Папа не поехал, его не отпустили с работы. Странно, что поехала мама, она вообще-то не очень любит море, она любит ездить осматривать разные красивые города, а на море ей скучно и жарко. Когда мы все вместе ездили в Турцию, чуть ли не каждый день вставали в пять утра и ехали автобусом на очередную экскурсию, пока папа, который хотел просто лежать на пляже с утра до вечера, не взбунтовался. Но тут папы нет, и на море мы бывали мало, потому что постоянно ездили с дядей Толей по разным интересным местам, иногда даже на несколько дней. Я тебе потом расскажу и покажу фотки. Я забила почти всю память на телефоне. Правда, здесь красиво. Я не знала, что тут так красиво. Мне пока нравится больше, чем в Турции.
А теперь самое интересное. Вчера мама улетела домой, потому что у нее закончился отпуск, а я осталась. Мне дядя Толя предложил пожить еще десять дней и как-то исхитрился поменять мой билет. Я сразу отказалась, потому что думала, что мне не разрешат. Я даже не надеялась! Не могу представить, чего ему стоило уговорить маму. Я не знаю, как он ее убедил! Она запретила мне одной купаться, гулять по вечерам в темноте и еще целый список всего – но все-таки остаться она разрешила. А потом я полечу домой на самолете, тоже одна! Как хорошо, что я не поехала с классом в Москву! Все в итоге получилось гораздо круче!
Я утром проснулась в комнате, которую мы занимали с мамой, и не могла поверить, что я не улетела домой! А потом дядя Толя выделил мне комнату поменьше, и тут мне еще лучше.
Дядя Толя в юности был боксером (не собакой, а спортсменом), даже выигрывал какие-то районные соревнования, а еще ему трижды ломали нос, и теперь он странной формы.
Здесь есть четыре кошки (одна из них злющая, как сатана, а остальные нормальные), пес Яшка и черепаха в коробке, которую однажды забыли вместе с коробкой в дядином кафе. Еще, конечно, его жена. Ей двадцать два года. Ты можешь поверить? Совсем с ума сошла. В двадцать два выйти замуж за человека, который вдвое старше. Маме она сразу не понравилась. Это потому что мама дружит с его первой женой. Она, тетя Катя, и правда хорошая. Когда мы два года назад приезжали к ним в гости, я как раз решила стать вегетарианкой, и тетя Катя специально для меня готовила много всего вкусного.
Свою новую жену дядя Толя зовет «зайка». По-моему, это очень-очень банально и пошло. Я бы не хотела, чтобы меня так называли, особенно при посторонних, я бы со стыда сгорела, а ей нормально. Она вся такая… с бровями, ногтями и ресницами. Полный комплект. Губы, разумеется, наколоты. Чика. Смотрит так, будто всех вокруг заранее презирает. Я сегодня за завтраком рассматривала ее и не могла понять, почему это всё считается красивым. Может, это и на самом деле красиво, но я такую красоту не люблю. А она, наверное, думала, что я любуюсь и завидую и что сама я по сравнению с ней – серая мышка.
Говорят, то ли сегодня, то ли завтра должен приехать сын дяди Толи и тети Кати, он перешел на второй курс. Я его помню, он забавный, все время шутит. Теперь он учится на врача! Я не знаю, зачем он приезжает и как будет общаться с Зайкой.
Сейчас я сижу во дворе в беседке. Над головой вьется виноград, а на коленях у меня кошка Манюня, пришла и улеглась. Все-таки очень странно писать ручкой в блокноте не по учебе, а для себя. Когда не знаешь, что еще придумать, ручка как будто сама пишет. Когда я закончу письмо, то пойду к морю. Оно здесь близко, десять минут ходьбы – и я на берегу. Я, разумеется, буду купаться. Мама бы сама подумала, как это: жить у моря и не купаться?
Я пишу и не знаю, где ты и куда мне отправить это письмо. Твой телефон всегда недоступен. Вы все-таки уехали? Или ты просто сменила номер? Я придумала: вот что я сделаю – сфотографирую эти листочки и скину тебе в личку фейсбука. Может быть, когда-нибудь ты всё прочитаешь и напишешь, как твои дела.
Море близко. Повернуть налево, направо, мимо пятиэтажек, потом еще раз налево и до конца улицы, где асфальт сменяется песком, а дорога упирается в пляж. Ася шла и повторяла про себя в ритме шагов: мо-ре-ре-ре-мо-мо-мо-ре. Налево, направо, привет, коза рогатая, еще налево, почти бегом, мимо кафешек, мимо батута, мимо палаток с купальниками и надувными матрацами, здравствуй, море. Я пришла к тебе. Впервые я пришла к тебе одна.
Хотя, возможно, к морю надо на «вы»?
Ася расстелила покрывало, бросила на него рюкзак, скинула шорты с футболкой и вошла в море. По щиколотки, по колени, привыкая, вода была прохладнее, чем в прошлые дни, и – одним нырком – с головой. Ася закрыла глаза и представила, что сама стала морем. Одной каплей в море. Целой каплей в море.
Когда Ася вышла из воды, ей показалось, что прошел весь день. Она в первый раз в жизни купалась столько, сколько ей хотелось. Она легла на покрывало не вытираясь, с мокрыми волосами и лицом, чтобы на лице все еще было море, и зарыла ступни в горячий песок, и слушала, как бьется ее сердце и как совсем рядом шепчет море, дотягивается до ее ладони соленой прохладой. Замереть и затаить дыхание: я есть. Море есть. Это был день словно из чужой жизни.
