Тевур понял, что ни его сил, ни сил ксаев не хватит одолеть Тьму… Но великий хан не собирался сдаваться – он, усмирив одного из коней, хотел оседлать его, как вдруг нестерпимый визг оглушил хана, и Тевур невольно зажал руками уши. Резкий толчок в спину заставил хана оглянуться: подоспевший Яромир что-то пытался сказать, но Тевур не слышал. Тогда сварогин развернул хана к огненной границе, и Тевуру показалось, будто он потерял разум: из почти потухшего пламени выходили мертвецы, и огонь Хорохая не причинял им вреда.
– Мама? – тихо позвали рядом, и Фросья открыла глаза: Ясна, продолжая держать её за руку, плакала, лёжа на полу рядом. Земля тряслась, и с потолка сыпался песок; дочь была рядом, ее глаза испуганно блестели – больше в холодной тьме ничего нельзя было разглядеть. Княгиня отогнала внезапно налетевший страх: сырой мрак подвала заполняли стоны и всхлипы.
– Не бойся, всё хорошо, – шептала Фросья, поднимаясь и помогая встать Ясне. Земля больше не тряслась.
Фрося оглянулась и замерла: часть потолка обрушилась, погребя заживо многих людей; витязи, что по приказу Мухомы охраняли княгиню с дочерью, были мертвы. Ясна, увидев в синем свете Сварожича изувеченный труп, взвизгнула и заплакала.
– Не смотри, не смотри, родная! – Фросья прижала дочку к себе.
Княгиня с облегчением увидела, что ни Яра с Любозаром, ни Гоенег с Белозёром не пострадали: старики приходили в себя, Любозар помогал встать перепуганной матери.
– Наверное, надо уходить… – растерянно прошептала Яра, поднявшись. Она крепко прижала к себе сына.
– Подожди, кажется, всё стихло, – ответил ей Гоенег, прислушиваясь.
– Пока мы будем ждать, нас может насмерть завалить! – возмутилась Яра.
Фросья оглянулась: в убежище царила сумятица. Люди, что, как и Яра, боялись быть погребёнными заживо, толпились у выхода, другие пытались их остановить; кто-то от испуга плакал, кого-то страшили мертвецы – не дай Сварог оживут ещё. Фросье показалось, ещё чуть и начнётся драка, а такого она допустить не может.
«Я, в конце концов, великая княгиня!» – опомнилась она и громко проговорила:
– Как вы смеете гневить Богов таким неуважением друг к другу? – В погребе воцарилась тишина, и Фросья почувствовала себя неловко под устремлёнными на неё взглядами. Но княгиня взяла себя в руки и продолжила речь: – Опомнитесь! – Гневалась, борясь со страхом, Фросья, и люди внимали ей. – Сейчас земля успокоилась! – княгиня обвела взглядом собравшихся, задержавшись на Яре и кивнув согласному Гоенегу. – Кто знает, что нынче наверху и какие Моровы силы к нам пожаловали! Здесь – опасно, но наверху – куда опаснее! – говорила Фросья, и многие кивали, соглашаюсь с её словами. Однако некоторые смотрели на Фросью с недоверием. – Если хотите покинуть убежище – уходите! – продолжила княгиня. – Только выходите по очереди!
Сказав это, Фросья устало села на один из обвалившихся камней и, посадив рядом с собой плачущую от испуга Ясну, обняла её.
Яра с сыном и Белозёр с Гоенегом опустились рядом, стараясь не смотреть на изувеченных и мёртвых.
– Что же мы будем делать? – Яра вопросительно посмотрела на Фросью.
– Ждать, – пожала плечами Фросья.
Княгиня устало взглянула на покидающих подземелье людей и тех, кто остался, вняв её словам. Что же с Мухомой, мать Свагора?
Войско Драгослава миновало Ровновольск, следуя за навьями по Вольской долине к холмам Стрибога, за которыми вздымался огонь Хорохая, храня Новый Каганат. Чёрные птицы летели со стороны Рифея, неся на крыльях мрак, что застилал Явь и усмирял огонь Хоро, делая его нестрашным для мертвецов. Живых же хранило Слово Бессмертного, которое позволило его войску не пасть, когда горы изрыгнули тьму и открыли Врата в Неявь.
Драгослав чувствовал блуждающий в сердцах детей Сварога страх – стражниц Неяви, несущих по его приказу первозданный мрак, страшился даже Лютослав, что скакал на лошади рядом. Бессмертный усмехнулся, вспомнив своё бытие человеком – как же он был слаб и как всего боялся!
Драгослав, не останавливая коня, закрыл глаза, уносясь духом в Новый Каганат. Бессмертный видел, как оползни снесли на своём пути редкие хутора и безлюдные деревни, застыв недалеко от покинутого Степнограда и Долемира, едва устоявшего от земной дрожи. Видел, как хороксаи отчаянно воспевали свой огонь и пытались вновь собрать войска; видел, как навьи прошли сквозь пламя Хорохая и как люди гибли под натиском мертвецов.
– Правителей в живых оставить! – повелел Бессмертный навьям, и его внутреннему взору предстал костяной меч умертвия, что замер в пальце от шеи придавленного к земле великого хана Тевура. Драгослав улыбнулся – ханов и князей он убьёт сам, он не может лишить себя такого удовольствия – только царь вправе покорить царя.
Кощей открыл глаза: догорающий огонь Хорохая, сквозь который шли мёртвые, был совсем близко.
