авился на Крамма. Тот неопределенно пожал плечами. Никаких вопросов или команд больше не следовало. Женщина курила, развалившись на подушке, стряхивая пепел в маленькую перламутровую пепельницу. Шпатц переступил ногами. Кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Честно говоря, я ничего больше про вас знать не хочу, — равнодушно сказала женщина. — Да пусть вас хоть на куски порежут в трущобах, мне все равно.
— Тогда зачем мы здесь? — повторил сбитый с толку Крамм.
Женщина опять ничего не ответила. Лицо ее снова стало безмятежным. Шпатц пересек гостиную и опустился на большую бархатную подушку. Неясно, в какие игры она играет. Может быть, она даже не станет их задерживать, если они попытаются уйти. Но теперь ему стало любопытно. Получается, что она несколько часов кружила вокруг лабиринта контейнеров на своем мобиле, чтобы дождаться, когда они выйдут. А если бы они до утра задержались? Или, например, их бы там зарезали, как собирались, и сбросили в черные воды залива? Она как-то навела про них справки, но ничего больше не спрашивает. Тогда зачем? Есть кто-то еще, кого она ждет?
— С нами хотел поговорить ваш отец? — спросил наконец Шпатц.
— Технически, он не мой отец, — ответила фрау Гогенцоллен. — Он отец моего мужа. Муж погиб три года назад, а Гец так и остался отцом по привычке.
— Гец пакт Гогенцоллен? — Крамм тоже устроился на подушке. — Глава городского совета?
— Это временно, — женщина с силой вдавила недокуренную сигарету в пепельницу.
Замок входной двери дважды щелкнул. В прихожей раздались шаги. Кто-то снимал плащ, потом не с первого раза смог повесить его на вешалку. Стук упавшего ботинка. Жалобно скрипнула дверца шкафа, словно на нее навалились всем телом. Стукнул второй ботинок. Потом пришедший фальшиво замурлыкал мотивчик, в котором, впрочем, все равно можно было опознать не очень приличную песенку про афедрон невинной Марлетты.
— Бен? — мужчина замер на пороге гостиной. — Я думал, ты уже давно спишь... А это...
Он переводил взгляд слегка покрасневших глаз то на Крамма, то на Шпатца, и в них медленно появлялась искра понимания. На его впалых щеках появился румянец, он стал торопливо стягивать с шеи фиолетовое перьевое боа.
— О... Я... Прошу прощения за мой внешний вид, — создалось ощущение, что он хотел прикрыться самим собой от самого себя. Он был одет в ярко-зеленый с золотой нитью костюм, карманы и лацканы длиннополого пиджака были оторочены леопардовым мехом. Серьга в правом ухе поблескивала внушительным бриллиантом. Седеющие волосы зачесаны назад и густо посыпаны блестками.
— Герр пакт Гогенцоллен? — вежливо спросил Шпатц, неловко поднимаясь с подушки.
— Бен! — хозяин дома уставился на фрау пакт Гогенцоллен сверкнувшими глазами. — Где твое гостеприимство? Ты не предложила гостям даже чаю и сладостей... Или может быть, вы хотите выпить? — он икнул и смутился. — Шерри? Игристое? Гранатовое вино? Бен! Быстро накрой на стол! Проклятье!
Женщина смотрела на него, не двигаясь с места. Гогенцоллен махнул рукой, все еще сжимавшей конец фиолетового боа.
— Прошу прощения, — сказал он почти нормальным тоном. — Я вернусь через несколько минут. Только пожалуйста не уходите!
Мужчина торопливой, но не очень твердой походкой вернулся в прихожую, потом его шаги застучали по лестнице. Зашумела вода.
— А я бы, кстати, выпил игристого... — задумчиво проговорил Крамм.
— Я правильно понимаю, что это тот самый Гогенцоллен? — Шпатц почувствовал, как на его губах помимо воли появляется улыбка. Воображение живо подсказало ему выражение лица сурового Хагана штамм Фогельзанга, когда вместо приличного пансиона для одаренных юношей он оказался в главном зале притона мужеложцев, разряженных в пух и прах и с накрашенными глазами. Действительно, этого Гогенцоллена было очень легко представить в такой компании.
Бенедикта потянулась за еще одной сигаретой. Она очень старалась сохранять хладнокровное выражение лица, но в глазах ее явственно светилось злорадство.
Через несколько минут хозяин дома появился снова. Теперь он был одет в мягкий серый домашний костюм и войлочные тапки. В руках он держал поднос, на котором стояла бутылка рубиново-красного вина и мозаичная вазочка из цветного стекла, наполненная засахаренными фруктами. Он поставил поднос на низкий столик, убрал с него кальян и отставил в угол. Выкатил стол на середину комнаты и опустился на подушку, скрестив ноги. Провел ладонью по волосам, вздрогнул, когда его пальцы наткнулись на серьгу. Вынул ее из уха и смущенно спрятал в карман.
— Я еще раз прошу прощения, — сказал он. — Мы с друзьями устраивали маскарад, не подумайте ничего плохого... Вина? Герр штамм Фогельзанг? И да, прошу прощения за Бен. У нее такая работа, что на любезность просто не остается сил. Верно, Бен?
— Ничего, мы не в обиде, — Крамм придвинулся ближе к столику и взял в руки высокий бокал, поблескиващюий по ободку разноцветными стеклышками. — Это же из Угель-Гулеля? Изумительная работа, никогда раньше не держал их в руках!
