ений и устных просьб граждан, касающихся работы советских государственных органов, по вопросам помилования и т. д.»{1050} Как видим, ключевых политических вопросов здесь нет.
Правда, Ворошилов сразу же заявил: «Характеристика деятельности Верховного Совета СССР и его Президиума была бы неполной, если бы я не коснулся хотя бы вкратце вопросов внешней политики Советского государства»{1051}. Однако едва ли избиратели были столь наивны, чтобы искренне полагать, будто бы Верховный Совет был органом, по-настоящему определяющим внешнеполитическую линию. Ворошилов доложил: «Рассматривая внешнеполитические вопросы, Верховный Совет исходил из того, что на парламентах лежит большая ответственность за судьбы мира. Верховный Совет неоднократно выступал в защиту мира и дружественного сотрудничества между народами, выдвигая ясные и конструктивные предложения. Широко известна принятая в феврале 1955 г. Декларация Верховного Совета СССР, содержавшая призыв к народам и парламентам всех государств предпринять действенные шаги для устранения угрозы новой войны и укрепления мира. В прошлом году на юбилейной сессии Верховного Совета было торжественно заявлено от имени правительства и Коммунистической партии, что советский народ никогда не думал и в будущем не помышляет применять какие-либо средства уничтожения, если наша страна не подвергнется нападению со стороны империалистических государств. На состоявшейся в декабре прошлого года сессии Верховный Совет СССР в постановлении по вопросам внешней политики изложил конкретные первоочередные меры в области разоружения, прекращения гонки вооружений, а также запрещения атомного, термоядерного и иного оружия массового истребления людей»{1052}. Все это было (без малейшего намека на иронию) великолепно, но, как известно, все подобные внешнеполитические документы Верховный Совет СССР не принимал, он лишь проводил в советском порядке решения партийного руководства.
По-прежнему важными оставались представительские функции Верховного Совета СССР и его высших должностных лиц: «…по приглашению Президиума Верховного Совета СССР нашу страну за последние три года посетили главы 16 государств. Активно развивались контакты Верховного Совета с парламентами других стран. Делегации Верховного Совета СССР 4-го созыва побывали в 23 странах, а Советский Союз посетили парламентские делегации свыше 30 зарубежных государств»{1053}. Ворошилов, в строгом соответствии со стандартными хрущевскими установками, пояснил: «Значение личных контактов государственных деятелей и взаимного обмена парламентскими делегациями трудно переоценить. Их надо развивать и в будущем. Чем лучше мы будем знать друг друга, тем больше будем уважать взаимные интересы, тем крепче будет мирное дружественное сотрудничество различных стран. Личные контакты помогают быстрее договориться по еще не решенным или спорным вопросам. Такой договоренности по важнейшим международным вопросам давно ждут истинно миролюбивые народы, не желающие признавать войну, кровопролитие и разорение средством урегулирования возникающих разногласий»{1054}.
Финал выступления также лишний раз свидетельствует о «большом» удельном весе Верховного Совета СССР в политической системе: «Народы нашей страны идут на выборы верховного (так в документе, следует – высшего. – С.В.) органа Советского государства тесно сплоченные вокруг своего руководителя и организатора – славной Коммунистической партии. Наша партия пользуется непререкаемым авторитетом в массах. Ее политика, ее практическая деятельность направлены на то, чтобы из года в год улучшались условия жизни рабочих, колхозников, интеллигенции. Деятельность нашей партии является конкретным выражением всегда живого, всегда устремленного вперед, революционного по своему духу марксизма-ленинизма. Все трудящиеся советской Родины единодушно разделяют и поддерживают политику Коммунистической партии. Позвольте, товарищи, выразить уверенность, что предстоящие выборы явятся новой демонстрацией великого единения нашего советского социалистического строя»{1055}.
О механизме «взаимодействия» Верховного Совета СССР и Совета министров СССР под руководством ЦК КПСС написано столь же откровенно: «Верховный Совет СССР неуклонно следовал указаниям партии об укреплении мира и международной безопасности, настойчиво направлял деятельность всех депутатов и всего народа на дальнейшее повышение экономической и оборонной мощи Советского государства. В тот период Верховный Совет СССР трижды заслушивал доклады советского правительства по вопросам международного положения и внешней политики СССР – 5 августа 1955 г., 21 декабря 1957 г. и 31 октября 1959 г. – и выносил по ним соответствующие постановления, полностью одобрявшие внешнюю политику СССР»{1056}.
