верь: нет. Нельзя. Катя не поймет, Катя расстроится, с ней нельзя так поступать. Пускай Толя – брат, но он делает самую большую ошибку, какую можно себе представить… Разрушить хорошую семью после восемнадцати лет совместной жизни, и ради кого – ради юной свиристелки!
Ася, за мамой повторяя, стала то же самое про Зайку думать. Теперь ей было обидно и потому что Зайка (Марина) начинала ей нравиться, и потому что она, Ася, оказывается, так легко переняла чужое мнение, даже не попытавшись поговорить с человеком. Она вспомнила, как в день приезда сказала маме про Марину: «И правда, дура какая-то!» Непонятно, зачем сказала, просто так, и мама засмеялась и закивала. Сказала, что Ася юная, а уже разбирается в людях. А теперь Марина, худая, чем-то встревоженная, сидела в беседке напротив Аси, пила остывший кофе маленькими глотками и казалась старшеклассницей.
Главное было – не думать про тетю Катю. Но тетя Катя вспомнилась сама, и так ярко, будто сидела за столом третьей. Тетя Катя, которая жарила для Аси кабачковые оладьи и жаловалась на Генку. Боялась, что он не поступит, а если поступит – не сможет учиться.
Ася вскочила на ноги.
– Я пойду погуляю, – сказала она.
– К морю? Больше у нас и гулять негде. Хочешь, возьми мой велосипед, я сейчас не катаюсь.
– В другой раз, наверное. Не знаете, где Гена?
– Ася, ты бы говорила мне «ты». Ну какая я тебе тетя. Знаешь, как меня Геннадий звал поначалу? «Дражайшая моя мачеха!», а потом еще хуже: «Дрожащая моя мачеха!» А где Гена, я не знаю. Он гуляет сам по себе и передо мной не отчитывается.
Ася вышла из калитки и пошла куда глаза глядят. Глаза глядели в сторону моря. Издалека море было серым и морщинистым, хотя сильного ветра не было. Ася увидела на пляже вдалеке детскую площадку и пошла туда, загребая сандалиями песок. Надо взять с собой домой пару горстей песка и понемногу подсыпать в нормальную городскую обувь в особо неприятные дни. Чтобы они делались чуть менее неприятными.
Площадка была старая, облупленная. Пара лазалок, цепочные качели, малышовая горка. Ася села на качели, закрыла глаза и принялась раскачиваться – хотелось, как в детстве, чтобы в животе щекотало и ноги выше головы. Качели скрипели. Море что-то шептало, пели цикады. Пахло солью и водорослями.
Асе казалось, что на соседних качелях взлетает кто-то еще. Она даже открыла глаза – нет, никого. Но вторые качели продолжали скрипеть, как будто на них сидел кто-то невидимый. Ася чувствовала, как он дышит. И что он рядом. Это оказалось такое внезапное теплое ощущение, без тени тревоги: рядом кто-то есть, хорошо, что есть, не страшно, что невидим.
За спиной раздалось шуршание. Ася оглянулась: из кустов выходила рыжая лошадь. Ее вел на поводу длинный парень с волосами, завязанными в хвост. Ася притормозила ногой и уставилась на них. Парень с лошадью медленно пошли направо и остановились. На фоне моря они выглядели как готовая фотография. Ася сразу потянулась за телефоном.
Лошадь остановилась, раздался неприятный звук. Парень отцепил от седла какой-то мешок, достал из него пакет и совок и стал убирать то, что наделала лошадь. Ася подождала, пока он закончил, и подошла ближе.
– Как ее зовут? – крикнула она.
– Это мальчик. Гамлет! – ответил парень.
– А можно погладить?
– Гладь, – разрешил он.
Ася осторожно погладила лошадиную морду. На нее смотрели спокойные, умнейшие, понимающие карие глаза.
– Хочешь прокатиться? – спросил парень.
– А можно? А сколько стоит?
– Красивым девушкам – бесплатно. Ты вон с лесенки забирайся. Я его к тебе сейчас подведу.
Ася кое-как села на лошадь и замерла. Она сто лет не каталась верхом. В последний раз, наверное, когда была совсем мелкой. Лошадь была настоящая, живая, она мотнула головой. Ася, нагнувшись, погладила ее по шее. Это было что-то очень похожее на счастье.
Она спустилась на землю недалеко от центральной улицы, еще раз погладила лошадиную морду и, только пройдя две улицы, поняла, что не спросила парня, как зовут его самого. Тогда Ася придумала, что ей хочется пиццу, вернулась назад и зашла в пиццерию, окна которой смотрели на пляж. Она заказала самую недорогую пиццу – деньги, оставленные мамой, надо было беречь. Села у окна и смотрела, не появится ли снова парень с лошадью. Она любила маленькие пиццерии с итальянской музыкой, и мама тоже, и они в любом городе ходили в такие кафе, в них как-то очень хорошо думалось о будущем, в котором они снова поедут в Италию вместе: мама в шестой раз, а Ася – во второй.
Принесли горячую маргариту и кофе в крохотной белой чашечке на два глотка. В окне был пляж, почти пустой, серый, будто и не летний. Летали чайки, пробежала рыжая собака. А лошади не было. Конечно, она ведь катала детей по пляжу, работала лошадью. Нет детей – и на пляже делать нечего. Ася, может быть, и подходить бы к ним сегодня больше не стала, только со стороны бы посмотрела. Они – и парень, и лошадь – были словно не отсюда. Появились и снова исчезли. Казалось, если бы Ася пошла за ними, с ней могло бы случиться что-нибудь интересное. Летнее приключение.
