От представшего зрелища Вель едва не отдал душу Птицам: в центре горницы на алом ковре сидела в царском платье Мирослава и, что-то лепеча, шатаясь, ворожила тёмную паутину Слов, что окружала её и тут же осыпалась, тая на ковре.
– Мирослава… – ахнул Вель и, забыв обо всём, подошёл к девушке и опустился рядом с ней на колени. Но Мирослава не посмотрела ни на него, ни на вошедших: дева будто не видела мира, продолжая шептать что-то невнятное.
Дрозд, покружив, опустился на навершие Светозарового тояга.
– Ты знаешь её? – удивился Веслав.
Вель, не поворачивая головы, кивнул. Юноша осторожно дотронулся до руки Мирославы, но волхва, не поднимая взгляда, отпрянула.
– Это ради неё он отправился в странствие, – ответил за друга Любомир, хмуро глядя на Мирославу – витязь представлял возлюбленную Веля иначе.
Веслав подошёл к одному из кресел и аккуратно положил в него Василису. Голова жены безвольно упала на спинку.
– И чем она сможет помочь Василисе? – спросил Веслав Светозара, который внимательно смотрел на то, как Вель безуспешно пытается привести Мирославу в чувство.
– Когда я встретил её, у неё была мёртвая и живая вода, – ответил Светозар и, подойдя к Мирославе, опустился рядом и мягко положил ей на голову ладонь, отчего волхва тут же замерла и умолкла.
– Ты встречал её? – удивился Вель, но Светозар не ответил юноше.
– Что случилось? – мягко, вложив всю силу в Слово, спросил Светозар Мирославу.
– Он погиб… – едва слышно прошептала она, не поднимая остекленевшего взора. – И я не буду его царицей…
– Что? – переспросил Вель. Мирослава вздрогнула от его голоса, но головы не повернула.
Светозар поднял руку, призывая сварогина молчать. Веслав и Любомир подошли ближе.
– Кто погиб? – вновь со Словом спросил сын Леса: его голос звучал так спокойно, что Мирослава, ощутив тепло среди невыносимого холода разочарования, страха, тоски и потери, произнесла:
– Драгослав…
Светозар вновь поднял руку, и Веслав не стал спрашивать о том, как и где погиб его дядя и почему Мирослава назвала себя его царицей.
– Что случилось с ним? – едва слышимый голос Светозара заполнил безмолвие, окружившее Мирославу, и слова сами вырвались из груди, обжигая болью потери.
– Он собрал всех на войну… На Юг. На Юге была война, да, – лепетала Мирослава, покачиваясь. – Большая война. Он должен был покорить Свет, и мы бы правили им вечно… – Взгляд Мирославы оставался стеклянным. – Вечно… Он даже оставил мне своё Слово и трон… мой Бессмертный царь… – Мирослава дрожала, и Светозар положил обе руки ей на голову, отчего волхва успокоилась. Вель смотрел на Мирославу с ужасом – её слова казались горячечным бредом. – Но сегодня его Слово умолкло, а его слуги исчезли… я осталась одна… он умер, хотя у него не было Смерти… – Из глаз Мирославы потекли слёзы. – А я говорила ему взять с собой мёртвой и живой воды, ведь я для этого к Топи пошла – чтобы спасти его…
В хоромах воцарилась гробовая тишина – каждый по-своему переживал услышанное. Велю казалось, что все твари Мора разом бросились на него в атаку. Любомир смотрел то на друга, то на Веслава, который не мог отвести хмурого взгляда от молодой волхвы – Веславу она показалась очень похожей на жену Драгослава, Агнию, которую он убил много лет назад. Судя по речам Мирославы, сходство заметил и сам Кощей. Неужели Драгослав мог… но речь Светозара прервала думы Веслава.
– Принеси мне мёртвой и живой воды, – на этот раз слова сына Леса звучали так властно, что Мирослава не могла им противиться. Волхве казалось, что, если она исполнит веление сварогина, то, быть может, случится чудо, страшный морок закончится и она вновь будет чувствовать мощь Слова своего царя и присутствие его духа.
Мирослава покорно встала и, ни на кого не смотря, покинула хоромы.
Вель и Светозар поднялись. Вель хотел было последовать за волхвой, но Светозар остановил его.
– Твоей Мирославы больше нет, – строго сказал сын Леса, предостерегая витязя от необдуманных поступков, и Вель хмуро посмотрел на него. – Ты видишь волхву, избравшую путь в Неявь.
По-прежнему сидевший на тояге Дрозд согласно чирикнул.
– Вспомни весь свой путь в Нижнем Мире, – вновь обратился Светозар к Велю, но юноша покачал головой.
– Я думал, что иду ради себя, – сказал он. – Но когда увидел её…
– Это твоё испытание на пути воина. – Сын Леса пристально смотрел на Веля: Светозар слышал его думы, в которых было слишком много надежды на несбыточное. – Ты ещё…
Но Вель вновь покачал головой, и Светозар умолк.
– Не нужно, – нахмурился витязь. – Не нужно…
Веслав подошёл к креслу, в котором лежала Василиса, и опустился на пол рядом. Взял жену за руку и осторожно поцеловал холодное, как лёд, запястье.
– Я спасу тебя, – едва слышно прошептал. – Я вернусь к Мору в услужение, я сделаю всё… – Веслав умолк.
Распахнулись двери, и Веслав обернулся: вошла Мирослава. Её взор был по-прежнему стеклянным, в руках волхва несла две маленькие скляночки – белую и чёрную.
