– Сохрани меня Сварог… – невольно прошептал Вель, озираясь: погибшие в битве воины – и серебряные, и медные, и золотые – обратились людьми. Все как один были одеты в медные доспехи. Теперь за спинами Меднославы, Златобора и сварогинов стояло мощное воинство.
Золотое войско остановилось; серебряная и золотая царевны подошли ближе. Веслав увидел, что они были похожи на Меднославу как две капли воды, только глаза у одной горели холодом серебра, у другой – золотой – жаром огня.
– Довольно, сестра! – повелела Златомира.
– Ты думаешь, они, – серебряная царевна указала на сварогинов, что стояли по левую руку Меднославы, – помогут тебе?
– Я это знаю, Сребролика, – громко ответила Меднослава.
– Мы не будем помогать, – так же громко сказал Веслав, и медная царевна посмотрела на князя: в её очах пылал огонь гнева. Меднослава зашептала, но громкий голос прервал ворожбу:
– Не забывай, сестра, они – живые, – предостерегла Меднославу Златомира, и та резко, словно хищная птица, обернулась на неё.
– Я помню, – усмехнулась. – Зачем пожаловала?
– Я всеми силами пытаюсь сохранить наши царства в мире. – Златомира положила на сердце руку, и огонь в её глазах сделался спокойнее.
– В мире?! – переспросила Меднослава.
– В мире, – кивнула Златомира.
От ругани царевен витязи будто пробудились – по войскам прокатился тихий взволнованный шёпот.
– Ты забыла, зачем мы создавали наши царства, – покачала головой Сребролика.
– Все твои птицы стали моими. – Меднослава кивнула на своё войско. – Тебе не одолеть меня – я повелеваю Нитью.
– Ты жаждешь вечной войны? – удивилась Сребролика.
– Ты знаешь, чего я жажду, – покачала головой Меднослава. – И про Нить всё знаешь. – Меднослава подошла к сёстрам ближе, и Сребролика хмуро посмотрела на неё. Меднослава же грозно взирала на Златомиру.
– «Кто владеет Нитью – владеет царствами» – не твои ли слова, Златомира? – прищурилась Меднослава. – Тебе надоело делить со мной Слово, повелевающее Нитью? Или ты, как Сребролика, решила попробовать пройти во Врата? Забыла, что мы не можем сделать этого?
От этих слов Сребролика ступила назад, пристально глядя на золотую царевну.
– Так Нитью повелевали вы обе… – разочарованно проговорила. – Вы обе владели ею… и я… вы с помощью меня боролись друг с другом…
Светозар внимательно следил за тремя царевнами: каждая из сестёр всё больше походила на хищную птицу; перья на плащах ощетинились, а в очах горел огонь – три хищницы замерли перед броском. Воины, чуя настроение царевен, выхватили мечи и подняли щиты. Златобор, что стоял за Меднославой, сделался похож на грозного коршуна.
Тьма сгущалась: Хорс почти скрылся за зубцами далёких гор, низкие тучи наливались чернотой.
Вель и Любомир беспокойно озирались; Веслав, положив руку на меч, не отводил от царевен взора – князь решил атаковать прежде, чем хоть одна из них начнёт плести ворожбу.
Резкий порыв сухого ветра бесшумно качнул бубенцы на навершии тояга Светозара, Дрозд вспорхнул, и тьма, в которой слабо светились оперённые доспехи несметного воинства, налилась холодом.
Три царевны – медная, серебряная и золотая – смотрели друг на друга сквозь мрак не моргая, и чёрное кружево ворожбы поднималось с земли, окружая их. Плащи дев обратились в крылья, а лица покрылись оперением. Веслав замахнулся сияющим мечом…
Даже в душе тёмной нави есть проблеск Света, ибо Свет есть только там, где есть Тьма. Свет существует благодаря Тьме, вспомнил Светозар свои же слова… и услышал Песнь – едва слышимую, но совсем настоящую – невероятное безмолвие пело… Песнь звучала во всём сущем, ибо сущее и было песнью, ибо Неявь была Явью, а Явь – Неявью.
Песнь вознесла Светозара к небесам, и он увидел три царства – три твердыни – что по разным сторонам огромной долины жались к подножиям поднебесных скал, по которым струилась мерцающая Нить охранной ворожбы.
Слова сами сорвались со Светозаровых уст – гнетущую тьму прорезала сияющая золотом Песнь и ослепительной волной прокатилась до остроконечных гор.
Мир озарился светом. Время замерло.
На безоблачном небе засияло ослепительное солнце, а чёрная безжизненная земля поросла травой. Высокие с белыми вершинами горы покрыли благоухающие леса, и среди камней журчали кристальные реки. Глубокие озёра отражали небо, которое полнилось от звонкого пения птиц, а внук Стрибога разносил на крыльях свежесть и аромат цветов.
Меднослава, Златомира и Сребролика внимали чуду, как и их воины: воспоминания о потерянном Свете наполняли душу вместе с благоуханием трав. Песнь, которую они не слышали много веков, вновь зазвучала забытой во мраке жизнью. Свежий ветер развевал волосы, и искрящиеся перья летели по небу…
Веслав замер, внимая Песне. Той самой Песне, что он впервые услышал много лет назад и затем различал лишь в минуты отчаяния; Песне, не умолкающей никогда.
Песнь, которую он ощутил как Силу, что помогла ему заворожить Горыча, пронизывала весь Свет – и Явь, и Неявь, и мир Богов – подобно живой воде, что струится через ствол Мирового Древа, Краколиста, наполняя жизнью бесчисленные миры его кроны. И эта Сила подвластна каждому.
