– Отпусти, примерюсь, – попросил он Глорию, до сих пор затыкающую пулевое отверстие в борту пальцем.
– Спасибо. Палец уже онемел, – она убрала его, и вода снова потекла внутрь.
Матвей приставил деревяшку к отверстию, чтобы получить представление о размере клина.
– Держи, – приказал Матвей девушке снова.
– Ох, – скуксилась она.
– Отдохни, я сама подержу, – сжалилась над сестрой Кейт. – Глория, если ты хочешь есть, открой ту сумку.
Глаза сестры заблестели. Она полезла в сумку и сразу же начала издавать радостные возгласы.
– А я, признаться, думала, что еды у вас с собой не будет. Если вы нечистые, как говорил Брайан, то она вам ни к чему, а если вы люди, как я, то откуда ей у вас взяться. Сами, наверное, не доедаете.
– Так, сестра, бросай эти дурацкие разговоры про чистых и нечистых. Мы на другой территории, где представления Брайана не работают. Я нормальная и Матвей нормальный, и ты теперь будешь нормальной, еды у нас наготовлено впрок, а всё потому, что Матвей не ограничивает себя никакими выдуманными представлениями о мире. И я научилась у него этому.
Глория вынула из сумки рыбный рулет, состоящий из слоёв вяленой рыбы и ферментированных водорослей, туго стянутый верёвкой. Понюхала его, подозрительно посмотрела на сестру, потом на Матвея, с улыбкой взирающего на Глорию. Попыталась откусить, но ей мешала верёвка.
– Его лучше не кусать, чтобы портится не начал. Размотай край верёвки, отрежь себе, сколько надо и снова стяни. – Посоветовал Матвей.
– Ага, ладно, – Глория начала неловко развязывать верёвку. – Странно пахнет, как будто чуть-чуть протухло.
– Мясо вялилось на солнце. Прежде чем оно подсохло, микробы успели в нём немного покормиться. От этого оно стало чуточку мягче, что совсем никак не влияет на мягкость стула.
– Чего? – не поняла Глория, прекратив борьбу с узлами.
– Расстройства не будет, – пояснила Кейт. – Проверено, – она постучала себя по животу.
Наконец Глория победила узел, отмотала верёвку и отрезала себе небольшой кусочек длиной в два пальца. Осторожно надкусила его и принялась жевать, прислушиваясь к сигналам вкусовых рецепторов. Взгляд её из подозрительно-осторожного превращался в удивлённо-восторженный.
– А вкусно, – довольно произнесла она, и забросила в рот оставшийся кусок.
Кейт, умиляясь сестре, взяла за руку Матвея. Её взгляд выражал безмерную благодарность за поступок, ради которого ему пришлось пролить кровь. Матвей улыбнулся и подмигнул Кейт.
– Отпускай, – попросил он.
Кейт убрала палец с отверстия. Матвей воткнул в неё деревянный чопик и забил его рукоятью ножа. Вода из-под него почти не сочилась.
– Сейчас разбухнет и вода совсем остановится, – пообещал он.
Матвей тяжело переставил раненую ногу. Сел поудобнее и снова задрал штанину. Лоскут потемнел от крови. Матвей взял в руки автомат и ребром ладони выбил из-под ствола шомпол. Кейт и Глория смотрели на его действия с полным непониманием.
– Зачем тебе это? – спросила старшая сестра.
– Сейчас увидишь.
Матвей разжёг примитивную жировую лампу и прогрел на ней одну сторону шомпола. Затем размотал повязку на ране.
– Я хочу проверить, как глубоко сидит пуля.
– Этим? – изумилась Кейт.
– А чем ещё? Мы же не в хирургическом отделении районной больницы, – он любил использовать шутки про прошлую жизнь, непонятные тем, кто родился после катастрофы.
Матвей выдохнул и вставил шомпол в рану. Железо уже немного остыло, кровь на нём не шипела, но чувствительные ткани всё равно обжигало. На лбу Матвея бисеринками выступил пот. В рану зашло сантиметров пять шомпола, прежде чем раздался характерный звук металла о металл. Матвей приложил палец в месте соприкосновения шомпола с раной, затем вынул шомпол.
– Вот какая глубина, – показал он на потемневшем от крови шомполе.
Его самого даже колыхнуло после пережитой боли.
– Ты побледнел, – испугалась Кейт. – Тебе не стоит сейчас лезть в рану, Матвей. Мне кажется, ты не выдержишь.
Ему и самому начало так казаться. Он с трудом сдерживался, чтобы просунуть шомпол в рану, а манипуляции в ней предметами, в попытках зацепить пулю, он не выдержал бы точно.
– Ладно, давай подождём немного. Может края зарубцуются и не так больно будет, – от идеи отложить операцию стало легче.
В руках появилась сила, а на душе уверенность, что наступило время отправляться в путь. Всё плохое осталось на берегу. Впереди ждала радость возвращения в родной посёлок с женой, встреча с родителями и друзьями. Приятное чувство даже на время обезболило рану.
Когда берег острова скрылся за горизонтом, девушкам стало не по себе от бескрайней воды. Волны пугали их. Им казалось, что водная стихия слишком зыбкая для долгих путешествий. Приступы морской болезни первой начались у Глории, затем и у Кейт. Обе сестры, перегнувшись через борт, конвульсивно расставались с содержимым своих желудков.
