– Лямур?
– Какой еще лямур? Хорошая девчонка, мы с ней проговорили весь полет. Это редкий случай, когда с человеком можно так разговаривать.
– Со мной можно? – спросила Ася.
– С тобой? – Генка засмеялся. – Скажем так, у тебя есть потенциал. Ты это, ты пробуешь слушать. Ты же замечала, что большинство людей или исключительно о себе говорят, или слушают и только и ждут, когда можно будет о себе поговорить. И другого человека мало кто видит, что он именно другой, не такой, как ты сам, без «а я тоже», и «а я бы лучше», и «а мне не нравится», и без «я понимаю», хотя видно же, что не пробует понять.
Ася шла рядом, держа его под руку, и думала: брат. Жаль, что двоюродный. Жаль, что у нее нет родного старшего брата, как у Яны. Она всегда завидовала Яне, у нее дома был Лешка, а у Аси – никого.
– Ты что не смотришь под ноги?
Она снова запнулась. Она поняла, что продолжает думать о живом Лешке. Будто он на самом деле есть, просто уехал куда-то очень далеко. В другое не верилось. Другого не бывает.
Улица, по которой они шли, влилась в пляж неподалеку от кафе. Ася с мамой ужинали здесь в первый вечер у моря. Сейчас кафе было закрыто, фонари вокруг погашены, а мягкие кресла-мешки собраны в большую кучу. Будто наступила осень и кафе готовятся закрывать до следующего лета.
Генка шел прямо к морю. Добравшись до него, он сразу разулся, подвернул джинсы и вошел по щиколотку в воду. Ася повторила за ним и сразу вышла на песок – вода оказалась очень холодной. Босые ступни тут же облепил песок, и Ася вслед за Генкой медленно пошла вдоль кромки берега, держа сандалии в руках. Ветер в спину продувал насквозь, путал волосы.
Они дошли до конца пляжа, до каменной гряды.
– Купаться будешь? – спросил Генка спокойно, словно они ради этого сюда и пришли.
– Ты чего, холодно же!
– А я буду. Подождешь? Мы раньше, когда все вместе ездили на море, с отцом ходили плавать по ночам. Ты попробуй тоже как-нибудь.
Он вошел в воду, нырнул и пропал. Как ни вглядывалась Ася, не могла его разглядеть. Не разобрать было, где живая чернота ночного моря, а где уже висящая над нею мутная, беззвездная чернота ночного неба.
Ждала она недолго и не успела начать волноваться – через две минуты голова Генки появилась над водой, а еще через пять он вышел на берег. И в самом деле было холодно для заплыва. Он переоделся за камнями и продолжал стоять у воды и смотреть на море. Ася не стала к нему подходить. Ей показалось, что он сейчас хочет остаться один.
– Ген, – спросила Ася по дороге к дому, – а ты когда-нибудь видел мертвого человека?
– Да, – неохотно ответил Генка. – Из тех, кого я знал, – дедушка.
До конца улицы они шли молча. Откуда-то из кустов выбежал Яшка и потрусил рядом с Асей. Она остановилась, стряхнула с ног остатки песка, обула сандалии и погладила собаку по голове.
– Я не про то на самом деле хотела спросить, я не так начала, – снова заговорила Ася. – Ты вот пошел в мед. Тебе не страшно, что ты однажды сделаешь что-нибудь неправильно, и такое неправильное, что человек умрет? И еще, как в сериалах про больницы, я люблю такие смотреть, вот когда пациент умер, а врач идет сообщать родственникам… Ты правда думаешь, что сможешь? Я тоже думаю просто… Я не решила еще, но иногда думаю…
– Я вообще-то в стоматологию хочу, – ответил Генка. – Я надеюсь, что там ничего подобного не произойдет.
– А я боюсь темноты и стоматологов. Темноты – потому что неизвестно, сколько там, в темноте, стоматологов, – зачем-то ляпнула Ася. Сама не поняла, что сказала, совсем о другом же думала.
Генка поглядел на нее странно. Он даже не попытался улыбнуться. Потом сказал:
– Я тебя сейчас провожу до дома, а сам еще кое-куда пройдусь.
Глава восьмая
Назавтра Ася проснулась поздно и едва не забыла про печенье. Солнечные ожоги почти прошли, Ася собиралась быстро позавтракать и пойти на пляж. Только когда делала бутерброды и грела чайник на общей кухне, она вспомнила, что договорилась с Мариной на утро. Она почувствовала себя как перед уроком, на который страшно не хотелось идти, и надеялась, что Марина или позвала ее из вежливости, или просто забыла. На кухне никого не было, и Ася решила не выходить во двор, а поесть прямо здесь. Она торопливо сжевала один бутерброд и почти покончила со вторым, когда на кухню заглянула Марина и сказала, что искала ее.
– Если ты не хочешь сегодня или куда-то еще торопишься, то не надо, давай в другой день, – добавила она.
– Я хочу, я сейчас, доем и приду, – ответила Ася с набитым ртом.
Марина была бледная и уставшая, как будто полночи не спала. Она быстро сделала тесто, продиктовала что и как, чтобы Ася ничего не забыла, показала, как ложками выкладывать тесто на противень, и поручила это Асе. Кажется, Марине самой не очень-то хотелось сегодня возиться с печеньем, и она позвала Асю, только потому что обещала.
– Мы сахар забыли, – сказала Марина.