Ведь если с мамой – всё снова было бы не так, пришлось бы купаться не больше пятнадцати минут, вытираться, зачем-то переодевать мокрый купальник, мазаться кремом от загара, носить дурацкую кепку, есть заранее заготовленные бутерброды и подавленные в рюкзаке сливы с персиками, собирать объедки в мешочек… Мама всегда, как приходила к морю, брала шезлонг под зонтиком, надевала здоровенную шляпу, открывала книжку и начинала жевать. Она купалась, не окуная лицо в воду, и считала, что нужно как можно скорее принять душ после пляжа и смыть с себя морскую соль. Как будто она никогда не была молодой! Ася все время внутри себя спорила с ней, и получалось, что все они – Ася, море и мама – отдельно друг от друга. А через час на пляже мама вообще начинала жаловаться, что у нее от этой жары разболелась голова, и торопила Асю домой.
В общем, у мамы с морем никакой дружбы не было, она терпела его «ради ребенка». Асе казалось, что она знает, как ходить к морю, и сегодня поняла, что права. Она могла бы научить этому маму, если бы та захотела.
Ей было все равно, что на пляже куча народу и что рядом бегают дети и ловят прозрачных медуз в банку, потому что все они тоже были словно часть моря.
Ася встала, чтобы снова пойти купаться, как вдруг позвонил папа и закричал:
– Я что, как Луис Альберто, все узнаю последним?
Луис Альберто – это герой сериала, который шел по телевизору, когда родители были детьми.
Оказалось, что, когда мама звонила и обсуждала, разрешить Асе остаться тут или нет, папа был очень занят на работе, половину прослушал, подумал, что это они про какой-то другой раз говорят, про следующий год, и ждал Асю с мамой дома. Он все повторял, что нельзя одной купаться, гулять по темноте, общаться с незнакомыми, есть чебуреки, потому что они непонятно из кого сделаны, и вообще, мама и дядя Толя сошли с ума, и с ними еще будет отдельный разговор. Ася отвечала, стоя по щиколотку в воде, смотрела, как возле щиколоток трепещут маленькие рыбки, и была так рада, что сейчас она одна, и во всем с ним соглашалась.
– Тут море, море, – выдохнула Ася, и папа понял.
Он помолчал и сказал:
– Ты, главное, далеко не заплывай и за вещами на берегу следи. Но одна не ходи все-таки.
Ася снова вошла в море по пояс, раскинулась по воде звездой, легко покачиваясь на волнах, и представляла себе, что она не в пяти метрах от берега, а там, за горизонтом, где нет ничего, кроме моря, где все живы, где все – море. И вдруг ее кто-то схватил за ноги, Ася испугалась, не сразу нашла дно, наглоталась горькой воды, а оказалось, что мальчишки рядом бесились и что ее ухватили случайно, по ошибке, приняв за другую девчонку. Ася выбежала на берег, сморкаясь, откашливаясь, утирая море с лица. «Извините!» – крикнул один из пацанов. Никогда раньше ей не говорили «вы».
Она провела на берегу почти весь день, а когда уже собиралась уходить, вспомнила, что ничего не фотографировала. Зайдя по колено в воду, Ася попробовала сделать селфи на фоне моря, но всё стирала: получалось по-дурацки. Она сделала несколько снимков моря, и тоже выходило не то. Море, живое, ускользало, делалось картинкой, теряло дыхание. «Вас сфотографировать?» – спросил кто-то, и Ася на всякий случай отказалась, потому что не хотела отдавать телефон в чужие руки. А на выходе с пляжа поняла, какая она все-таки голодная, и купила те самые забракованные папой чебуреки, плавающие в кипящем масле. Один с мясом, второй с сыром. Оказались такие вкусные, что Ася чуть было не вернулась и не взяла еще.
Потом она купила крупных мягких персиков и повернула в сторону дома, пока не начало темнеть. И немного заблудилась, потому что забыла, где поворачивать. Не больше десяти улиц в поселке, а Ася умудрилась заплутать. Она не стала открывать карту в телефоне, ей было интересно найтись самой.
Она шла и думала: интересно, как это – не приезжать сюда на отдых, а жить здесь постоянно. Училась бы вон в той двухэтажной вытянутой школе, после уроков шла бы на берег и делала устные, глядя на море. И даже когда сидела бы на самых скучных уроках, то знала бы, что десять минут ходьбы – и ты у моря.
Как живут люди, рядом с которыми все время море? Насколько им легче дышится?
Когда она станет взрослой, думала Ася, она уедет жить в город на берегу моря, туда, где ее никто не знает и где она никого не знает, поменяет имя с фамилией, перекрасит волосы в рыжий, будет себе нравиться, будет жить, как будто она совсем другой человек. Она примеряла к себе чужие имена, но возвращалась к одному и тому же: Инна – вот что сидело лучше всего. Совсем забыла про Инну. Тут же написала сообщение, спросила, как дела. Хотела отправить ей фото с морем, но не стала: как будто хвастается. Она лучше купит для Инны какой-нибудь сувенир и наберет морской воды в бутылку.
Однажды Ася ходила с мамой в турагентство, где на стеллаже в маленьких круглых вазочках были выставлены образцы песка с разных пляжей мира, от белоснежного до почти черного. А сама она привозила отовсюду ракушки и камушки и складывала их в одну коробку. Хотела и воды, но мама не разрешила: в ручную кладь нельзя, а в чемодане может пролиться. В этот раз Ася наберет три бутылочки – себе, Инне и Яне.