Вечером пришли гости – друзья дяди Толи. Жарили шашлык и куриные крылья на решетке. Генка по-прежнему где-то бродил. Ася вначале идти стеснялась, но за ней пришла Марина и уговорила присоединиться ко всем. Рядом с Мариной и еще одной девушкой, Ниной, Ася чувствовала себя не как ребенок в компании взрослых, а почти на равных. Было весело, мужики рассказывали веселые случаи из своей школьной жизни, Ася смеялась вместе со всеми. Больше всего смешного вспомнил дядя Толя, который, как и мама говорила, в школе был двоечником и грозой района. Потом заговорили про спорт, а кто-то порывался про политику, но остальные его затыкали. Но когда Нина спросила, откуда приехала Ася, и Ася ответила, все на мгновение замолчали, а потом стали спрашивать про пожар. Она отвечала, что знала, и никто не заметил, как ее трясет внутри. Только Марина почуяла, что с ней стало не так, сжала Асину ладонь и стала рассказывать, как они с Толей поехали в Сочи на чемпионат мира по футболу и проспали игру. Наверное, она правда весело рассказывала, все ее слушали и смеялись, но Асе, хотя сидели во дворе под открытым небом, стало тесно и душно. И она понимала, что если уйти в свою комнату, то и там тоже будет тесно и душно.
– Я за мороженым, я быстро, – сказала Ася Марине и вышла за ворота.
Стало еще холоднее, чем было днем, слегка накрапывало. Ася была в футболке, не догадалась заскочить за джинсовкой. Во дворе, со всеми, недалеко от мангала, ей было тепло, а стоило выйти на улицу, как мурашки побежали по плечам.
Она дошла до магазина и правда купила мороженое. Клубничный рожок. На самом-то деле совсем не хотелось мороженого. Но купила, сняла обертку и принялась есть, дрожа от холода.
– Дай откусить!
– Генка! – выдохнула Ася.
– Геннадий Анатольевич, – поправил он и забрал у нее мороженое. – Фу, розовое! Химическая клубника?
– Не хочешь – не ешь, верни на родину.
– Я вообще-то шоколадное люблю, хотя и это сойдет. – Он откусил половину мороженого.
– Тебе не холодно?
– Во-первых, сейчас лето. Во-вторых, я и зимой ем не меньше мороженого. И еще я в куртке, в отличие от некоторых. О, давай ты тоже сходишь за курткой, и мы отправимся на море. Ты когда-нибудь была у моря ночью?
Ася прошмыгнула в комнату и надела джинсовку. Она боялась, что ее будут спрашивать, куда и зачем пошла, но никто не обратил на нее внимания. Только Яшка, пожилой беспородный пес, проснулся, когда Ася проходила мимо, и выскользнул в калитку следом за ней.
Генка ждал у магазина. Он повел ее не на центральный пляж, а вбок, по засыпанной гравием тропинке между заборами, куда Ася еще ни разу не ходила.
– Ты хотя бы знаешь, куда идти? – спросила она.
– Догадываюсь. Море там, ждет. – Он махнул рукой. – Слышишь, как шумит? Значит, нам туда.
Там, куда он повел Асю, было темно. Фонари светили только в самом начале дороги, бледным бежевым светом смотрели окна. А дальше был еще один фонарь, высокий, белый, и Асе на секунду показалось, что это не фонарь, а луна.
Стрекотали ночные насекомые, где-то недалеко бýхала музыка, и смех звучал совсем рядом, за забором отеля. Яшка убегал вперед и возвращался, и убегал снова, и прибегал назад. Там дискотека сейчас, говорил Генка про музыку, я был вчера, это где большой рынок, а дальше игровые автоматы и аэрохоккей, надо нам с тобой сыграть на обратном пути. И еще там тир, ты умеешь стрелять? Потом Ася запнулась и полетела бы на землю, если бы Генка вовремя не подхватил ее, и дальше Ася шла с ним под руку.
– Как тебе моя мачеха? – спросил он, и Ася замялась. Она хотела ответить честно, но боялась все испортить.
– Я ее плохо знаю, – уклончиво ответила Ася. – Но мне кажется, что она нормальная.
– Тебе кажется, – сообщил Генка.
– Я понимаю.
– Не понимаешь, Аська, нет. Поэтому, если тебе не сложно, не надо дружить с ней в десны.
– Я и не собиралась.
– Должно же быть соображение, да? Что такое хорошо и что такое плохо. Что мужик взрослый, жена, семья – значит, нельзя соваться. Просто потому что нельзя. Не твое, отойди. Даже если типа любовь, все равно нельзя. Ведь я правильно говорю? Нельзя человека на предательство толкать и при этом притворяться овечкой. Такая: это не я, я ничего не знала, он сам решил. Противно.
– А что приехал-то к ним тогда? Твоя мама была не против?
– Нет, не против. А чего приехал: во-первых, хотел посмотреть на них вблизи. Так скажем, в естественной среде обитания. Во-вторых, жить у них выгоднее экономически. Зачем мне тратить деньги, когда тут родной отец? А в-третьих, я не только к ним приехал, и я вообще-то уеду скоро.
– Куда?
– Ну, во-первых, в Симферополе у меня друг. Он тоже геймер.
– Ты когда играть успеваешь, у вас же сложно учиться, в медицинском?
– Ты сейчас говоришь как моя мать. Мало, но играю, на каникулах в основном. Надо как-то мозги переключать. В общем, есть Макс, и есть план с ним пересечься. Кстати, есть еще один товарищ, с нашего курса, он с двоюродным братом путешествует на машине, они скоро будут здесь, а дальше я поеду с ними. А еще я в самолете познакомился с девушкой. Она сейчас где-то в Судаке. Надо бы ее навестить, я в тех краях еще не был.