– Мы были врагами, но нынче у нас общий враг! – поддержал Ворона Тевур, и седой северянин кивнул молодому южанину. – То, что явилось с Севера, несёт смерть всем нам – и колосаям, и сварогинам! Тьма сулит гибель всему миру – подумайте, что будет, если мёртвые завоюют мир живых… Нам нельзя допустить подобного! – говорил Тевур, и колосаи, глядя то на великого хана, то на сварогинов, опустили сабли.
Станислав хмуро смотрел на Ворона. Волхв чуял то же, что и военачальник, – странные думы о том, что не время продолжать вражду, не казались ворожбой, но будто приходили сами.
– Но вы же заметили, что мертвецы убивали только колосаев! – выкрикнул кто-то из толпы – вперёд выехал крепкий сварогин с мощным мечом. Воин посмотрел на Тевура и плюнул в его сторону. – Я лучше буду за мертвецов сражаться, чем с тобой, колосай.
Тевур хотел было ответить, но его опередил Станислав:
– Ты живой и должен сражаться за живых, – сказал молодой волхв громко. – Если хочешь, чтобы на всей земле наступил Моров Век – бери таких же, как и ты, и возвращайся на север!
– Предатель! – прорычал сварогин и, обратившись к столпившимся людям, провозгласил: – Кто готов идти за своими Богами, даже за Мором, следуйте за мной! – Затем, обернувшись к Тевуру, пророкотал: – Мы до вас ещё доберёмся! – Воин развернул коня и направил по дороге обратно. Люди перед ним расступались, некоторые же – следовали за витязем.
Ворон хмуро смотрел на разворачивающих коней северян – их было куда больше, чем он думал.
– На всё воля Богов, – прошептал Станислав, но так, чтобы Ворон его услышал.
Тевуру хватало мудрости молча смотреть на то, как часть северян покидают и так поредевшее войско.
– И великий хан их отпустит? – к Тевуру обратился Мулак.
– Каждый сам выбирает, за что ему умирать, – не повернув головы, ответил Тевур.
Когда решившие вернуться северяне ушли далеко, Тевур велел людям отдохнуть, чтобы с новыми силами продолжить путь на Юг. После великий хан приказал ксаям обратиться Птицами Духа и разнести вести о воинстве Тьмы по всем твердыням Нового Каганата, и самое главное, как советовал Ворон, – сообщить о том Мухоме Зайцу – наместнику великого хана в Волыньском княжестве.
Никто – ни южане, ни северяне – не заметили едва видимую тень, что, будто облако, направилась от их лагеря к лесу. Ступив в тень деревьев, Велижан обернулся и улыбнулся: угли почти погибшей надежды на возвращение в Явь Света разгорались.
Глава 24. Три царства
Мир озарил белый свет, прокатившись волной по чёрной земле до Серебряного Града, что высился подле вздымавшихся, будто застывшие волны, гор. Ослеплённые люди замерли – мечи застыли в затянувшемся выпаде, схлестнувшиеся воины остановились… Из ослепительного света в гущу сражения ворвалось медное воинство, сметая всё на своём пути.
Веслав, ведя войско за собой, чувствовал невероятный прилив сил – рядом с ним будет биться та, ради которой он готов отдать жизнь. Не высшее ли это благо – следовать одним путём с тем, кого любишь?
Не успел Веслав подивиться своим думам, как резкий выпад оперённого серебром витязя вернул его на землю – князь отбил атаку, защищая себя и Меднославу. Царевна же билась уверенно – будто была опытным и сильным мужем, а не прекрасной девой.
Светозар отбивался от серебряных воинов тоягом и ворожбой, а серебряный Дрозд, кружа, клевал врагов, метясь в темя. Любомир и Вель отчаянно сражались, всеми силами защищая царевну.
Явившееся из света медное войско уверенно теснило серебряное – ближе к зубцам гор, у подножия которых сверкал серебром град.
Среди сражающихся Веслав увидел Златобора – воевода мастерски владел мечом, не позволяя врагам приблизиться к себе. Как же он походил на сокола! На медного сокола… Продолжая биться, Веслав думал о том, что, когда он одержит победу, то первым делом признается Меднославе в чувствах и вызовет сокола на поединок – почему-то князю казалось, что Златобор не допустит его сватовства к царевне. А если у Веслава на пути встанет Светозар… Князь вновь едва не пропустил удар мечом, как вдруг всё бытие озарил золотой свет.
Прогремел боевой рог, и из золотого сияния, разлившегося по небу, явились мощные птицы: их оперенье сверкало золотом, а острые клювы ранили, будто мечи. Птицы пикировали на сражающихся людей – и на серебряных, и на медных, – сбивали всадников с лошадей, выбивали из рук оружие и валили на землю. В воцарившемся смятении никто не понимал, что происходит: крылатое войско, спустившееся с небес, несло на своих крыльях смерть.
Веслав, Светозар, Любомир, Вель и Златобор защищали Меднославу от атаки с неба – кто мечом, кто Словом, а Дрозд, летая вокруг царевны, старался ослепить пернатых врагов.
– Всё-таки нажаловалась сестрица, – шипела Меднослава, мечом и Словом защищаясь от железных когтей и клювов.
Одна из золотых птиц, описав в воздухе духу, бросилась на Меднославу, которая отбивалась от двух других. Веслав, щитом закрываясь от атак, резким выпадом меча постарался достать атакующую царевну птицу, но не успел: птица, спикировав на Меднославу, сбила её с лошади.