– Нет, положили, у меня вот тут записано: сахар, полстакана.
– Да? Значит, положили.
Ася заметила на стене фотографию, которой здесь точно не было раньше. Это была свадебная фотография дяди Толи и Марины. Обычная свадебная фотография, на которой люди выглядят так, будто это самый счастливый день в их жизни. У родителей тоже такие были, правда, мама на всех только с левой стороны – потому что вечером перед свадьбой в правую щеку ее ужалила оса.
– Красиво как, – сказала Ася, рассматривая снимок. – А еще есть?
– Где-то есть, – ответила Марина. – Толе нравится. Это он сюда повесил. А лично я эти фотки терпеть не могу. Я на них сама на себя не похожа.
– А мне кажется, всё очень…
– Ой, ну только не надо мне врать! Был кошмар и ужас. Девочка-визажист, с которой я договорилась, не пришла, прислала другую. А та мне нарисовала такое лицо, как будто я в тринадцать лет иду на танцы под присмотром гувернантки. Глаз было не видно, губы бледные, и завить не смогла по-человечески, пришлось пучок делать. Я там ревела, Ася, из меня как весь воздух выпустили. Что-то я сама успела исправить, но уже времени не было, Толя за мной приехал. Сама видишь, что получилось. Может, это и красиво, но это не я! Нет, если бы я выглядела как ты, я бы вообще никогда не красилась! Но с таким лицом, как у меня…
Пока Ася соображала, что нужно ответить, Марина поставила противень в духовку и принесла из комнаты фотокнигу.
– Вот, посмотри, если интересно. Жаль, что вы не приехали на свадьбу. Толя огорчился. Он до последнего ждал, что вы передумаете.
– Мама не могла, у нее на работе было что-то срочное…
– Да не захотела она, я понимаю.
Ася разглядывала фотографии, дожидаясь, когда можно будет достать печенье из духовки, поблагодарить Марину за мастер-класс и уйти на море.
– Как вы познакомились? – из вежливости спросила она.
– Я каталась на велосипеде, а Толя меня сбил.
– На машине? – замерла Ася.
– Ну да. Но я сама виновата, он ничего не нарушил. Он поворачивал, а я на красный. – Марина показала жестами, как все произошло.
– Сильно сбил?
– Сейчас я понимаю, что могло быть и хуже, легко отделалась. Он все же почти вовремя затормозил. Я перелетела через руль, сломала руку, лицом проехалась по гравию, кожу содрала до мяса. Заживало долго, инфекция попала. Я до сих пор иногда боюсь по утрам подходить к зеркалу. Боюсь – а вдруг снова увижу ту изодранную рожу.
– Сейчас вообще ничего не заметно, – сказала Ася.
– А я кое-где вижу. Хотя Толя, как и ты, считает, что все прошло. Ну вот. Толя приезжал ко мне в больницу, очень извинялся, лекарства дорогие покупал, всем в больнице дал денег, чтобы ко мне по-особенному относились. Даже купил мне новый велосипед, хотя я до сих пор не могу себя заставить на него сесть. Когда меня выписали, стал приезжать ко мне. Ася, ты уже влюблялась? Ты понимаешь, как это бывает, когда человека невозможно от себя отпустить?
Ася покачала головой.
– Он меня всегда слушал. Он на меня смотрел так, что мне начинало казаться, что я на самом деле красивая, что я могу быть нужна другому человеку. Меня всю жизнь травили в школе, поэтому я в колледж-то и ушла после девятого. Дома тоже все было не очень. Мне не разрешали менять школу, потому что это бегать от проблем, а бегать – неправильно, надо терпеть и преодолевать. Вот примерно так и шло – и в колледже, и после. Может быть, если бы у меня был тогда кто-нибудь особенный… Но очень долго никого не было, я никому не нравилась. И вдруг в двадцать лет у меня появляется человек. Другая жизнь. Всё по-настоящему.
– Травили в школе? – поразилась Ася. – Почему?
– Я была толстая. Не делай такие глаза, я на самом деле была самая жирная в классе. Потом я почти прекратила есть, стала бегать, похудела, но ничего не изменилось. Как травили раньше, так и продолжили. Разве нужна причина? Тут дело в другом, мне потом Толя объяснил: в классе были девочки, которым нравилось травить других, а учителя не могли на них повлиять. В колледже, кстати, нормально было, спокойно, все со всеми дружили. Мне только родители никак до сих пор не могут колледж простить. У них три высших образования на двоих.
– Как и у моих.
– Толя тоже так и не окончил универ, и это в жизни ему совсем не помешало. Разумеется, мои его не одобрили, чуда не произошло. Печенье! – вскрикнула Марина и вынула противень. – Надо же, успела. Ася, запоминай: не болтай и не сиди в телефоне, когда печенье в духовке. Будешь фотографировать или так съедим?
– Так съедим, – ответила Ася. – А про жену, про Генку он говорил?
– Гена прав: мне гордиться нечем. Толя мне сразу все рассказал. – Марина внимательно посмотрела на Асю. – Вот что бы ты на моем месте сделала?
– Ушла бы, наверное.
– А я думаю, что нет. Все люди на словах благородные, а как доходит до поступков… Мало кто может уйти. Конечно, я сразу сказала, чтобы он определялся. Он очень быстро все решил, недели не прошло. У меня было два варианта: остаться с любимым человеком или отправить его восвояси. То есть на самом-то деле вариант один.