— Нужно иногда устраивать себе разрядку, — говорю я, присаживаясь к Новицкой. — Я не сторонник алкоголя, но иногда он действительно необходим для перезагрузки.
— Больная голова входит в эту твою перезагрузку? — спрашивает она.
— Входит в обязательную программу пребывания.
— В Геленджике?
— В этой жизни, Ириш.
Она хмыкает и размешивает сахар в чае.
— Сам-то ты не особо пьёшь, насколько я вижу.
— Поэтому и расслабиться не могу.
— А Анатолий где? Он, похоже, расслабился по максимуму, теперь проблема будет напрячься. Где подчинённый твой? С иностранной шпионкой сношается?
— Ира! Да что с тобой⁈ Может, тебе опохмелиться надо?
— Может, — качает она головой, рассыпая соломенные волосы. — Только… Как мне опохмелиться от моей жизни?
— Что за пессимизм, Ириш? Жизнь твоя полна трудового подвига и неистовой самоотдачи.
— О-о-о… — выдыхает она. — Заманали уже все эти пышные, ничего не значащие фразы.
— Кажется, у тебя на почве похмелья начинается экзистенциальный кризис.
— Это что за дрянь такая? — безо всякого интереса спрашивает она.
— Это начало осознания жизни, как смертельной болезни, передающейся половым путём.
— Чего?
Кажется, я всё-таки помогаю ей встрепенуться.
— Это название фильма польского режиссёра Занусси.
Плевать, что он его снимет ещё почти через двадцать лет.
— Ну ты и завернул, Егор.
— Знаешь, чего тебе нужно? — спрашиваю я.
— Знаю, — зло отвечает она. — Это все знают. Только у меня эта сраная работа всю жизнь была на первом месте. А всех парней я сбросила со скалы, как Клеопатра. И вот какая ирония… А сопляка желторотого не сбросила.
— И это правильно. Хорошо, что не сбросила. Вместе мы сила, сама видишь.
— Да нахера мне эта сила, — качает она головой, — когда в остатке сплошное бессилие.
— Ничего, Ириш, ты сейчас поешь хорошенько, чаю горячего побольше выпей, протеинами закинься.
— А?
— Яичницу съешь, котлету, сыр и колбасу. А потом поспи часик, и будет тебе счастье.
— Советчик, — хмыкает она. — Отстань. Где, скажи лучше, этот ловелас Анатоль?
— Решил обойтись без завтрака, судя по всему, — усмехаюсь я. — Питается нематериальными субстанциями.
— Что же, можно только позавидовать. Ладно, пойду я выполнять твои советы. Вздремнуть то есть. А котлеты ты сам ешь.
Она встаёт и, чуть покачиваясь, идёт в сторону выхода. Я тоже встаю и выхожу следом, но двигаю не к ней, а к Толику.
Тук-тук, кто там, это мышка-норушка да лягушка-квакушка, пустите меня к себе жить. Дверь приоткрывается и из неё выглядывает взлохмаченная голова. Глаза красные, невыспавшиеся.
— Скажи Еве, — говорю я, — что через полчаса мы выезжаем к Белле. В трест ресторанов.
С Беллой мы встречаемся по одному. Сначала заходит Ева, а мы с парнями сидим в приёмной. Тут, надо сказать, оживлённо и наше появление убавляет оптимизма у посетителей, потому что нас много и выясняется, что мы записаны на приём сверх очереди. Ну, что поделать, дорогие товарищи. Нам ещё в аэропорт ехать, лететь в столицу.
Секретарша надменно печатает на большой пишущей машинке, ежеминутно отвечает на телефонные звонки и поглядывает на ожидающих с холодным превосходством. Выглядит всё обыденно, контора, как контора, ничего необычного.
В кабинете у Беллы тоже всё стандартно и даже средне и висят портреты не Гаргантюа и Пантагрюэля, а Медунова и Брежнева. Они, конечно, тоже любят хорошо закусить, но всё-таки не чрезмерно.
— Поговорили? — спрашиваю я.
Белла выглядит немного озадаченно.
— Да, — кивает она. — Поговорили.
— О чём речь? О камнях?
Она наклоняет голову и не спешит с ответом.
— Ну, я собственно об этом всё тебе сказал вчера. Пока будь осторожна, а потом будет видно.
— Угу, — соглашается она. — Ну что, уезжаете, значит?
— Уезжаем, хоть и не хочется. Хорошо у вас, за исключением наличия различных мутных личностей, типа Лимончика того же.
— Куда ж без них-то? — усмехается Белла. — Кофе будешь? У меня печенье шикарное французское.
— Спасибо, но я только что позавтракал. Вот что хочу сказать, вернее, попросить. Я планирую свою семью перетащить сюда, в Геленджик или в Сочи. Мне нужно пристроить близких своих. Учитывая, что я планирую с тобой организовать тесное сотрудничество и охранять от возможных напастей, обращаюсь с этим делом не к Медунову и не к кому другому, а прямо к тебе.
Она щурится, и ничего не говорит. Что ещё за напасти, вероятно думает она. Ну, как что? Арест с последующим расстрелом достаточно серьёзная штука, чтобы называться этим словом?
Я сообщаю ей, что мне нужно, включая жилищные запросы. Аппетиты у меня немаленькие. Она только бровью поводит, но не возражает, да и вообще никак не комментирует мои требования. Только кивает.
— А ты сам не планируешь здесь обосноваться? — спрашивает она.
— На постоянной основе пока нет. Может, когда на пенсию соберусь.
Мы смеёмся. До пенсии-то ещё дожить надо.