— Как приятно встретить понимающего человека! — Гогенцоллен взял в руки бутылку, плеснул вина в остальные три бокала. — Кстати, мы же не представлены. Я Гец пакт Гогенцоллен, временно исполняющий обяз... ик... анности главы городского совета.
— Васа Крамм, анвальт герра Шпатца штамм Фогельзанга, — Крамм протянул хозяину свой бокал, чтобы тот наполнил и его тоже.
— Шпатц, да, конечно же! — Гогенцоллен хлопнул себя по лбу ладонью. — Я так неудобно себя чувствовал, потому что не мог вспомнить ваше имя. Вот что значит несоблюдение протоколов! Ваше здоровье!
Хозяин дома первым пригубил глоток вина и немедленно отставил свой бокал на стол. Шпатц красное вино не очень любил, но это было действительно неплохим. Кисловато-сладким, с терпким гранатовым привкусом. Он подумал, что надо будет запомнить эту марку на случай свидания с фройляйн, предпочитающей игристому красное.
— Кстати, герр Крамм, вы обратили внимание, как сменилась цветовая гамма, после того, как бокалы были наполнены? — Гогенцоллен снова взял свой бокал и приподнял его на уровень глаз. — Вот этого камень выглядит красным, когда бокал пуст или наполнен белым вином. Но стоит налить в него красное, он становится почти черным. Или вот этот. Золотистый превращается в густо-изумрудный. Это выглядит как магия, верно?
Шпатц слушал, как Крамм с Гогенцолленом азартно обсуждают секреты стеклодувов из Угель-Гулеля и пытался придумать, как бы уже перевести разговор в деловое русло. Сомнительно, что Гогенцоллен выклевал своей невестке все мозги, чтобы та нашла и привезла к нему дорогих столичных гостей только для того, чтобы напоить их гранатовым вином, пусть даже и замечательно вкусным, и угостить засахаренными фруктами. Шпатц протянул руку и взял из вазочки лимонную дольку.
— Герр штамм Фогельзанг, — наконец хозяин дома оставил бокалы в покое и всем корпусом повернулся в сторону Шпатца. — Вы, должно быть, ломаете голову, зачем я искал с вами встречи, верно?
— У меня есть пара мыслей на этот счет, но вы правы, любопытно, — Шпатц с удовольствием отпил еще глоток вина. — Вы ведь когда-то жили в Билегебене?
— А, то есть вы знаете эту историю... — лицо Гогенцоллена на мгновение помрачнело. — Впрочем, тем лучше. Значит мне не придется краснеть, рассказывая все с самого начала. Кстати, а кем вам приходится... То есть, приходился, герр Хаган?
— Он его дядя, па, — сказала из своего угла Бенедикта. — Я же тебе только вчера показывала все бумаги.
— О... — Гогенцоллен снова взял свой бокал и сделал глоток. — Еще раз прошу прощения. Что-то я сегодня чрезвычайно рассеянный...
Шпатц промолчал, не пытаясь помочь хозяину дома преодолеть неловкость. Но тот уже с собой справился.
— Видите ли, какое дело... — Гогенцоллен приосанился. — Без ложной скромности могу сказать, что я блестящий финансист. Это моими стараниями Кронцланд справился с кризисом пару лет назад, кроме того, здесь в Аренберги... Впрочем, давайте я не буду углубляться в экономические и политические подробности. Я действительно хорош. Вот только та досадная история фактически связала мне руки. Гнев герра Хагана закрыл передо мной практически все официальные посты. И дело, как вы понимаете, совсем даже не в моем карьеризме...
Шпатц слушал, не перебивая и сохраняя на лице заинтересованное выражение. Ему было настолько в новинку оказаться среди людей, к которым приходят просить покровительства, что у него пока не находилось подходящих к случаю слов.
— Что касается того досадного инцидента... — Гогенцоллен нахмурил брови, поперек лба пролегла глубокая морщина. — Никто не пострадал и не погиб. Я считаю, что был достаточно наказан многолетней опалой. А сейчас, когда я мог бы принести пользу своей стране, я вынужден стоять над ухом бестолкового клерка и диктовать ему, что делать. Потому что не имею права подписывать документы сам.
— Разве вы не глава городского совета? — спросил Шпатц.
— Временный, — хозяин дома дернулся, как будто его ударило током. — Все понимают, что лучше меня с этой должностью никто не справится. Я делаю всю фактическую работу, но при этом все вынуждены каждый раз говорить, что я занимаю эту должность, пока не пройдут перевыборы, чтобы наконец избрать достойного кандидата на этот пост. Но никто не будет никого выбирать! Потому что все уяснили, что нет никакого более достойного кандидата. Вы меня понимаете?
— Понимаю, — Шпатц кивнул.
— Когда Бен сказала, что некий Фогельзанг попал в накопитель ее полицайвахты, я понял, что это мой шанс! Герр Шпатц, я просто обязан был с вами встретиться! — Гогенцоллен подался вперед и положил руку на колено Шпатца. — Я уверен, что мы вполне можем помочь друг другу.
— Помочь? — Шпатц вопросительно изогнул бровь.
— Возможно, я не так выразился, — Гогенцоллен облизнул пересохшие губы. — Возможно, я мог бы оказать вам какую-нибудь услугу, в обмен на которую вы бы согласились замолвить за меня словечко перед кайзером? Я ведь правильно понимаю, что герр Хаган нигде не открыл истинную причину моей опалы?