Низкое небо заволокло тучами, и снег хрустел под копытами лошадей. Вся заснеженная великокняжеская улица была полна народа – люди вышли проводить своего князя да благословить его. В глазах сварогинов Мухома видел надежду – наслышанные о проигранных войнах и легендарном огне, что нынче рокотал вокруг городских стен, люди не хотели воевать. Несмотря на то что все мужи надели по княжескому указу кольчуги, Мухома знал – его ремесленники и музыканты долго не протянут. И вообще – лучшая война та, которой не было.
Шатёр великого хана был разбит между городской стеной и лагерем орды, что протянулся по редколесью, начинавшемуся сразу за Великой Дорогой и доходившему до городских стен.
Морозный воздух наполняли голоса людей, ржание лошадей и треск костров. Снег укрыл не только землю, но и деревья, и стоило Стрибожьему внуку пролететь, как с вековых елей валило снегопадом. Но ветер не мог затушить священный огонь Хорохая, что защищал и южное воинство, и шатёр правителя народа Солнца.
Протяжный горн возвестил о том, что на разговор с великим ханом явился сам князь северного города.
Хан Абдай вместе со своим братом Тевуром вышел навстречу прибывшим, дабы проявить уважение к князю – благодаря пленным сварогинам, а особо – молодому волхву Станиславу, хан ведал о том, как сами себя называют правители северян, да и мог связать пару слов на непривычном наречии, что своей остротой походило на холод суровых земель.
Огонь Хорохая, окружавший шатёр хана, сделался тише, стоило Абдаю и его свите приблизиться к нему, а князю Волыньки, едущему во главе процессии вместе с целым и невредимым гонцом, спешиться с коня.
– Думается, с этим человеком можно иметь дело, – тихо сказал Абдай брату, внимательно смотря на Мухому Зайца. Каждое сказанное ханом слово замирало в морозном воздухе облаком пара. – Чутьё ещё ни разу меня не подводило.
Мухома, ступив на покрытую уже утоптанным снегом землю, внимательно посмотрел на грозного мужа, стоящего в проёме огня, хранившего большой шатёр. Мощный, словно тур, крепкий воин со стальным взглядом раскосых глаз. Шкуры, наброшенные поверх доспехов, были явно непривычны ему, но придавали колосаю грозный вид. Мухома понял, что перед ним тот самый Абдай, великий князь орды, как его ещё иногда величали сварогины. Рядом с Абдаем стоял высокий и статный воин, куда моложе великого хана, с решительным взглядом благородного волка.
Мухома, положив на сердце руку, уважительно поклонился ханам, в душе жалея о том, что не знал наречия колосаев – разговор на родном языке точно польстил бы правителям южан.
Абдай, шагнув вперёд, учтиво поклонился в ответ – хан выучил обычаи сварогинов.
– Да пребывать с нами Бог, – пророкотал Абдай, распрямившись.
– Боги с нами, – почтительно ответил Мухома и умолк – в таких делах многословие может быть опасно. Князь Волыньки внимательно смотрел на хана.
Гонец колосаев, поклонившись, перешёл на сторону Абдая.
Великий хан, кивнув, обратился к кому-то из своего окружения, и из шатра, находившегося позади Абдая и его свиты, вывели молодого светловолосого северянина, облачённого в одеяние колосаев. Увидев юношу, Заяц нахмурился, но спохватился и сделал выражение лица бесстрастным.
Сварогин, поклонившись ханам, обратил свой взор на Мухому, его витязей и волхвов.
– Меня зовут Станислав, – положил на сердце руку молодой человек. – Я знаю оба наречия и буду толмачом.
Заяц сухо кивнул Станиславу – он помнил его, молодого волхва войска Стольных Островов. Витязь Мухомы Зайца представил Абдаю князя, и Станислав перевёл сказанное.
Абдай что-то рыкнул Станиславу, и тот, кивнув, обратился к северянам:
– Великий хан приглашает пройти в шатёр, – нараспев произнёс он.
Заяц кивнул и сделал шаг по направлению к шатру, но Станислав предупреждающе поднял руку.
– Оружие надобно оставить, – велел волхв.
Мухома, вновь согласно кивнув, расстегнул поясные ножны и положил на снег княжеский меч, который носил скорее для вида, нежели для дела. Позади послышался возмущённый ропот дружинников, но князь, резко обернувшись, строго глянул на молодцев, и те последовали приказу. Волхвы же, стоящие чуть поодаль, хмуро смотрели на происходящее.
Когда оружие было сложено, Мухому и его свиту обступили колосаи и следом за Абдаем и Тевуром повели в шатёр. Но пройти позволили только Мухоме и волхвам – витязям велели дожидаться у входа.
Мухома невольно поёжился в полутёмном шатре, что освещал золотой огонь, разведённый в центре. Подле костра на земле лежали шкуры, поверх которых – большие цветные, расшитые золотом подушки. Отсветы пламени плясали, и густые тени разливались тьмой.
Абдай и Тевур расположились на самых больших подушках, и свита из могучих воинов встала позади. Мухоме Зайцу и волхвам велели сесть напротив ханов, между ними разместился, скрестив на подушке ноги, Станислав.
Абдай начал речь – его низкий голос перекатывался, будто гром, а го́вор казался слишком резким.
– Все южные земли нынче именуются Новым Каганатом, – переводил речь Абдая Станислав. – Наши границы теперь подобрались и к твоим землям, великий князь Мухома Заяц. Если ты добровольно откроешь врата своего города и позволишь нам пройти, войны не будет. Ты, княже, останешься на престоле и будешь править от имени великого хана Абдая.
