– Очнулся, значит, – покачала головой старуха.
Любомир не понимал, что происходит и почему всё тело так болит – он не мог даже пошевелиться, перед глазами всё плыло. Сварогин хмуро смотрел на старуху, строго глядевшую на него, и воспоминание о случившемся накатило волной душевной боли. О Боги, что с Радиславом? Любомир постарался сесть, но не вышло – мýка придавила к твёрдой земле портовой улицы.
– Брат, – прохрипел Любомир, смотря на старую женщину. Остальные люди взирали на него, осуждающе качая головами. – Что с моим братом?
– Ты опоздал, – прошепелявила старуха, и Любомир вздрогнул. – Радислав погиб по твоей вине – ты не смог спасти его, потому что слишком слаб. Если бы ты не вмешался, портовые только попугали бы Радислава. Но ты бросил камень, – женщина подошла ближе. – Ты повинен в его смерти, – покачала головой старуха и, плюнув на землю рядом, отошла.
Остальные люди расходились, качая головами.
– И это старший брат, – слышались слова. – Не дай Сварог такого сына иметь.
– Да накажут его Боги, – говорил ещё голос.
– Конечно, накажут, – согласился другой. – Мужчина должен быть сильным! А это кто?
Слова стихали. Любомир лежал и смотрел в высокое безоблачное небо, что алой полосой горело между тёмными крышами амбаров. Холодные слёзы предательски душили.
Как он вернётся домой без брата? Что скажет матушке и отцу? Как переживут весть о смерти сына родители, и переживут ли?
Лучше бы умер он – Боги должны забирать слабых.
Любомир шевельнулся – боль тут же пронзила тело. Ну уж нет. Он не отступит перед болью. Не настолько он слаб – он сам принесёт домой брата.
Стиснув зубы, Любомир заставил себя сесть. В переулке никого не осталось – только Радислав лежал на земле – его белая рубаха была вся в алой крови. От ужаса у Любомира задрожали руки, но, пересилив себя, он подполз к брату.
– Прости меня, прости, – шептал Любомир и тянулся дрожащими руками к Радиславу. – Я всю свою жизнь посвящу тебе. Клянусь перед Богами, я проживу эту жизнь за тебя и принесу все свои деяния в Ирий как твои. – Любомир наконец дотронулся до холодной руки Радислава, и Радислав открыл глаза.
– Ты жив? – не поверив глазам, спросил Любомир, но Радислав, не сказав и слова, только схватил его руку. – Всё хорошо, я с тобой, – говорил Любомир, сжимая кисть брата в ответ, но хват Радислава был слишком сильным.
– Ты убил меня, – прохрипел Радислав, и Любомир отпрянул от ужаса. – Ты повинен в моей смерти, – кожа Радислава почернела, и мальчик обратился навью – изувеченным существом с впалыми мёртвыми глазами.
– Ты не мой брат… – шептал Любомир, пытаясь вырваться, но хватка нави была слишком сильной.
– Нет, – сипела тварь, обдавая зловонием, – я стал таким по твоей вине.
Любомир с ужасом смотрел на навь, и вдруг увидел себя со стороны – он лежал на каменной дороге посреди тьмы в медных доспехах и плаще, и был он взрослым мужем.
Воспоминание о Царстве Неяви озарило ясностью, и Любомир вырвал руку из цепких когтей нави, отчего та разразилась истошным смехом. Богатырь, борясь с вновь накатывающим дурманом, с трудом достал из ножен ставший ослепительно-белым меч и что было сил замахнулся на навь. Клинок рассёк отвратительное создание, и морок растаял.
Любомир тут же поднялся и едва не выронил меч: он стоял на теряющейся во мраке серой каменной дороге, посреди которой, в сердце охранного круга, спали его спутники. Тьма, пробравшись сквозь охранную нить, окутывала спавших мёртвым сном детей Сварога.
Страж Неяви сгорбился по обратную сторону серебряной нити и что-то шептал. «Вот кто морок наслал, – подумал Любомир. – Но до тебя потом доберёмся».
Любомир подошёл к Велю и разрубил сияющим мечом опутавшую его тьму – черный туман распался, и витязь тут же открыл глаза. Вель непонимающе смотрел на Любомира – в его глазах всё ещё блуждал страх.
– Твоего кошмара больше нет, – сказал богатырь и протянул Велю руку: – Вставай, пока неявленное вновь не одолело тебя.
Вель, кивнув, принял помощь друга.
– Я вновь видел её, – тихо прошептал. – Она меня ждала… Неужели это – правда, и Мирослава ждёт меня?
– Морок показывает тебе то, что мучает тебя, а не то, что случилось в Яви, – хмуро ответил Любомир, вспомнив своё видение. – Надо спасать остальных, – богатырь кивнул на Светозара и Веслава, которых почти полностью скрыл мрак.
Любомир разрубил тьму, опутавшую Светозара и Дрозда, затем освободил Веслава. Страж Неяви внимательно следил за богатырём одним глазом.
– Теперь и ты мечом жизни владеешь, – проскрипел Ворон, кивнув на клинок Любомира.
Сварогин хмуро посмотрел на свой меч.
– Ты можешь убить навь, – продолжал Привратник.
– Даже тебя? – Любомир посмотрел на Ворона, и тот пожал плечами:
– Нет. Привратника убить куда сложнее…
Светозар, опираясь на тояг, на навершие которого вспорхнул Дрозд, медленно поднялся – сын Леса тяжело дышал, и в янтарных очах блуждала тьма. Следом встал Веслав – князь оглянулся, будто сомневался в том, что окружающее правдиво.