Откровение ошеломило Веслава; он смотрел на царевен, каждая из которых, как и он, внимала Силе – Песне – безбрежному Океану Мира, в котором соединились и Свет, и Тьма. И не нужна была война, дабы взять эту Силу – к этой силе вела Душа.
Но свет померк, и видение исчезло, открыв взору безжизненную землю и мёртвые горы. Седой ветер летал над приготовившимися к атаке войсками, и его крылья были сухи.
Дрозд опустился на тояг. Светозар открыл глаза и опёрся на посох – ворожба забрала куда больше сил, чем он думал, – видимо, плен Меднославы измотал и тело, и дух.
– Хорошо ворожишь. Не забывай, теперь ты, как всякий служитель Мора, обязан защищать Смерть Наместника Мора, как свою собственную, – сквозь мрак послышался шёпот Тьмы. – Ещё немного времени пройдёт, и все тайны Той Стороны тебе известны станут. Ты будешь знать о каждом камешке Нижнего Мира, даже не видя его, – шёпот звучал, но Светозар не внял ему.
Три царевны застыли, так и не начав ворожить – глаза каждой полнились слезами, а сердца будто бы стучали вновь – Дорога Жизни звала; Веслав, как и Златобор, стоял с обнажённым мечом, так и не воспользовавшись им.
Вель и Любомир смотрели на Светозара с открытыми ртами. Веслав убрал в ножны меч, перевёл взгляд на сына Леса – какая же сила подвластна юноше? Сердце князя смутила невольная зависть, но Веслав тут же отогнал её, вспомнив о Песне, что соединила в себе и Свет, и Тьму, и князю почудилось, будто невероятная мелодия не умолкает никогда, наполняя сущее жизнью, что эта музыка и есть жизнь.
– Ты показал нам свет. – Златомира с трудом подняла взор на Светозара – царевне впервые дышалось тяжело. Сын Леса кивнул. – Я забыла его… Мы все забыли…
– Забыли и сами себя пленили, – согласился Светозар. – Каждая из вас хотела владеть и Нитью, и нами, верно?
Вель и Любомир, переглянувшись, обратили взоры на сына Леса, затем – на царевен, печально смотревших на Светозара.
– Откуда знаешь? – удивилась Златомира, смахнув слёзы.
– Мне только что поведала Песнь, – ответил Светозар, не говоря о Тьме, тоже подвластной ему. – Вы пленили привратника Ворона, что привёл нас к вам, дабы мы не закрыли Врата в Явь. Вы окружили свои царства ворожбой – вы так страшитесь Врат, что боитесь следовать дальше. И мы бы навеки остались в вашем плену, если бы не ваша вражда.
– Мы можем вновь заворожить вас, и вы всё забудете, – произнесла нараспев Меднослава, обернувшись к Светозару.
– Не можете – вы вспомнили, что пора следовать за Светом дальше – ваши глаза полны слёз, пробуждённых Песнью, – тихо говорил сын Леса, но его слова слышали не только царевны, каждый мёртвый витязь внимал ему. И каждый чувствовал невероятную тоску, щемившую небьющееся сердце. Перья многих плащей дрогнули, едва не превратившись в крылья.
Веслав, как и Любомир с Велем, смотрел на Светозара – он впервые чувствовал ту силу, что была в нём самом. Будто видение Света открыло князю нечто – то, что он мог с трудом обличить в слова. Это нечто было даже во тьме, даже в самом преданном служителе Мора.
Наступила ночь – густая тьма мягко укрыла замерших в благоговейном молчании воинов, чьи оперённые доспехи тихо светились.
Меднослава, кивнув сёстрам, подошла к Веславу и положила на его плечо руку:
– Прости, что заворожила тебя, – тихо прошептала, смотря сварогину в глаза. Веслав сухо кивнул: князь сдерживался, чтобы не сбросить ладонь Меднославы с плеча. – Ты просто мне напомнил о мире… О жизни.
Веслав обратил внимание, как Златобор дёрнулся от слов царевны. Князь перевёл взор на Меднославу: медные очи смотрели на него с искренним сожалением.
– Я прощаю тебя, – нехотя ответил князь и убрал девичью руку со своего плеча.
– Мы поможем вам вернуться на Белую Дорогу, – пообещала Меднослава. – Ты успеешь спасти Василису.
Веслав ничего не ответил Меднославе, и царевна вернулась к сёстрам.
– Пора, – шепнула Сребролика. Серебряная царевна посмотрела на Меднославу, затем перевела взгляд на Златомиру. Царевны взялись за руки и зашептали. Златобор, как и сварогины, невольно отступил.
Царевны, шепча, двинулись по кругу – мелодичное кружево ворожбы осветило белым чёрную землю и, разгораясь, поднималось выше и выше. Мерцающая вязь летела к острым горам и, опускаясь на спрядённую Нить Слов, рушила её, отчего та звёздами поднималась в чёрное небо: будто с гор устремился ввысь мерцающий снегопад. Звёзды, кружась, таяли в беспросветной мгле…
Когда Нить распалась, и звёзды погасли, над бескрайним полем пронёсся шелест превращённых в оперение доспехов – те, кто желал возвратиться к Белой Дороге, обращались птицами и взлетали в ставшими бездонными чёрные небеса.
Когда царевны открыли глаза, на поле остались те воины, что, как и они, не могли покинуть Неявь из-за того, что слишком долго были в плену, и те, кто не ушли по собственной воле. В городах-царствах тоже остались души.