Кощей повелел Лютославу трубить в рог, и войско, внимая протяжному зову, что разлился по холодному воздуху вместе с кощеевым Словом, медленно останавливалось в тылу полчища мертвецов, продолжающих ступать в меркнущий огонь. Кощей чувствовал страх, наполнявший души людей, но чувствовал он и то, что этот страх станет силой – стоит только детям Сварога увидеть то, как мёртвые будут оживлены его Словом; когда же они покорят Новый Каганат без потерь, воины будут преданы ему до последнего вздоха.
Кощей знал, что войско Нового Каганата уже пало. Пало для того, чтобы пополнить ряды его бессмертной армии.
– Вам не нужно страшится того, что вы видите! – Слово Драгослава разлилось над его войском. – Ибо вы видите нашу общую победу! Победу не только над Новым Каганатом – мы покорим весь Свет! Мы покорим даже смерть!
Драгослав умолк – над армией царила тишина – люди не спешили радоваться, слова царя пугали их. Бессмертный закрыл глаза, обращаясь ко Тьме, наполнявшей его, и ледяное Слово, дарованное Мором, вырвалось из груди и кончиков пальцев Кощея, и чёрной паутиной понеслось к пламени, хранившему Новый Каганат.
Навьи, ощутив Слово Мора, подхватили его истошным воем, от которого у живых перехватило дух – оглушающий визг сковывал льдом и мешал дышать. Порыв студёного ветра Неяви, прорвавшегося из небытия, слившись со Словом Мора, пал на огонь Хорохая, полностью придавив пламя к земле.
Мертвецы взвыли вновь и ещё яростнее ринулись в атаку.
Ворон не понял, что произошло: землетрясение разлилось по миру тьмой, из которой явились полчища мертвецов. С трудом поднявшись после того, как его сбросила обезумевшая лошадь, он едва успел выхватить меч, как из меркнущего огня явились обезображенные навьи с пустыми глазами, гнилой кожей и торчащими костями.
Ворон, поборов ужас, крепче взялся за меч, но мертвецов было слишком много: сварогин отбивал атаки до тех пор, пока немыслимая боль многочисленных ран не повлекла его во тьму, засиявшую ослепительным светом. Станислав, сражающийся рядом, хотел помочь павшему воеводе, но не смог: умертвий было слишком много, и даже ворожба была бессильна перед натиском тьмы.
Мир померк во всепоглощающем холоде, острая боль мешала дышать. Тевур с трудом открыл глаза: хан едва разумел, что происходит. Его держали цепкие лапы – когти мертвецов впивались в тело сквозь одежды; смрадные тени мёртвых закрывали налитое мраком небо. Великий хан попробовал пошевелиться, но Тьма только сильнее придавила его. Сквозь муку смотрел Тевур на то, как меркнут последние искры Хорохая… Будто сквозь толщу воды виделись неясные тени – мертвецы наступали, и люди уже не сопротивлялись им… Вдруг пламя всколыхнулось, ледяной порыв ветра оглушил истошным воем, и волна чёрного мрака с треском опустилась на священный огонь. Языки огня отчаянно стремились порвать чёрную паутину Слов, но пламени не хватало сил – Слова ксаев стихали, а новые так и не были спеты – мёртвые пленили живых.
«Я иду к тебе, брат…» – думал Тевур, закрывая глаза. Сопротивляться было бессмысленно.
Битва Тьме проиграна.
Глава 34. Выбор смертного
Ослепительный свет померк, и взметнувшиеся до небес нити ворожбы открыли взору Веслава медных, серебряных и золотых воинов, что построились напротив него и его полчищ Тьмы.
Низкое небо давило тяжестью, налитыми облаками укрывало мощный Черноград, вздымающийся скалой позади воинств.
– Что ты наделал? – прошептала Меднослава, восседающая на коне перед медными людьми. Серебряным войском повелевала Сребролика, золотым – Златомира.
Веслав чувствовал укор и разочарование Меднославы и против воли вспомнил их день у озера, отчего князю сделалось ещё хуже. Меднослава помогала ему из любви, а он предал её – не открыл, как обещал, царства подле Древа. Он Словом Мора, которому никто не мог противиться, велел ей и её сёстрам явиться в боевом обличье. Чувствовал Веслав и гнев Сребролики, и печаль Златомиры… Он хотел обратиться к ним ворожбой, как вдруг ощутил ледяное Слово Чернобога, что болью пронзило грудь. В глазах потемнело, мир померк, и Веслав услышал потрясающий землю рокот:
– Какой подарок ты преподнёс мне – беглые души! – рокотал Мор. – Обрати их во Тьму, и я награжу тебя… Верну твою ненаглядную Василису живую и полную сил, а предательство своё и Меднославу забудешь.
Голос Мора затих, и Веслав открыл глаза: сияющие войска построились напротив сил Тьмы, он – посередине. Неведомым внутренним взором Веслав видел, как замерли, ожидая его приказа, палачи – твари держали под руки Веля, Любомира и Светозара. Дрозд кружил над детьми Сварога, едва понимая происходящее.
Если князь внемлет Мору, то соберёт несметное войско, которое одержит вверх даже над Драгославом… Василиса никогда не узнает о том, что он предал её, и будет править с ним вечно.
На мгновение Веславу привиделось, как Мор позволяет ему и его воинами покинуть Неявь, дабы сразиться с Кощеем – победа Веслава приносит долгожданный мир во всём Свете. Веслав увидел себя властелином всего Света, в котором не было больше бед, и любимую царицу рядом. Стоит только Словом повелеть тварям напасть и поработить новоприбывшие души, как явленное воплотится в жизнь. Веслав начал произносить Слово, твари Мора оживились, почувствовав Силу, как вдруг порыв резкого ветра шепнул князю на ух