– Он наслал на нас морок. – Любомир указал на Ворона мечом. – Очнувшись, я слышал, как он шептал – не иначе, как ворожбу плёл.
Веслав, смерив богатыря грозным взглядом, не говоря и слова, пошёл к Ворону – довольно предателей. То, что он увидел – гибель Василисы, – было слишком страшно. Ещё страшнее было то, что она сама наложила на себя руки и утопилась в святом озере, узнав об измене мужа. И если давший ему Слово слуга Мора обхитрил его, насылая такие сны, он погубит Стража и не посмотрит на своё обещание.
Веслав, выхватив из ножен белый меч, переступил серебряную нить и замахнулся на Ворона мечом. Но Привратник был проворен – в мгновение ока оказался по другую руку. Веслав замахнулся вновь, и Ворон опять увернулся; князь атаковал снова и снова – то, что ему предстало во тьме, не забыть. Не забыть, как он сам оставил Василису в Солнцеграде, не забыть, как она звала его, не забыть того, как она, привязав к себе камень, сошла с лодки в озеро и утонула… Белый меч сверкал в руках – Веслав не слышал Светозара, который говорил ему остановиться, не видел ни хмурого Любомира, ни настороженного Веля, ни кружащего Дрозда.
Наконец ослепительный меч попал в цель, и Ворон с криком рухнул. Веслав тут же опустился и придавил навь к серому камню мечом.
– Я ничего не ворожил. Тьма – это ваши страхи, – хрипел Ворон. – Они пришли не извне, а изнутри. – Страж Неяви сверлил глазом Веслава. – И вы с ними столкнётесь ещё не раз, ибо вы в Царствии Мора.
Веслав, тяжело дыша, смотрел в глянцевые глаза на чёрном как смоль лице. Ледяной гнев отступал, открывая ясность, – Привратник говорил правду. Веслав чувствовал это, сам не зная как. Неужели Тьма была созвучна и его душе?
Князь медленно поднялся, Ворон встал следом и, дёрнувшись, расправил чёрные оперённые одежды.
– Довольно отдыхать, – тяжело дыша, сказал Веслав. – Пора идти дальше.
Часть III. За Девятое небо
Она видела сны.
Среди бархатной тьмы высились скалы, что терялись среди облаков. Вокруг скал бушевал океан, и от его рокота содрогался мир. Волны чёрные, с белой пеной, вздымались до небес, и ветер Смерти летел к Свету…
Она видела, как вся Сваргорея стала полем битвы: как орда дошла до Мореграда, как причалили корабли Бессмертного и как вышли из вод мертвецы.
Она видела, как на Сваргорею опустилась беспросветная тьма.
Печаль была глубока – если бы она по-настоящему умерла…
– Не думай о смерти в Царствии Мора, – прошелестел Ветер и легонько погладил Василису по волосам. – Не зови Птиц.
Василисе почудилось, будто она не лежит в гробу, а стоит на берегу каменного острова подле иссохшего древа, и волны строптивого океана поднимаются до затянутого мглой неба.
Напротив неё стоял Витенег – точно такой, как в день своей гибели на Блажене – в княжеском платье, молодой и сильный, и холодный ветер развевал его пепельные волосы.
– Ты пришёл за мной? – тихо спросила Василиса, и Витенег кивнул.
– Я пришёл оберегать тебя от смерти. – Витенег шагнул ближе. – Не зови Птиц, ещё рано. Веслав спасёт тебя.
Но Василиса покачала головой:
– Он не придёт – я сама разрушила своё счастье, – вздохнула. – Я устала. Я хочу уйти.
Витенег, нахмурившись, подошёл к Василисе и крепко её обнял – Василиса не отстранилась и обняла его в ответ: она так устала от одиночества и тоски на безлюдном острове вечной печали!
– Ты опять уйдёшь? – прошептала Василиса, положив голову Витенегу на плечо.
Охотник мягко отстранился и, улыбнувшись, проговорил:
– Ты знаешь – я теперь Ветер. – Витенег заправил за ухо Василисе прядь выбившихся из-под венца волос. – Да и ты – не моя жена.
Василиса некоторое время молча смотрела в глаза Витенегу – серые, как подёрнутое тучами небо, и не хотела его отпускать.
– Я устала от одиночества, – призналась наконец она. – Если ты уйдёшь, я обращусь к Птицам.
Слова Василисы были правдой – Ветер чувствовал ледяную решимость и усталость, что сковала душу его любимой, о которой при жизни он смел только мечтать.
– Тогда я никуда и никогда не уйду, – пообещал он, смотря в зелёные глаза Василисы, что робко кивнула ему, не размыкая рук. – Никогда, – повторил Ветер и, наклонившись, поцеловал Василису, и она ответила ему.
Песнь зазвучала громче, объятия Ветра становились крепче, и Василиса так же крепко обнимала его в ответ. Холод и печаль одиночества отступали, и Василисе почудилось, будто они находятся не на холодном острове, а среди благоухающего мира: не в силах отстраниться, Василиса позволила Витенегу увлечь себя на ставшую периной землю…
Буря рокотала: Василиса внимала музыке, и Тьма принимала её в свои объятия.
Глава 27. Новое время
Тёмные тучи, клубящиеся над Солнцеградом, медленно закрывали небо Сваргореи – к концу месяца рунь, – последнего месяца лета, – тьма достигла Волыньки, а к середине осени подобралась к Рифейским горам, укрыв собой Новый Каганат, в который бежали не только колосаи, но и многие сварогины, не желавшие жить под перстом Наместника Мора, как теперь называли Драгослава.