16
Эли Глинн предпочитал стоять, даже находясь на грани истощения. Казалось, он никогда не насытится этим ощущением — осознанием того, что он может стоять на ногах. Сколько лет ему пришлось провести в инвалидном кресле! За это время он насиделся на всю оставшуюся жизнь.
В качестве своеобразного протеста, Глинн, освободившись от инвалидного кресла, сконструировал центральную U-образную командную консоль в Центре управления миссией так, чтобы до нее мог достать только человек, стоящий на ногах — никакой возможности дотянуться до нее из положения сидя не было. Это было странным решением, однако Глинн счел, что если всем остальным придется мириться с неудобствами и стоять за пультом управления, то так тому и быть.
Так или иначе, сейчас здесь не было никого, кроме него. Он стоял один в окружении экранов, пока остальные члены его команды находились на своих отдаленных постах. Глинн переключал внимание от одного монитора к другому, чтобы ничего не пропустить.
Пока все шло хорошо. И хотя Глинн знал, что это чистое суеверие, он нервничал: он никогда не чувствовал себя по-настоящему комфортно, когда все шло именно так, как было запланировано. Совершенство казалось ему своеобразной насмешкой — Глинн считал, что оно не просто невозможно, он воспринимал совершенство как истинного врага успеха. По его мнению, реальным ключом к успеху была гибкость перед лицом неожиданностей или, если выражаться более техническим языком, «неизвестных параметров». Но сейчас, в этой вылазке Глинн был готов принять любое свершение как самое желанное… он понимал, что по-настоящему сложные параметры и настоящая неизвестность — еще впереди.
«Джон» под контролем Гидеона находился в разрушенном корабле уже полчаса, не в состоянии передать ни одного сообщения из-за помех, создаваемых корпусом. Скорость передачи данных через UQC была ужасно низкой, в лучшем случае получалось передавать голосовые сообщения, но для всего остального потока данных, ее пропускная способность была невозможно мала.
Находясь в томительном ожидании, Глинн с нетерпением смотрел на экраны. Он хотел посмотреть, как выглядит изнутри «Ролвааг» сейчас. Он буквально жаждал этого.
Внезапно на связь вышел Гидеон.
— Центр, говорит «Джон». Миссия выполнена. Черные ящики добыты.
— Очень хорошо. Отправляйся к стартовой точке и начинай передавать данные и видео-протокол. Ты закончил первым, так что подожди, пока остальные будут готовы подняться на поверхность, — с облегчением ответил Глинн.
— Принято, — ответил он. На несколько минут воцарилось молчание, затем Гидеон сообщил. — «Джон» прибыл на стартовую отметку. Передаю данные.
— Понял тебя, — ответил Глинн. — Трудностей не было?
Последовало недолгое молчание.
— Нет. Кроме того, что мне попались еще два трупа.
Глинн больше не задавал вопросов. Совсем скоро все, что он хочет узнать, он увидит собственными глазами на видео. Теперь он переключил свое внимание на два других батискафа. Гарза был полностью поглощен картографированием. Он тоже шел с опережением графика, ему лишь осталось сделать пятимильную ходку, чтобы определить границы мертвой зоны. Лиспенард осторожно огибала Баобаб, двигаясь вверх по спирали и используя лидар для сканирования объекта и его освещения. До сих пор Баобаб не подавал никаких видимых признаков жизни. Абсолютно никаких. Создавалось впечатление, что он был абсолютно инертен.
И это очень беспокоило Глинна.
Не успев углубиться в свои мысли, Глинн услышал слабый сигнал с консоли, который свидетельствовал о том, что загрузка заархивированного видео Гидеона завершена. Он немного поколебался, а затем нажатием нескольким клавиш открыл загруженное видео на одном из вспомогательных экранов, увеличив скорость воспроизведения в четыре раза.
Он молча наблюдал, как субмарина прошла через разорванный корпус и стала углубляться в разрушенный корабль. Взрыв сорвал со своих мест большую часть заклепок, стальных балок и листы обшивки, а также уничтожил «колыбель», предназначенную для перевозки груза. По видеоматериалам Гидеона можно было отчетливо проследить источник взрыва и распространение разрушительной волны.