Веслав хотел спешиться следом, но невероятный удар в грудь повалил его во тьму. Острая боль вцепившихся когтей разлилась по телу, но тут же прошла, увлекаемая мраком, дыхание перехватило, и всё стихло в чернильной мгле.
Тьма подёрнулась багрянцем света, тяжесть бренного тела придавила к земле, и князь открыл глаза: мрачное небо наливалось грозными облаками; Даждьбог опускал свою благословенную ладонь к закату: лучи далёкого солнца едва освещали кружевные края клубящихся туч.
Веслав медленно повернулся на бок и огляделся: чёрную землю устилали перья и мёртвые птицы – медные, серебряные и золотые. Большие, едва ли не с человека. Не было ни коней, ни витязей, ни царевны. Недалеко лежали Любомир, Вель и по-прежнему сжимающий тояг Светозар, а серебряный Дрозд простёр крылья на груди сына Леса.
Неясное чувство сдавило грудь князя – тёмная тоска пленила сердце, и казалось ему, будто он забыл нечто невыразимо важное… Веслав силился вспомнить что, как вдруг правда предстала ясно, прорвавшись сквозь тягучую мглу и разлившись в душе горечью: Василиса! Князь вспомнил, зачем в иное царство путь держал… Отец Сварог! Сколько же времени минуло… Василиса… Родная Василиса! Что же он наделал…
Веслав вскочил и, шатаясь, оглянулся: чёрная земля бранного поля, устланного бездыханными птицами, простиралась на много вёрст – до острых гор, подле которых серебрился город.
Вдруг одна из птиц зашевелилась: медные перья дёрнулись, и Веслав, насторожившись, выхватил из ножен меч. Послышался лёгкий шелест Слов, и птицу окружил едва видимый узор ворожбы. Слова горели ярче, перья стягивались, превращаясь в плащ и платье, тело удлинялось, и из оперённого подола явились ноги, крылья сделались руками, а птичья голова обратилась человеческой. Меднослава открыла глаза и, поднявшись, посмотрела на Веслава, который так и не опустил меч: в глазах князя плескался ледяной гнев. Воспоминания о наворожённых царевной чувствах отзывались в душе Веслава особенной болью – он мечтал о ней! Он предал жену с ней! Он забыл о Василисе, он был готов положить весь мир к ногам обманщицы…
– Только посмей сказать хоть Слово, – прошипел Веслав, видя, как Меднослава шагнула к нему.
– Моя сестра обратилась к Златомире – царевне Золотого Царства, – спокойно ответила Меднослава, не обращая внимания на гнев Веслава. Медный плащ царевны развевал сухой ветер. – Моё войско разбито. – Царевна печально оглядела поле брани.
– Разве они не оживут, как ты? – Веслав не опускал меч.
Меднослава не ответила. У подножия далёких гор земля озарилась золотом. Царевна печально смотрела на то, как приближается воинство Золотого Царства. Веслав, не опуская меча, хмуро взирал на Меднославу: ему даже подумалось, что печаль её искренна и глубока. Но воспоминание о том, как Меднослава его заворожила, обожгло льдом гнева. Василиса! Василиса… Любимая Василиса! Веслав не знал, сколько прошло времени, пока он был в Медном Царстве, но, казалось, слишком много. Если он из-за Меднославы потерял и Василису…
Ледяной гнев стал невыносимым, и Веслав замахнулся на Меднославу мечом, но царевна успела отбить выпад сияющим кружевом Слов.
– Не забывай, где ты, живой, – прошелестела Меднослава, гневно взирая на сварогина. – Я могу вновь наслать на тебя морок и забудешь свою суженую навеки, – слова Меднославы были правдой – Веслав ощутил сгустившуюся в них тягучую силу и опустил меч.
Золотое войско приближалось: только не люди восседали на лошадях – над полем летели птицы, впереди – две самые яркие – серебряная и золотая.
Ещё одна птица, лежащая рядом, дёрнулась, и на глазах у Веслава превратилась в Златобора. Воевода поднялся и, смерив сварогина грозным взглядом, подошёл к Меднославе. Но князь не страшился ни Златобора, ни Меднославы, ни её угроз. Если, не дай Сварог, он не успеет спасти Василису, он отправит к Мору всю его Неявь вместе с самим Чернобогом.
– Пала ворожба, – услышал Веслав голос Светозара и обернулся: сын Леса стоял, опираясь на тояг, на котором сидел серебряный Дрозд.
Любомир и Вель, переглядываясь, поднимались: оба ещё со времён первых состязаний в гриднице не говорили друг с другом – каждый полагал, будто именно ему предначертано стать суженым царевны Медного Царства, и готов был сделать всё, дабы Меднослава обратила внимание на него. Теперь же оба поняли, что сие было ворожбой, – поднявшись, юноши хмуро смотрели то друг на друга, то под ноги.
– Пала ворожба, – кивнул Веслав, и Светозар подошёл к нему. Сконфуженные витязи, неловко переминаясь, тоже.
Веслав вновь посмотрел вперёд: золотые птицы, ударяясь оземь, обращались в людей – по земле ступали оперённые воины, которых вели за собой золотая и серебряная царевны.
– Грядёт нечто недоброе, – пропел Дрозд, не поднимаясь со Светозарового тояга.
Но Дрозду никто не успел ответить: Меднослава, грозно зашептав, взмахнула руками – ледяной шёпот разлился над долиной, отразился от скал и многоголосьем, от которого закладывало уши, прокатился над павшими, поднимая птиц с земли и превращая их в воинов.