— Ладно, наконец, — подводит она итог. — А по работе, что ты думаешь делать?
— В ближайшее время подобью все планы по новым проектам и сразу приеду к тебе на совещание.
— Ну… ладно, хорошо, — кивает Белла. — То есть пока мы с тобой договорились, что можем что-то попробовать, да?
— Точно, договор намерений в устной форме.
— Понятно, — спокойно, безо всякого восторга говорит она. — Но главная проблема, которая существует… ты вроде её понимаешь… не в том, как и где заработать. Вопрос в том, что дальше…
— И на этот вопрос, я как раз смогу дать исчерпывающие ответы. Возможно, исчерпывающими они станут не сразу, но станут. Пока пусть это останется между нами, хорошо?
— Хорошо, — пожимает она плечами. — Договорились.
В гостинице меня поджидает Джемо.
— Бро, — смеётся он, — ты походу здесь уже хозяином себя чувствуешь. Местных шугаешь, Рубику на спине отметку сделал. Братва ждёт, не дождётся, когда же ты уже в права вступишь.
— Блин, да они вообще беспредельщики тут у вас.
— Ну да, в силе пацаны. Что хотят, то и творят. Но ты их умыл вчера конкретно.
— Да это не я, вообще-то. Два ковбоя вписались за девичью честь. Прохожие.
— Я не знаю про ковбоев, — хмыкает Джемал, — они приехали и уехали. А вот тебе, если хочешь здесь подзадержаться, поляну расчищать придётся. После таких-то заявочек. Въезжаешь?
— Ну, значит расчистим, что говорить. Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути.
— Ну ладно, — кивает он. — Главное, чтобы ты не съехал потом. А то кипиш конкретный назревает. Ну, и поосторожней, а то Назар зуб на тебя точит.
— Обиделся что ли? — усмехаюсь я.
— Ты это, при посторонних так не скажи, — смеётся он. — А то будет ещё один повод для мести.
— А ты знаешь, что он думает, будто Зураба и Пермяка я унасекомил? — поднимаю я бровь.
— Ну, а какая разница? — зубоскалит он. — Двумя харями больше, двумя меньше.
— Так ты смотри, не увеличивай отсчёт тел, а то тоже ко мне прилипнут.
— Не буду, — улыбается он. — Когда начинаем?
— Поговорю завтра с Цветом, может, и сегодня ещё успею и будем уже конкретные вещи какие-то делать. Он схода ждёт, мне кажется.
— Да нахрена его ждать? Похеру сход, надо делом заниматься. Ладно, я тоже приеду послезавтра, наверное. Тогда и побазарим все вместе. Лады?
— Лады.
В Москву прилетаем под вечер. В аэропорту нас встречает Сергеич и водители Новицкой и Скачкова. Анатоля и Еву берётся подвезти Тимурыч, а Яну забирает Ирина.
— Через пару дней машина будет готова, — сообщает первым делом бывалый таксист, когда мы отъезжаем от аэропорта.
Хорошо, что будет. Надо ещё парочку машин организовывать. Машины, спецсвязь, водителей. Всё надо. И хату надо. С Мартиком так и не встретился, уже вон сколько времени прошло, он мог и передумать, или другому кому-то квартиру отдать. Завтра утром первым делом озабочусь этим вопросом. Значит, надо Гале позвонить.
Но Гале я не звоню, потому что сразу, как только приезжаю в гостиницу, мне звонит Де Ниро.
— Приехал, Егор?
— Приехал, Леонид Юрьевич.
— Ну и отлично. Поболтаем?
— Давайте. В казино или в пельменной?
— Лучше у меня. Сможешь подскочить?
— Не вопрос, — соглашаюсь я. — Когда?
— А давай прямо сейчас, не против?
— Нет, не против.
— Ну и отлично, я тогда пропуск сделаю.
С корабля на бал — вечная тема. Нет, чтобы лечь, понежиться, полистать «За рулём», посмотреть ящик и мирно отрубиться, я еду на Лубянку. Так отупею. Книг не читаю, кино не смотрю, в театры не хожу. Культурный фон опускается ниже и ниже. Надо с этим что-то делать.
Захожу в тот же подъезд, что и в прошлый раз и жду. Блин… Дежурный коротко бросает:
— Ожидайте.
Он отворачивается и не обращает на меня внимания. Ему звонят, приносят бумаги, а я всё стою.
— Простите, — решаюсь обратиться минут через пятнадцать. — А на меня пропуск готов или нет? Брагин Егор Андреевич.
Он на меня даже не смотрит. Ну ладно. Жду ещё. Наконец, ещё минут через пять появляется молодой, но чрезвычайно серьёзный лейтенант.
— Брагин! — вызывает меня он. — Пройдёмте.
Он ведёт меня по коридорам, но только совсем не туда, куда я ходил в прошлый раз.
— Товарищ лейтенант, а мы разве не к Злобину идём? — спрашиваю я.
Он не реагирует, молча печатая шаги.
— Сюда, пожалуйста.
Мы спускаемся в подвал и подходим к железной двери. Лейтенант коротко стучит в неё и она практически сразу открывается.
— Брагин, — говорит он другому лейтенанту, похожему на него, как две капли воды.
— Проходите, — не приглашает, а приказывает второй лейтенант.
Я прохожу, разумеется, но понять, что здесь происходит пока не могу. Переступив через порог, оказываюсь в унылой комнате со стенами, выкрашенными масляной краской, столом и двумя стульями, похожей на комнату для допросов.
— Простите, — хмурюсь я. — А что происходит? Я вообще-то к Леониду Юрьевичу Злобину иду.