Значит, Ланни. Прямо сейчас вспомнить ее, помечтать о ней — живо, в подробностях, по-настоящему.
Она отказалась идти на прощальный банкет, хотя он, Феликс, заказал ей именной пригласительный. А что, у нее скоро начинались сборы перед парусной регатой на кубок Штайна — разве не серьезная причина? — а перед отъездом к морю надо было уладить массу дел: сходить в театр с будущим доктором наук, она уже месяц ему обещала; вернуть богатенькому сынку магната его автомобиль; ну и кроме того…
Острая пика проехалась прямо по животу Феликса: если бы не сверхпрочный материал облегченного комбинезона… все равно надо поосторожнее. Перебравшись на ту сторону решетки, он оперся о ветку дерева, шагнул на удобную развилку ствола и уже оттуда спружинил вниз.
…и вообще.
Последний раз они виделись за две недели до старта экспедиции. Виделись — не значит, что гуляли вдвоем целый день. Просто, когда он позвонил сказать о пригласительном и Ланни выложила свои аргументы насчет регаты и поклонников… В его голосе появилось то, что он сам принял за холод и железо, а на самом деле, наверное, смахивало на слезы… и она сжалилась над ним. Сейчас я ухожу, сообщили Ланни, в одно… в общем, по делам. Можем встретиться на перекрестке, у меня будет пять минут.
Все получилось быстро, легковесно, между делом. Ланни так и не прониклась мыслью, что не увидит его очень долго — может быть, никогда. Она смеялась. Ей всегда было легко найти, над чем посмеяться… но что же рассмешило ее в тот, последний раз?! Надо вспомнить, твердил себе Феликс, продираясь сквозь парковые джунгли. Надо припомнить все-все, до слова, до взгляда, до мельчайшего штриха… Вот например: во что она была одета? Как-то необычно; он ведь обратил тогда внимание… а теперь начисто забыл. Дурак.
Он отстегнул от пояса электронный блокнот и сверился с картой Замка спящей красавицы: до пункта питания, все же оборудованного в тот раз — не везти же все обратно — командиром Нортоном, оставалось буквально пару шагов. Это если по прямой. Но прямая являла собой нагромождение колючего валежника, заплетенного плющом, и Феликс, вздохнув, двинулся в обход.
Все-таки как подло и несправедливо! К тому времени, как, нагруженный сандвичами и пакетами сока, он вернется к научной группе, момент великого открытия — если, конечно, таковое состоится — будет безвозвратно упущен. Давно отзвучат вопли «эврика», и ему, инженеру Ли, техническому ассистенту группы, в лучшем случае популярно объяснят, в чем оно, открытие, заключалось. А может, и не соизволят: тогда он узнает обо всем на общем экспедиционном собрании", ни.на секунду не раньше, чем другие — не прилетевшие I сюда, не собиравшие эту чертову установку…
Идиот, снова обругал он себя. Ты, кажется, думал о Ланни.
Выбираясь из кустов на поляну, он чуть было не наступил на муравейник; рыжие насекомые, сорвавшись с нахоженных трактов, брызнули в разные стороны — и некоторые выбрали ноги инженера Ли. Облегающий комбинезон не предусматривал для наглого муравья ни единой лазейки к телу, но все равно пришлось порядочно повертеться, отряхивая с себя цепких шестиногих. Последний раз Феликс подвергался подобной атаке года в четыре, когда родители, еще молодые и счастливые вместе, взяли его с собой на пикник в окрестности Порт-Селина…
А Ланни смеялась, когда он рассказывал ей об этом. Почему она все время смеялась?
Контейнер с продуктами торчал под деревом на другом конце поляны, вписываясь в пейзаж ничуть не лучше, чем установка физика Корна. Феликс подошел к нему и, опустившись на корточки, выдернул из нижнего отделения пластиковый пакет четвертого размера. Можно бы, конечно, и пятого… ничего, перебьются. По сандвичу и соку каждому, и точка. Научный состав экспедиции должен питаться, а не чревоугодничать.
В траве поблескивала прозрачной змейкой лента использованной пищевой упаковки. Получается, командир Нортон все-таки перекусывал тут… в тот раз. Странно, конечно, что он выбросил пленку прямо себе под ноги… хотя почему? В таком состоянии, как он был тогда…
Феликс Ли еще во времена нападения муравьев считался примерным и аккуратным мальчиком. Разумеется, он поднял с земли пленочный серпантин и засунул его в аннигилятор на торце контейнера.
Наполняя пакет, инженер Ли с легким удивлением обнаружил, что пять-шесть продуктовых ячеек уже пусты. Ерунда какая-то. Неужели сразу же после смерти спящего Александр Нортон, Габриэл Караджани — кто там был еще? — да, и Сингх Чакра вернулись к новопривезенной мобильной кухне, чтобы мирно пообедать? В их объяснительных докладах не прозвучало ничего подобного, да и это было бы слишком… Не говоря уже о том, что троим не умять столько за один присест. Может, контейнер был недоукомплектован с самого начала? Тоже вряд ли. Никого постороннего здесь не могло быть в принципе — на планете один очаг цивилизации, и тот беспробудно спит. Выходит…
Он прикусил губу. Выходит довольно некрасивая вещь, а именно: все это время в Замке продолжались работы. В то время как техническому составу было запрещено даже высовываться за пределы купола, кто-то из ученых регулярно наведывался сюда. Скорее всего сам биолог Брюни… и наверняка не один. Вот химик Чакра, например, — когда это он перекапывал землю изпод разбуженного спящего в поисках корней, а? Или, скажем, планетолог Растелли — он уже дня три не попадался Феликсу на глаза. Да кто угодно!.. Тот же Коста Димич, якобы проторчавший все это время в лаборатории…
А наивный технарь Брэд Кертис не знает, куда себя деть. А придавленный грузом вины командир Нортон изводится, безуспешно пытаясь найти решение чересчур сложных этических вопросов… А между тем полевые исследования знай себе продолжаются — только в режиме секретности, втихую, из-под полы. Допустим, установку не собрать без помощи технаря; но его ведь всегда можно послать подальше в самый ответственный момент — хотя бы за продуктами. И личная месть медика Димича тут вовсе ни при чем.
