– Вы думаете, будто я ничего не понимаю, – нахмурилась Ясна. – Я знаю, что грядёт Тьма, – всхлипывала она, и Фросья обеспокоенно смотрела на дочь. – И мне не нравится, что все пытаются притвориться, будто всё хорошо. – Ясна заплакала, и княгиня, наклонившись, обняла дочь.
– Всем страшно, и потому все стараются не бояться, – тихо ответила Фросья. – Страх – главное оружие Мора. Страху нельзя поддаваться, нужно не замечать его – делать вид, будто всё хорошо, – продолжала Фросья, и Ясна, насупившись, смотрела на мать. – Если все будут говорить о страхе, он покорит нас прежде воинства Мора. Понимаешь теперь, почему мы так себя ведём?
Ясна молча кивнула.
– Государыня, пора, – окликнул Фросью один из витязей, и княгиня, кивнув дочери, поднялась.
– Чтобы я могла лучше притворяться, хочу с собой взять берестяную книгу со сказками, – сказала Ясна, и Фросья кивнула.
– Обязательно возьмём. И не одну. – Фросья утёрла слёзы и, позвав слуг, велела им принести собранные скрыни с провизией, сумки с вещами и тёплые плащи.
Хорс возвращался из Нижнего Мира, и предрассветный сумрак рассеивался. Тяжёлые чёрные тучи закрывали небо, стремясь к острым вершинам устланных тьмой гор, у подножия которых огонь Хорохая хранил Новый Каганат. Старики, женщины и дети прятались в погреба и подземные убежища, в то время как воины отправлялись к полыхающей огнём границе.
Ясна, стараясь не плакать, держала за руку мать и покорно ступала рядом по грязной улице тёмного Долемира – осенняя слякоть хлюпала под ногами, и холодный ветер срывал с хилых деревцев листья. Вместе с ними шли и Гоенег с Белозёром, и Яра с Любозаром, который был тих. Слуги следом несли вещи; мощные витязи вели людей к Свагобору, чей небесного цвета купол казался слишком ярким на фоне печального Долемира и чёрного неба.
Армия Нового Каганата построилась перед хранящим границы огнём Хорохая, который должен будет расступиться, дабы пропустить войска, и тут же сомкнуться за ними, не позволив пройти навьям. Позади были Утлуг[15], Хизр[16] и весь Новый Каганат.
Хороксай Чакре, восседающий рядом с князьями и ханами во главе войска, закрыл глаза и Птицей Духа вознёсся над огнём – полетел над несметным воинством недремлющих навий, простирающимся по ту сторону Хорохая. Серебряный Ястреб летел сквозь чёрный туман, висевший над уродливыми мертвецами, что пытались ухватить Чакре за серебряные крылья. Ястреб взмыл выше, ближе к наливным клубящимся тучам: Чакре так и не смог разглядеть конец войска Тьмы – навьи терялись в далёкой тайге. В тайге, в которой затаилось нечто, – Чакре не успел понять, что за неясную силу он учуял, как боевой рог приказал ему возвратиться.
Хороксай открыл глаза: руки крепко держали поводья лошади.
– Сколько их? – спросил Тевур, восседающий на лошади рядом. Великий хан наотрез отказался оставаться в тылу вместе с великим князем Мухомой Зайцем, который с Мюридом и Бердебекком повелевал малым войском, что держало внутреннюю оборону Нового Каганата. Тевур, как и Адар, Мулак, Ворон, переживший невзгоды Ратко и Яромир, одним из первых вступит в битву.
– Несметно воинство Тьмы, – покачал головой Чакре.
– Живые среди них есть? – нахмурился хан.
– Я не видел, – ответил хороксай. – Если и есть, то в тылу.
– Надо выступать. – Тевур смотрел на ревущее впереди пламя, и его взгляд наливался тьмой.
– Думается мне, идём мы на погибель, – просипел Мулак, стараясь не смотреть на хана.
Тевур хмуро взглянул на военного советника.
– Можешь отправиться к великому князю, – проговорил. – Я знаю, как ты боишься погибнуть от рук Тьмы.
– Я не боюсь, – поджал губы старый лис. – Я предостерегаю вас от поспешных действий.
– Адар? – Тевур повернулся к военачальнику.
– Я тоже полагаю, что опускать огонь нужно только перед живыми, – сказал воин.
– Ворон? – Тевур взглянул на военачальника сварогинов.
– Я считаю, огонь вовсе не нужно опускать. – Ворон посмотрел на хмурого хана. – Лучшая битва та – которой не было. – Станислав, восседающий рядом с Вороном, согласился с ним.
– Яромир? – спросил Тевур мощного седого сварогина, лучшего друга Мухомы и одного из самых надёжных воинов.
– Я согласен с Вороном – надо ждать их первого шага, – пробасил северянин.
«Который может быть ещё более губительным для нас», – подумал Тевур, но вслух не сказал.
– Трубите в рог, – велел Тевур.
Холодный зов боевого рога прокатился по долине, и за войском Тевура вспыхнула стена пламени Хорохая, что отделила основные силы Нового Каганата от войска Мухомы Зайца – внутренней обороны.
– А теперь будем ждать, что явит нам Тьма, – велел великий хан.
Но навьи не нападали – будто не смели нарушить покой Хорохая.
Вдруг неясное предчувствие охватило Чакре льдом: новое Слово Гор – истинное оружие Тьмы. Почему он понял это так поздно? Почему… Не успел хороксай обратиться к хану, как земля содрогнулась так, что лошади, испугавшись, заржали и нарушили строй – люди едва удержали коней.
Стая чёрных птиц с криком пролетела над войском.
