– Ничего ты не виновата. Я… хотела извиниться. Хаясака меня уже давно звал к тебе изо всех сил, а я все время сбегала. Я не знала… что ты скоро умрешь… Прости!.. Прости…
Из глаз Миуры брызнули слезы. У Харуны – тоже. Но она сквозь капли смотрела на меня. Не просто, а скорее негодующе. Неудивительно: она же мне запрещала говорить. Я сложил ладони в жесте извинения.
– Акито-кун мне говорил. Я давно хотела с тобой встретиться. Но тоже трусила. Прости за то, что тебе тогда наговорила.
– Тебе не за что просить прощения. Я тебя ни о чем толком не спросила, а потом и вовсе перестала приходить…
В общем-то, да. Харуна тоже напортачила, но и Миура хороша.
Однако моя подруга покачала головой и всю вину взяла на себя.
– Харуна, это же неправда? Ты же на самом деле не умираешь?
– Умираю… Но раз мы встретились, мне теперь не страшно. Больше не о чем жалеть.
Услышав последнее слово из дрожащих губ Харуны, Миура окончательно разрыдалась, как будто исчез последний стопор, который ее от этого удерживал. Она раз за разом просила прощения.
Пока я мысленно паниковал, расплакалась и Харуна.
– Нет, это все я виновата, не плачь! – всхлипывала она.
– Нет, я! Прости! – вторила ей Миура.
Так они и спорили. Ни одна другой не уступала. И я ломал голову, что мне с ними делать. Переводил взгляд с одной на другую и с удивительным хладнокровием размышлял над следующим шагом.
Вроде бы надо обеих утешить. Но слова не подбирались, так что, пожалуй, воздержусь.
Можно разрыдаться с ними, но тогда все это безобразие выльется в форменный хаос. Нет, спасибо.
А еще есть вариант незаметно ускользнуть из палаты. Вот оно! И пусть себе плачут вволю. Нельзя мешать эмоциональному воссоединению подруг.
Мне так хотелось поскорее сбежать, что я не стал медлить.
– Ну и куда ты собрался, дурак? – окликнула меня Миура, когда я протянул руку к двери.
– Мне кажется, я тут лишний.
– Если тебе скучно, то посиди порисуй, – хлюпая носом, велела Харуна и протянула мне альбом. Интонации у обеих точь-в-точь напоминали детское негодование.
Так что я сидел и наблюдал, как они трогательно воссоединяются, и радовался, как хорошо, что я все это затеял.
Вскоре плач унялся, и зажурчали ручьи общих воспоминаний. Они говорили об учителях и одноклассниках в начальной и средней школе, потом обсуждали все, что с ними случилось за последнее время, и как будто совсем забыли о времени и о том, что я все еще тут.
Когда я окончательно смирился с ролью забытой сумки на багажной полке, Миура все-таки решила, что на сегодня хватит. Ей пора возвращаться и заодно сказать друзьям, что с ней все хорошо.
Подруги обменялись контактами, Миура пообещала, что завтра снова приедет, и с улыбкой попрощалась. Когда проходила мимо меня, тихо поблагодарила.
У меня от долгого сидения разболелась пятая точка, так что я решил немного размять ноги, и Харуна в этот момент вздрогнула.
– Ты чего так неожиданно пошевелился? Я напугалась.
Похоже, обо мне и правда забыли.
– Но спасибо. Что привел Аю-тян. Я думала, мы с ней больше никогда не увидимся, и теперь очень рада.
– И я. Никогда не видел, чтоб ты столько рыдала.
Харуна покраснела как помидор:
– Не издевайся! Но если бы не ты, ничего бы не получилось. Спасибо огромное. Теперь и умереть не жалко! – С этими словами она широко улыбнулась. Но я не хотел их слышать.
– Что ты такое говоришь? Мы же договорились в следующем году вместе посмотреть фейерверки. Запрещаю тебе умирать раньше.
– Ой-ой-ой, а сам-то обещания не держишь. Но так и быть. Постараюсь.
Потом Харуна умолкла и легла. Наверняка долгий разговор ее вымотал. Наверное, и мне пора домой. Я взглянул на часы. До окончания часов посещения оставалось пятнадцать минут.
– Ты столько для меня всего делаешь. А я ничем не могу отплатить. Прости, – слабо извинилась Харуна, не поднимаясь. Сколько раз за сегодняшний день я слышал извинений. Но это эхом разнеслось по сердцу.
– Да не переживай. Ты мне очень помогаешь. С тобой я забываю обо всем неприятном. Так что все в порядке.
– Это о чем, например? – тут же навострила уши Харуна, и я предпочел отмолчаться, а она не стала настаивать.
Тишина затянулась, и когда я поднял на девушку глаза, то обнаружил, что она уснула.
Я тихонько поправил на ней одеяло.
Отчего льются слезы
С тех пор Миура приезжала к Харуне почти каждый день. Когда приходилось выходить на смены – всего на полчасика, а потом убегала на работу. Подруги в школе от нее отдалились, потому что она перестала проводить с ними время.
Саму Миуру это, похоже, не беспокоило. Говорила, что с ними потом еще в любой момент нагуляется, а пока что она хотела побыть с Харуной.
Притом у меня сложилось впечатление, что это не отговорка, а на полном серьезе. Она наверстывала все то время, что они потеряли.
Разумеется, и я не отставал. Из школы мы часто ездили вместе, поэтому про нас стали поговаривать, будто мы встречаемся.