Какого черта, спрашивается?!.
В космосе все было гораздо проще и честнее.
Феликс перекинул пакет через плечо и порывисто, зло зашагал прочь. У кромки кустарника ярким пятном желтела в траве упаковка от сока. Вот свиньи! Для них что, не существует аннигилятора?
В сторону, перпендикулярную той, откуда он пришел, ныряла вполне приличная тропа, и Феликс решил попробовать вернуться этой дорогой. Действительно, чего ради ломиться сквозь кусты? Он никуда не торопится; пусть научный состав немного поголодает. Если есть указание не дать инженеру Ли присутствовать при работах — оно все равно будет выполнено тем или иным способом. Нечего самому нарываться на очередное унижение мальчика на побегушках. Лучше спокойно и без резких движений прогуляться по парку… Подождут.
И он шел, помахивая пакетом с сандвичами, и задевал макушкой за ветки, и сочинял уничижительные реплики, призванные дать понять Шюну, Корну и Димичу, что он обо всем прекрасно осведомлен, и даже насвистывал. И мог пройти мимо, очень даже просто мог. С чего бы это вдруг он присматривался к каждому спящему… каждой?..
Так бывает, когда пытаешься вспомнить что-то — к примеру, чью-нибудь дату рождения, — и вдруг случайно видишь на стене дома то самое забытое число: да, точно! Память любит такие подсказки и вылавливает их сама, без помощи сознания…
Как была одета Ланни в тот последний день? Может быть, в старинное платье с пышной юбкой-кринолином винно-виш-невого цвета?!
Ветки хлестали по лицу, листья рвались о застежки комбинезона, сучья трещали под ногами, и снова ветки по лицу… Он бежал. Ему казалось, что, если он остановится или даже замедлит бег, произойдет что-то страшное…
Хотя все страшное уже произошло.
Блекло-бордовый бархат, с которого дожди, снега и солнце смыли и выжгли почти всю краску. И подхваченные тусклой золотой сеточкой яркие, живые волосы медно-каштанового цвета…
Их, волос, было уже вполне достаточно.
Но он все же подошел вплотную, кусая губы, машинально считая неровное стаккато пульса. Обманывал себя до последней секунды… Даже тогда, когда узнал на ощупь ее пушистые волосы, отводя их с лица — бледного, отрешенного, прильнувшего щекой к земле…
Приросшего?!
Тонкие белесые корешки — в щели между тонким профилем и землей. Много, густо — как зубчики расчески. Из ямочки на подбородке. Из крыла носа. Из плавного изгиба переносицы. И, наверное, из выпуклого, спокойного, как у статуи, опущенного века…
И он сорвался с места, и побежал, и тут же вернулся, потому что вспомнил — этого не может быть. Никак не может. Чужая планета… иная цивилизация… тысячи парсеков… Вселенная не терпит идентичности…
Тем более!,.
Возвращаться не было смысла. Он ни на десятую секунды не сомневался: она. Не похожая, не двойник, не генетическая копия, не… Она.
Ланни.
Девушка, которая четырнадцать месяцев назад смеялась над робким поклонником, не желая видеть в нем героя-покорителя космоса, и так и не дала себя поцеловать… Которая совсем недавно вместе с его матерью пришла в диспетчерскую «Земля-1» и хотела сказать что-то очень важное, но…
Она уже, наверное, больше сотни лет спит под открытым небом в парке инопланетного города, и ее лицо…
Ее лицо!!!
Длинный шип колючего кустарника ринулся прямо в глаз; Феликс едва успел затормозить и отпрянуть — и остановился. Перевел дыхание. Медленно, словно двигаясь под водой… какой смысл?., какой смысл в чем бы то ни было?!, отстегнул электронный блокнот и сориентировался, в какой стороне осталась ограда. Странно: не так уж и далеко… Вешая блокнот на пояс, с мутным удивлением обнаружил, что обе руки свободны: черт его знает, куда подевался пакет с продуктами… впрочем, зачем?
Развернулся и побрел к решетке, раздвигая ветви, скользкие и податливые, почему-то переставшие оказывать особое сопротивление. Попробовал ни о чем не думать. Но все равно навязчиво думалось — не о Ланни, слава Богу, не о спящей жутким сном Ланни… а почему-то о муравьях. Муравьях, которые тогда, в четыре года, неудержимо лезли в ноздри и в уши, и он даже закричать боялся, чтобы не открыть им доступ в рот… А родители не видели. Им было хорошо вдвоем… было.