Однако это вовсе не означает, что председатель Президиума Верховного Совета СССР был готов ограничиваться исполнением представительских функцией. Все еще находясь в расцвете сил, К. Е. Ворошилов в качестве главы Страны Советов едва не добился применения на практике буквы Конституции СССР 1936 г. в отношении законодательных «прав» союзных и автономных республик. Как указал в своих воспоминаниях А. И. Микоян, в Конституции, по инициативе то ли Прокурора СССР А. Я. Вышинского, то ли самого И. В. Сталина (в любом «…случае без желания Сталина это сделать было невозможно»{1057}), появился пункт, в соответствии с которым союзные «… республики лишались права иметь свои кодексы законов и должны были пользоваться единым кодексом союзных законов. Это было большим ущемлением суверенных прав республик и совершенно неразумным делом. К счастью, последнее решение осталось только на бумаге, потому что события и репрессии 1937–1938 гг., война и послевоенные события не позволили принять Всесоюзный кодекс законов. Поэтому фактически продолжали действовать старые кодексы. Зачем, скажем, какого-то узбека или грузина нужно было судить по закону союзному, а не именем закона своей республики? Ведь ошибки судов и недостатки самих законов народы республик приписывали союзному правительству. […] Поскольку эта статья в Конституции после смерти Сталина оставалась в силе, Ворошилов, будучи Председателем Президиума Верховного Совета СССР, во исполнение этой статьи подготовил союзный Уголовный кодекс и внес его на рассмотрение Президиума ЦК КПСС с тем, чтобы затем, утвердив его в Верховном Совете, принять Всесоюзный кодекс и фактически отменить существовавшие кодексы республик. Тогда мне удалось, опираясь на поддержку Хрущева и Булганина, добиться отмены этой статьи Конституции и принятия другого пункта, согласно которому Верховный Совет СССР устанавливает только основу законодательства, а кодексы принимаются союзными республиками. Это позволяло кроме сохранения суверенных прав народов республик в этой области учитывать и их специфические особенности»{1058}.
Со временем облик руководителя Страны Советов менялся: возраст давал о себе знать.
Патриарх советской дипломатии А. А. Громыко, как видно, не успевший рассмотреть К. Е. Ворошилова в то время, когда он находился во всем блеске своего великолепия, рассказал в воспоминаниях: «В течение 1953–1960 гг. [Ворошилов] был Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Его пребывание на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР [стало] следствием политической инерции и своеобразным отсветом искусственно созданной в прошлом славы. Свежестью, тем более новизной мысли и на этом посту он не отличался (ближе к 1960-м гг. – С.В.). Более того, он проявлял иногда непонятную мелочность, вызывавшую удивление даже у его благожелателей (мелочным поведение Ворошилова казалось только тем, кто попал в руководящее ядро большевистской партии как минимум в период расцвета “культа личности”. – С.В.). Однажды на моих глазах состоялось его столкновение с Н. С. Хрущевым. Он заявил: “Я недоволен тем порядком, который заведен в нашей печати. Она излагает свои взгляды на явления и факты необъективно, приписывая все положительное только Хрущеву”. Это резкое заявление в отношении первого секретаря ЦК КПСС, с моей точки зрения, являлось натянутым. Правда, стоит заметить, что к тому времени у самого Хрущева стали проявляться элементы культа собственной личности, хотя партия и народ еще не остыли от впечатлений от его (вообще-то закрытого. – С.В.) доклада [“О культе личности и его последствиях”] на XX съезде КПСС. Ворошилов явно считал, что его “затирают”. В ответ Хрущев со свойственной ему горячностью дал отповедь. И в свою очередь сделал это в не менее резкой манере. В этом “поединке”, конечно (для представителей поколения Громыко. – С.В.), больше резона было в позиции Хрущева. Но Ворошилов так и остался при своем мнении»{1059}. К. Е. Ворошилов слишком хорошо помнил председателя ВЦИК и «председателя ЦК РКП» Я. М. Свердлова (о котором Н. С. Хрущев, не входивший в годы Гражданской войны в большевистскую верхушку, знал исключительно по ироничным сталинским ремаркам полумемуарного характера), чтобы смириться с тем, что он как глава Страны Советов должен быть рядовым «спутником» первого секретаря-«солнца».
Заместитель заведующего МИД СССР В. М. Суходрев, имевший удовольствие переводить К. Е. Ворошилова, написал о нем в своих воспоминаниях: главой государства «…у нас тогда был Председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ефремович Ворошилов – легендарный полководец времен Гражданской войны, “первый маршал”, как его называли накануне Великой Отечественной. Ну а к периоду, о котором идет речь, это был глубокий старец, немощный умом и телом»