Эри с Сётой я объяснил, что хожу к девушке, с которой подружился в больнице.
Мы с Миурой не ленились приезжать даже в дождь и ненастье. Каждый раз, когда цветы увядали, покупали свежие герберы. Когда я впервые привел в магазин приятельницу, продавщица даже удивилась. Сделала ей комплимент: мол, красивая, как цветок.
Спросила у меня, не моя ли это девушка, но я отрезал: подруга той подруги, что лежит в больнице.
С новым человеком в палате Харуны стало заметно веселее. С одной стороны, я за нее радовался, с другой – немного тосковал.
Иногда я оставлял подругу на попечение Миуре, а сам стал больше времени проводить с Эри и Сётой. Ведь не только Харуне, но и мне тоже осталось не так много времени. Болезнь совершенно не давала о себе знать, но я понимал, что с каждым днем смерть все ближе.
Время от времени родители спрашивали, не передумал ли я насчет операции. Но я каждый раз отказывался. Пара лишних лет жизни – это, по сути, еще пару лет сводить родных с ума от тревоги. Я даже думал, что чем быстрее умру, тем скорее с них свалится бремя, и в этом по-своему проявится моя сыновья любовь. Пожалуй, больше ничем я им отплатить и не мог.
– Акито-кун, мне Ая-тян сказала, что у вас в школе будет фестиваль! – сказала Харуна как-то в середине октября. Это правда: он намечался в последнюю неделю месяца.
– Да, вроде что-то такое говорили. Правда, я не интересовался.
– Ты представляешь, класс Аи-тян ставит спектакль! Я пообещала, что приду посмотреть. Ая-тян сказала, что играет главную роль!
Я об этом уже слышал от Сёты, который учился с Миурой в одном классе. Точнее, слышал про то, что они ставят «Белоснежку», а вот что принцессу сыграет Миура, я и не знал. Что ж, роль вполне по ней.
– Пообещала она. Тебе разве можно наружу? Может, лучше не перенапрягаться?
– Нормально! В последнее время я вроде держусь, и маму я тоже упросила, так что, думаю, отпустят! – прощебетала Харуна. Мы с ней сегодня в кои-то веки сидели вдвоем, потому что Миура осталась в школе репетировать.
– Акито-кун, а что делает ваш класс?
– Сейчас скажу. Мм… Точно. Бананы в шоколаде. Мы готовим бананы в шоколаде на продажу, – припомнил я. Меня обсуждение не волновало, так что я сидел рисовал и слушал вполуха. Рисунок я вспомнил быстрее, чем результаты голосования.
– Бананы в шоколаде! Класс! Обязательно зайду к вам попробовать, а ты мне приготовишь! – Глаза у Харуны заблестели, как у Белоснежки, влюбленной в принца. Она просто-таки сгорала от нетерпения.
Я встревожился, точно ли все получится. Ведь ей осталось так мало. Но мне не хотелось об этом думать, и я просто улыбнулся:
– Буду ждать!
Миура и дальше урывала свободные от работы и репетиций минутки, чтобы навестить Харуну. Я не забывал про Эри с Сётой, но и Харуну навещал исправно.
Искренне обрадовался, что наш класс решил делать бананы в шоколаде. В отличие от других ребят, которые придумали устроить комнату страха или вот, например, спектакль, мы почти не тратили времени на подготовку. Главное – закупить ингредиенты и запомнить рецепт, а дальше до самого фестиваля – свободное время. Я впервые обрадовался, что оказался именно в этом классе.
За два дня до фестиваля мы с Харуной впервые за долгое время поднялись на крышу и наслаждались компанией друг друга. Миуре пришлось остаться на финальные прогоны.
– Харуна, не мерзнешь? Хочешь, возьми пиджак.
– Нет, спасибо. А то еще сам простынешь.
– Ну и ладно.
– Ничего не ладно! – воскликнула Харуна, присаживаясь на лавочку. Прищурилась на заходящее солнце. Она казалась такой грустной, но такой прекрасной. – Мы с тобой как будто на свидании.
– Угу. Только пижаму бы переодеть, – рассмеялся я, и Харуна весело согласилась:
– Пожалуй.
Сколько раз меня уже исцеляла ее улыбка?
– Завтра будет дождь, – вдруг слетело с губ Харуны.
По рыжему небу расползались стада пушистых облачков.
– Я вроде слышал, обещали похолодание.
– Да? Значит, последний раз в этом году выхожу на крышу. А в следующем году… Впрочем, какое «в следующем году»?.. – с унынием поправилась Харуна.
Я не нашелся что сказать. Мы еще помолчали, а потом девушка медленно спросила:
– Акито-кун, помнишь, ты меня как-то спросил, о чем я жалею?
– Да, было такое. Хорошее воспоминание.
– Я тогда сказала, что ни о чем, но на самом деле кое-что есть. Хотя, наверное, уже поздно. – Она горько над собой посмеялась.
– Что же?
– Я бы хотела хоть раз, хоть разик счастливой любви. Влюбиться самой, и чтобы в меня влюбились, и я бы сделала этого человека счастливым, и мы бы вместе создали кучу счастливых воспоминаний.
– Понятно, – только и ответил я, потупившись. Не знал, что сказать. Ничего не шло на ум. Почему она завела этот разговор? Видимо, расчувствовалась от грустного осеннего заката.