Матвей подгребал одним веслом, поочерёдно перебираясь от одного борта к другому. Кейт на время выбыла из числа его помощниц. Как результат, они снова увидели берег. Течения оказались сильнее.
– Может, пристанем к нему, Матвей? – Кейт хотелось унять неприятные симптомы морской болезни.
– Мы потеряем время, а можем вообще попасть к вашему отчиму в лапы и тогда уже точно не вырвемся. Потерпите, скоро это пройдёт.
Он знал это наверняка. Морской болезнью в посёлке переболели многие, и после того спокойно плавали на дальние расстояния, даже на Шпицберген. Его пугало другое. Морские течения принесли его сюда, но существовали ли обратные течения, способные донести его к родным берегам? Он боялся, что сил идти против них надолго не хватит. Любая остановка будет возвращать их назад. Матвей даже подумал, что течения с обратным направлением опускаются ниже из-за охлаждения воды и бегут к Новой Земле под слоем более тёплой воды.
Впрочем, виду он не подал, чтобы не пугать своих спутниц, считающих его старым морским волком. А спустя некоторое время ему удалось убедить самого себя в том, что он раньше времени накручивает ситуацию. Сил у него было достаточно, чтобы двигаться вдоль берега, не приближаясь к нему. Кейт отходила от морской болезни, а после того, как поспала ночь, выздоровела полностью.
Она дала Матвею возможность поспать, гребя в одиночку. Когда он проснулся и перекусил, вместе они смогли хорошо поднажать и удалиться от берега на большое расстояние. Глория медленно приходила в себя. Зелёный оттенок лица сменился обычной бледностью. Любая просьба перекусить пока что вызывала у неё неконтролируемые рвотные позывы. Когда Матвей и Кейт, чтобы синхронизировать свои смены, вместе легли спать, над ухом сестры раздался шёпот Глории:
– Я в туалет хочу, – произнесла она виновато, будто это было чем-то неприличным. – Как?
– Совсем, – смутилась сестра.
– Я думала, у тебя всё вышло ртом.
– Я тоже так думала.
В таком ограниченном пространстве справление естественных надобностей превращалось в деликатную проблему. Глория, измученная морской болезнью, теперь была одержима новой напастью и бросала на Матвея взгляд, полный надежды, что он не проснётся, пока она не справится с ней. Матвей знал, что эта неловкость будет иметь место, потому и договорился заранее с Кейт, что каждый раз будет изображать спящего, пока сестра не привыкнет. Между собой любые стеснения они преодолели давно.
В этот раз он спал на самом деле, глубоко и без сновидений. За день отвыкшие от гребли руки натёрлись до мозолей. У Кейт они появились ещё раньше. Пришлось перевязать весло теми лоскутами, что были приготовлены для бинтования его раны. Так мозоли почти не натирались и меньше раздражали уже имевшиеся.
Рана сочилась сукровицей. На месте входа пули наросла болячка, из-за постоянного движения ногой она трескалась и тогда выступала кровь. В целом же рана будто бы затягивалась, хотя ещё было непонятно, как организм отреагирует на инородное тело, застрявшее в мышцах. Боль варьировалась от времени суток, усиливаясь перед самым просыпанием и утихая к обеду. Матвей, чтобы её утихомирить, задирал ногу вверх или держал на борту. Опущенная вниз нога болела сильнее.
Спать на воде сёстры привыкли почти сразу. Их перестала пугать волнующаяся безбрежность, принимаемая за зыбкость. Океан укачивал, помогая заснуть. Солёные ветра, стаи морских птиц и животных, сопровождающие шлюпку, разбавляли однообразие дней. Однако сильнее всего их разнообразил бесконечный труд на вёслах, от которого ныла спина и болели руки.
Ладони Кейт, не привыкшие к такому труду, кровили сорванными мозолями. Матвей берёг её, как мог, не позволяя работать слишком много, но его молодая жена была непреклонна в желании скорее отдалиться от родительских берегов. Перед сном ей делали повязки из сухих водорослей. За ночь раны подсыхали. Оставаясь в покое дня три, они может быть и зажили бы, но Кейт не оставляла им шанса.
К исходу первой недели рана Матвея покраснела по краям и начал пугать гнойными выделениями. Организм не принял инородное тело. Стоило опасаться гангрены. Стерильности на борту шлюпки не было никакой, обработать рану было нечем. Вдобавок он почувствовал, как у него поднялась температура. Матвей решил извлекать пулю, наплевав на боль. Запускать процесс не стоило. Сёстры, при мысли потерять Матвея и остаться наедине с океаном, испытали шок.
– Матвей, я без тебя и дня не буду жить, – предупредила Кейт. – Я понятия не имею, что делать с этой шлюпкой и куда плыть. Если с тобой что-нибудь случится, я прыгну в воду и утоплюсь. И Глория тоже.
– Я вас понял, девчата. Ничего со мной не случится, надо только вынуть пулю.
Матвей решил использовать шомпол из автомата. Ничего другого пригодного для извлечения пули из маленького отверстия он не нашёл. Матвей согнул шомпол пополам, приложил его к большому и указательному пальцам и попросил Кейт примотать его к ним. Получился пинцет с хорошей сенсорикой. Матвей потренировался им на предметах, лежащих на дне шлюпки. Получалось неплохо.