Станислав, глядя на пламя, послушно замолчал; Абдай же, прищурившись, устремил пронзительный взор на хмурого Мухому, который не мигая смотрел на хана.
Волхв, сидящий рядом с Зайцем, что-то шепнул ему на ухо, но Мухома предупреждающе поднял руку, и старец умолк.
– Его слушаются даже их ксаи, – глухо прошептал на ухо брату Абдай. – Если мы с ним договоримся, то будет крайне хорошо.
Тевур, не отрывая взора от Мухомы, кивнул.
– Каждый правитель должен заботиться не о себе, а о народе, – отвечал Мухома, и Станислав переводил его слова. – Твои силы, великий хан, многократно превосходят мои, и своё положение я прекрасно понимаю, но всё же хочу спросить: как мне поверить тебе? Как поверить тому, что, войдя в город без боя, ты не уничтожишь его?
Когда Станислав перевёл слова Зайца Абдаю, тот, хмуро переглянувшись с Тевуром, подозвал к себе одного из своих воинов и шепнул ему. Колосай, поклонившись, покинул шатёр, а Абдай вновь устремил взор на Мухому. Хоть Зайцу было крайне неуютно от взгляда хана, князь старался не уступать ему.
Через некоторое время воин хана вернулся вместе с великим военачальником Вороном, который был облачён в доспех колосаев, поверх которого наброшен плащ из крашенных синим шкур. Волхвы, сидящие рядом с Зайцем, невольно ахнули, Мухома же изо всех сил старался сохранить спокойное выражение лица.
Ворон, поклонившись Абдаю и Тевуру, опустился на одну из свободных подушек между ханами и сварогинами и, посмотрев на Мухому и волхвов, положил на сердце руку.
Мухома, подавив острый ледяной гнев, сердечно приветствовал Ворона в ответ, волхвы же остались неподвижны.
Абдай глухо прорычал, и Станислав перевёл его слова:
– Великий хан молвит о том, что великий военачальник Ворон скажет тебе, княже, то, что позволит тебе поверить словам великого хана.
Мухома невольно скривился, слушая Станислава, но напомнил себе, зачем он здесь. Заяц перевёл взгляд на Ворона, который со спокойной уверенностью смотрел на него и на волхвов.
– Боги не желают напрасного кровопролития, – говорил рассудительно Ворон. – И хан Абдай, внимая им, – военачальник кивнул великому хану, – держит своё Слово. Никто из северян, добровольно последовавших за ним, не погиб от меча колосая.
«Да не властвует над духом Ворона никакая вражеская ворожба, – размышлял Мухома, внимательно глядя на Ворона, которому кивнул Абдай. – Только здравый расчёт да страх перед смертью».
– Да, бывший великий военачальник Сваргореи жив и невредим на своей новой службе, – кивнул Мухома, вновь смотря на Абдая. – Но наши старцы полагают, – Заяц кивнул на сидящих рядом волхвов, – будто вы заворожили сварогинов неведомым образом. Не нашлёте ли вы ту же ворожбу и на Волыньку, если мы пустим вас без боя? Ибо жить в мороке куда хуже, чем умереть. – Заяц вновь посмотрел на по-прежнему спокойного Ворона. Хоть князь и не верил в ворожбу, он должен был разуверить в том и служителей Богов, дабы волхвы не помешали переговорам.
Когда Станислав закончил переводить, взгляд Абдая налился чернотой.
– А он совсем недурен, – вновь обратился хан к брату.
– Думаю, пленить его Птицу Духа всё же надобно, – ответил Тевур, но Абдай, хмуро посмотрев на брата, промолчал.
– О думах твоих старцев тебе, княже, надобно толковать с ними, – рокотал Абдай, и Станислав переводил его слова. – Ворожить ни тебя, ни кого-либо из твоих подданных я не собираюсь. И убивать тоже, коли покоришься с миром.
Мухома, кивнув, украдкой глянул на молчаливых волхвов – угрюмые старцы смотрели на Ворона как на предателя. «Теперь-то даже Солнцеград узнает, что никакой ворожбы нет», – размышлял Мухома.
– Что же скажут мудрые волхвы? – обратился Заяц к служителям Богов.
– Не чую я ворожбы, княже, – положив на сердце руку, покачал головой старец, посланный волхвами Половодского княжества. – Молва опять разнесла на крыльях Стрибожьего внука пустое.
Тщедушный волхв, облачённый в шубу, кивал словам говорившего.
– Да и я не чую морока, – скрипуче заключил он.
Станислав перевёл речи волхвов Абдаю.
– Раз волхвы не чуют ворожбы, – Мухома Заяц вновь посмотрел на Абдая и Тевура, – то, значит, её и нет. И если ты, великий хан, – Мухома положил на сердце руку, – поклянёшься перед Богами сердцем своим, что не тронешь никого из княжества моего и не разрушишь город, проходи с миром, а я буду править от имени твоего.
Закончив речь, Мухома продолжил внимательно смотреть на Абдая, что слушал перевод Станислава, следя за тем, как меняется взгляд хана. Спиной же Заяц чувствовал осуждение волхвов – он поступал как Ворон. Но иного выбора Мухома совершить не мог – если он откажется от предложения хана, то тем самым погубит всех, живущих в его княжестве, и сгинет сам.