Веслав тут же встал и направился к Мирославе, но Светозар, опередив его, покачал головой, велев молчать.
– Вода… – растерянно прошептала Мирослава, протягивая скляночки Светозару.
Сын Леса протянул руку в ответ, и Вель, Любомир и Веслав замерли. Но волхва не спешила отдавать драгоценность Светозару – она нерешительно ступила назад и с опаской произнесла:
– Ты поможешь мне вернуть его? – Мирослава впервые посмотрела Светозару в глаза. Сын Леса ощутил невероятную тоску и несбыточную надежду, которая погубит Мирославу, если он…
– Да, – уверенно ответил Светозар, зная, что его Слово станет приговором. Но Мирослава сама избрала свой путь.
Вель настороженно смотрел на сына Леса – тон Светозара показался ему слишком ледяным, однако слова, будто скованные ворожбой, застряли у витязя в горле.
Мирослава кивнула и положила в руку Светозара скляночки с мёртвой и живой водой. Веслав, затаив дыхание, смотрел на то, как сын Леса закрывает ладонь, невзирая на то, что тонкие пальцы Мирославы всё ещё касались тёмного стекла. И только когда Светозар опустил руку с сокровищем, Веслав с облегчением вздохнул. Князь с трудом поборол желание подойти к Светозару и забрать у него воду – Мирослава продолжала заворожённо смотреть сыну Леса в глаза.
– Благодарю тебя, – прошептал Светозар, и волхва кивнула. – Тебе осталось только ждать… – шелестящее Слово окружило Мирославу неведомым доселе спокойствием, и волхва, что-то шепча, подошла к обитой бархатом лавке и села у окна, устремив взор в иное – в тот мир, где она была и царицей, и великой волхвой, что спасла весь Свет.
– Что ты сделал? – обратился к Светозару Вель.
– Открыл ей ту серебряную Песнь, о которой она всегда мечтала, – ответил сын Леса и подошёл к Веславу.
– Но… ты же сделал её ещё более… безумной, – гневно прошептал Вель, смотря то на шепчущую Мирославу, то на Светозара.
– Она сама выбрала идти за Тьмой, – сын Леса не повернулся к Велю.
– Сначала излечи её душевные раны мёртвой водой. – Светозар протянул Веславу белую скляночку, и князь кивнул. – Затем вдохни силу в тело – живой, – сын Леса передал Веславу чёрную бутылочку, и князь вновь опустился на колени рядом с Василисой.
Мир померк – Веслав не слышал ничего: ни того, как бранился Вель, который не верил в то, что Мирославу нельзя спасти; ни того, как Любомир пытался успокоить товарища, что подошёл к Мирославе и опустился на лавку рядом; не слышал трепета крыльев Дрозда, вновь кружащего по горнице; не видел ни самой горницы, ни настороженного взгляда Светозара, который ждал пробуждения Василисы не меньше, чем он сам.
С замиранием сердца князь отворил скляночку с мёртвой водой и осторожно приложил к устам Василисы – она не могла пить, поэтому Веславу пришлось запрокинуть жене голову, дабы она проглотила воду. Василису тут же окружил чёрный туман, который почти сразу растаял, открыв взору по-прежнему бездыханную деву. Невольный испуг пронзил холодом, но Веслав отогнал его и помог Василисе выпить живой воды – серебряное кружево скрыло от глаз Веслава жену: ворожба, мерцая, кружилась и медленно таяла, опадая на Василису и наполняя её живительным теплом. Теплом, о котором она давно забыла, – вечный мрак озарила вспышка далёкого света, и холод отступил. Свет разгорался, мерцая и искрясь, струился по тьме, открывая взору могучие деревья и свежую листву, шелестящую на лёгком ветру.
– Пора. – Ветер едва коснулся рукой лба и поправил волосы.
– Да, родная, тебе пора просыпаться, – прошептал солнечный свет, озаряя белые одежды берегини и искрясь в её пепельных волосах.
– Мама… – ахнула Василиса, и берегиня кивнула.
Счастье заполнило сердце подобно солнечному свету, Василиса побежала к матушке, но та лишь покачала головой и отступила, не позволяя дочери коснуться себя.
– Твой путь ещё не окончен, – берегиня, улыбаясь, смотрела на плачущую Василису. – Я больше не буду оберегать тебя, теперь ты справишься сама. Мне пора. Скоро прилетят Птицы.
– Я не хочу возвращаться, мама… Я даже не могу продолжить наш Род. – Василиса смахнула невольные слёзы. – Возьми меня с собой, пожалуйста…
– Мёртвая вода исцелила твой дух после странствия в Неявь, живая – излечила телесный недуг, что мучил тебя после случившегося на Блажене, – теперь ты сможешь продолжить Род, ибо Тьмы в твоём сердце не осталось, дочка, – мягко проговорила берегиня. – В Свету тебя ждут.
Василиса не успела ответить – свет застил берегиню; таял золотой лес, открывая взору полутёмные царские чертоги и расписной потолок – сусальное золото тускло блестело в тёплом свете свечей. Тяжесть вновь обретённого тела давила, и перед глазами всё ещё стояло видение из сна.
– Матушка. Матушка родная…
– Василиса… – едва слышно прошептали рядом, и Василиса опустила глаза. Подле неё на полу сидел человек в чёрных доспехах и в чёрном плаще. Длинные светлые волосы засаленными прядями лежали на плечах. Черты его испачканного кровью и духом войны заросшего лица казались такими знакомыми… Она его знает, точно знает… но откуда?