– Великий хан! – Мулак указывал на горы, и Тевур, обернувшись, застыл: гряда, дрожа в первых солнечных лучах, сбрасывала с себя камни, что падали с невыносимым грохотом.
Земля сотряслась ещё, и одна из ближайших вершин Рифея, расколовшись надвое, выдохнула чёрный дым.
– Великий Тенгри, – прошептал Тевур.
– Отец Сварог, – Яромир не мог отвести глаз от рушащихся гор, – Яра, сын… – Воину страшно было думать о том, что будет, если горы рухнут – в Новом Каганате не выживет никто. Больше всего Яромиру хотелось оставить строй и помчаться на помощь семье, схватить Яру и Любозара в охапку и мчать как можно дальше… Но стена огня, отделяющая его от Долемира, не пропустит без Слова ксаев.
Фросья вместе с Ясной, Ярой, Любозаром, Белозёром и Гоенегом спустилась в тускло освещённый Сварожичем большой погреб Свагобора: в подземелье царил полумрак, и освещённые синим светом беженцы казались навьями. Ясна невольно всхлипнула, прижимаясь к матери; витязи и слуги так и не покинули княгиню, как бы она ни старалась отправить мужей на войну к Мухоме.
С потолка и стен осыпался песок; Ясна крепче обняла мать, Белозёр обратился к Сварогу, Любомир схватился за Яру, как вдруг землетрясение пошатнуло мир…
Лошадь под Мухомой Зайцем взбеленилась так, что сбросила князя на землю. Но конь не проскакал и сажени, как рухнул оземь от земной дрожи.
Мухома, невзирая на боль в боку, попытался подняться, но у него не получилось: земля тряслась. Князь оглянулся: строй армии был нарушен, люди падали с перепуганных коней; рядом пытался встать хан Мюрид, лошадь которого ускакала тоже. Бердебекка Мухома не видел.
– Тахир кавара (Тьма пришла), – просипел Мюрид на илаче, но Заяц его понял.
И тут земля сотряслась так, что с расколовшейся вершины горы полетели камни, сбивая по дороге другие и превращаясь в смертельный оползень. Чёрный дым, выдыхаемый горами, обращался в сотканных из мрака явившихся из Нижнего Мира птиц, что устремились к войскам.
– Отец Сварог, – выдохнул Заяц, видя, как вдалеке, за ещё одной стеной Хорохая, рушится от землетрясения Долемир. – Фросья, Ясна… родные мои… – князю казалось, что от ужаса его тело покрывается льдом, дыхание перехватило и закружилась голова.
Мухома заставил себя встать. Вокруг царила паника: люди не понимали, что происходит и куда бежать от творящегося безумия.
«Это ловушка, – со слезами на глазах думал Мухома, смотря на то, как расколовшиеся вершины исторгают из себя чёрный дым, из которого вылетают птицы. – Тьма… Тьма окружила нас. Спасения нет. Фросья. Дочка…»
Землетрясение стихло, и целое войско Стражей Неяви летело к живым, неся на своих крыльях холод и смерть.
Мухома побежал в сторону Долемира, но порыв леденящего ветра сбил его с ног, и князь упал.
Когда Мухома, открыв глаза, взглянул на небо, он оцепенел, так и не поднявшись: мир заволокла Тьма. Не ночная тьма, а иная, непроглядная. Чёрные птицы, тянувшие её за собой, тушили ею огонь Хорохая…
– Вставать, великий князь! – проговорили рядом, и Мухома, вздрогнув, обернулся: невесть откуда взявшийся Бердебекк стоял рядом и протягивал ему руку. – Надо строить войска и спасать люди. Без нас они не справятся.
Мухома Заяц, с трудом понимая, что происходит, поднялся, опираясь на сильную руку полноватого хана. Бок отозвался болью, и Заяц чуть не упал вновь.
– Ты ранить? – нахмурился Бердебекк.
– Несильно, – ответил Мухома, думая о том, что сломал рёбра, когда упал с лошади.
– Мы должны их спасать, – хан указал рукой на разрозненных и сбитых паникой людей, что некогда были войском. – Мы должны детей защищать, насмерть стоять, а не помирать от страх.
Мухома еле кивнул.
– Мы собрать войско и окружить Хизр и со стороны гор тоже, – говорил Бердебекк, и Мухома кивал ему. Война – не великие соборы и не торговля, и в ней Заяц был слаб. Да и меча, чего таить, Мухома никогда должным образом не держал, полагая, что острого ума для жизни более чем достаточно.
Заяц, пытаясь совладать с собой, шёл за Бердебекком, который, остановившись у какого-то обезумевшего от ужаса колосая, отвесил воину хорошую оплеуху и что-то прокричал на илаче, отчего витязь тут же собрался, отстегнул от поясной сумки рог и протрубил в него.
– Тьма пришла, – просипел, поднимаясь, ловчий ксай Тохагу и поковылял к хану Бердебекку, Мухоме Зайцу и подошедшему к ним Мюриду, подле которых, невзирая на дрожь земли, строились воины.
– Тьма пришла, – прошептал Станислав, поднимаясь, – и его сбросила лошадь.
Вокруг царила сумятица: во тьме затихал огонь Хорохая, ржали взбесившиеся кони, паниковали люди – волхв не понимал, что происходит, пока звук далёкого горна не привёл его в чувство. Горн протрубил ещё, на этот раз близко – Станислав встал и оглянулся: великий хан Тевур призывал людей восстановить строй. Станислав видел, как над войском летели серебристые Птицы Духа ксаев и чёрные мощные птицы, за которыми следовали мрак и холод, усмирявшие стену огня, и Птицы Духов не могли остановить птиц Неяви.