форме быстро заходит в приемную. Хирургическая маска, прихваченная завязками, висит у него на шее. Вид у врача уставший.
Бен тут же вскакивает, я тоже поднимаюсь, среагировав чуть медленнее. Сердце неистово колотится в горле.
– Да, мы тут, – говорит Бен.
– Операция прошла хорошо. Мы устранили отверстие без осложнений. Сейчас Броуди приходит в себя. Скоро вам разрешат с ним увидеться.
Как только доктор уходит, я падаю в руки мужа. Облегчение накрывает меня эмоциональной волной, пропитанной радостью и усталостью. Мы целуемся, обнимаемся, а потом Бен начинает меня кружить. Запрокидываю голову и смеюсь, глядя в потолок.
– Все будет в порядке, – шепчет мне Бен.
ЭпилогДекабрь 1972 года
В доме было очень шумно. Едва ли его мама прежде бывала в эпицентре такого гама, но он, казалось, нисколько ее не смущал. Женщина улыбалась маленьким Соне и Патрику, а те носились по дому с игрушечными самолетиками да гоняли кошку. Гарри не хотелось ругать отпрысков, они и так слишком долго держались молодцами. Полет до Великобритании – дело изнурительное для детей восьми и пяти лет. Но они прекрасно справились, тем более что Джина им помогала. Со временем Гарри перестал звать ее Мэри и привык к новому имени. Иногда прежнее нет-нет да и проскальзывало, но они с первого же дня договорились звать ее Джиной, так что никто в Брисбене, даже Хобольты, о Мэри и не слыхивал.
Пока Гарри заканчивал учебу, новобрачные жили в комнатушке у Хобольтов. Пожилые супруги разрешили Шарлотте – или Шарли, как ее теперь все звали, – оставить себе комнату, которую сестры сперва занимали вдвоем. Так что все трое были вполне довольны своими жилищными условиями. Гарри продолжил помогать по дому с ремонтом и садом. Джина и Шарли взяли на себя готовку, уборку и стирку. А Хобольты в благодарность решили не брать с них плату за постой.
Когда Гарри выпустился из университета, на скопленную им сумму семья перебралась в квартиру с двумя спальнями в Тувонге. А потом они купили маленький домик на окраине и машину. Иногда трудно было сводить концы с концами, но все трое справлялись. Следующей целью стали билеты в Англию, поскольку Гарри хотел повидаться с мамой. Едва получив от нее весточку, он решил, что обязательно поедет в Ньюквей. И вот мечта наконец сбылась. Они пробыли у мамы уже три дня, но казалось, что гораздо дольше.
Сперва Гарри чувствовал скованность и смущение. У матери был отрывистый английский акцент, а у него уже закрепился австралийский говор, и потому он чувствовал отчуждение. И в то же время мама осталась такой же, какой была: доброй, мягкой и милой. Все это время Гарри боялся, что его светлые детские воспоминания окажутся выдумкой. Но они подтвердились, преисполнив его благодарностью. Мама рассказала, что в юности ей пришлось нелегко. Отец Гарри был женатым человеком из Ньюквея, где мама жила в те годы. Он и слышать ничего не желал ни о ней, ни о сыне. Матери пришлось переехать в Лондон, чтобы спастись от позора. Помочь ей было некому, оказалось очень трудно найти работу и прокормить себя и ребенка.
Вот она и отдала Гарри в приют, только на время. Сперва она думала, что скоро его заберет, но встать на ноги никак не получалось. А когда Гарри отправили в Австралию, ее даже не оповестили об этом. С тех самых пор она была безутешна.
– Я пыталась тебя вернуть, – со слезами на глазах поведала она. – Много лет писала письма, искала тебя. Никто не говорил мне, где ты, никто не предложил помощь. Прости меня, Гарри. Я не знала, что делать. Всякий раз, когда я писала тебе и не получала ответа, сердце разбивалось вдребезги. До чего горько было знать, что ты где-то далеко-далеко и думаешь, будто совсем мне не нужен… – На этих словах мама разрыдалась, а Гарри прижал ее к груди, точно это он был родителем, а она – ребенком. Сколько же ночей, обливаясь слезами на своей койке и дрожа от холода, он грезил о том, чтобы она вот так же его обняла и утешила. А потом оказалось, что мама жива и перебралась в свой родной город. Что она думает о нем. Что он ей нужен.
Через год после возвращения на родину мать вышла замуж. У нее родилось еще двое детей. Но она уже успела овдоветь, а дети выросли и разъехались. Теперь мать жила одна, но близко от многочисленных родственников. Ей удалось вновь прижиться на старом месте. Десять лет назад отец Гарри умер от рака. Он никогда не заговаривал с ней о сыне и не спрашивал, где он. Встретиться с ним Гарри было не суждено.
Несмотря ни на что, мама казалась счастливой, и это наполняло Гарри радостью. Горько было бы, одолей ее печаль и сожаления. Но нет: мама радовалась жизни, окружив себя родней и друзьями. Ее темные блестящие волосы поседели и были коротко острижены. Но глубокие карие глаза, совсем как у него, блестели как раньше, в его детстве, и она по-прежнему двигалась так, будто у нее в голове играла музыка. Такой он ее и помнил. Еще мама увлеклась рисованием: картины с изображением пляжных пейзажей висели на всех стенах в квартире и стояли прислоненными к мебели.
– Вам не трудно будет присмотреть за внуками? – спросила Джина, встревоженно сдвинув брови.
– О, вовсе нет, – заверила женщина. – Скорее идите на вокзал, а то на поезд опоздаете.
Мама Джины писала дочери уже года два и постоянно повторяла: «Я болею, приезжай меня навестить». Джина не хотела, но Гарри сумел ее убедить. Сказал, что мать у нее одна, пускай и неидеальная, и Джина будет жалеть, если упустит возможность с ней повидаться, пока они в Англии.
Гарри поцеловал на прощание детишек – Патрика с его густой каштановой копной и белокурую Соню. Порой они напоминали зеркальные отражения самих Гарри с Мэри, какими те могли быть, воспитывай их любящие и заботливые родители. Внешне дети были очень похожи на отца и мать, но их жизнь была счастливой, невинной и беззаботной, а острые углы в ней тщательно сглаживались. Гарри так любил их, что иногда щемило сердце.
– Пора, – сказал он жене.
Джина повесила сумочку на плечо. На ней было короткое пестрое платье с высокой талией и белые сапожки до колена, а короткие, волнистые и блестящие волосы, обрамлявшие хорошенькое личико, были перехвачены лентой. Прежняя воспитанница фермерской школы казалась настоящим образцом изысканности и утонченности. Даже не верилось, что когда-то она долгие годы носила шорты хаки и неровную стрижку и бегала босиком. Она превратилась в красивую женщину, которая повсюду привлекала к себе внимание. Гарри гордился тем, что она стала его женой, и был счастлив, что они обрели поддержку в лице друг друга.
Супруги надели пальто и вязаные шапки, обмотали шеи шарфами. Потом пошли через городок на местный вокзал и сели в поезд вместе с горсткой других пассажиров, собравшихся в Лондон. В небе над ними вились чайки. Когда супруги зашли в вагон, Гарри увидел в окне их отражение, словно они сидели на скамейке посреди платформы. Он вдохнул соленый воздух полной грудью, во всех деталях запечатлевая в памяти городок. Сколько лет он мечтал жить у пляжа! И все это время его мать провела в Ньюквее, в квартире, из гостиной которой открывается вид на океан.
– Интересно, как сложилась бы моя жизнь, живи я тут с мамой, – задумчиво проговорил он. Его дыхание затуманивало окно в душном вагоне.