Сомнений не было: метеорит — семя — вступил в сильную реакцию с морской водой. Возможно, это было началом процесса его прорастания. Если, конечно, слово "росток" к нему вообще применимо: до сих пор они не собрали никаких доказательств того, что это растение в привычном смысле этого слова, а метеорит — настоящее семя. Впрочем, он мог оказаться чем угодно: спорой, корневищем, яйцом, гаметофитом… Или же еще чем-то подобным. Но в то же время чем-то совершенно чуждым. Даже несмотря на то, что Глинн был там, в трюме «Ролваага» в последние критические секунды, он не понимал до конца, с чем они столкнулись, и сейчас напомнил себе, что нужно оставаться беспристрастным и не делать поспешных выводов. Он вернул скорость воспроизведения к нормальному режиму.
На экране Гидеон как раз прорезал балки, блокировавшие ему путь. Далее Глинн наблюдал, как роботизированная рука прорубает себе отверстие в обшивке электронного узла, а потом перемещается по кругу, шаг за шагом освобождая себе дорогу от труб.
И вдруг Глинн застыл. Там был один из трупов, о которых упомянул Гидеон. В форме. Четыре нашивки на рукавах.
Капитан.
Глинн почувствовал внезапное странное жужжание в голове. Тело на видео тем временем было обращено к нему спиной, постепенно поворачиваясь лицом в дрейфе свободного плавания, распущенные светлые волосы плавно колыхались. У Глинна от этого зрелища из головы мгновенно вылетели все мысли. А затем, несмотря на все тщательно воздвигнутые преграды в памяти, воспоминания, скрываемые им так долго и так глубоко, вырвались на свободу вместе с болезненным ужасом от ее смерти. Смерти, ответственность за которую нес только он и больше никто. И эта его вина — можно сказать, во плоти — явилась за ним на этом видео.
К этому привело одно единственное решение. Самое необъяснимое решение в его жизни, решение, которое, как он в то время считал, было основано на логике, но в ретроспективе выяснилось, что оно стало результатом эмоций, страха и паники. Решение, которое навсегда лишило его уверенности в себе и в завтрашнем дне. Решение, которое привело к смерти единственной женщины, которую он любил.
Глинн не мог дышать, наблюдая за тем, как тело поворачивается к нему в золотом ореоле волос. Он не хотел видеть лицо, которое — как он знал — теперь навсегда станет его кошмаром, но попросту был не в силах отвернуться и отвести взгляд.
Лицо медленно оказалось в поле его зрения. Сначала профиль, затем в фас. Оно поворачивалось плавно, словно луна, вращающаяся вокруг своей оси. Розовые губы… все такая же чистая, как мрамор, кожа… маленький, аккуратный носик с веснушками… но хуже всего были глаза! Эти сияющие голубые глаза, которые будто искали виновного в своей смерти, желая обвинить.
Ноги Глинна начали дрожать. Но прежде, чем он сумел найти стул, он почувствовал, что мышцы его ослабли, и он безвольно рухнул на пол. В голове его начал твориться полный беспорядок, зазвучали приглушенные крики. Он словно сквозь дымку видел людей, склонившихся над ним, видел лысую голову доктора Брамбелла, почувствовал иглу, впившуюся в его тело, ощутил, как его поднимают под аккомпанемент чьих-то отдаленных приказов, а затем… наступила блаженная тишина.
17
Алекс Лиспенард управляла батискафом, с профессиональным мастерством кружа около ствола Баобаба на расстоянии примерно в сорок футов. Ствол был огромным, намного массивнее самых крупных секвой — около шестидесяти футов в поперечнике — и имел грубую, напоминавшую кору поверхность, состоящую из ребристых параллельных канавок и выпуклостей.
Пока прожектор прощупывал ствол, Алекс отметила, что он был полупрозрачным, словно мутная медуза, бледно-зеленоватого цвета, как морское стекло. Присмотревшись, она различила внутри размытые очертания того, что, предположительно, было внутренними органами, представлявшими собой трубки и мешочки, о назначении которых можно было только догадываться — внешне они не походили ни на один земной организм, знакомый ей. Внутри присутствовали также круглые глобулы желтоватого оттенка и паутинные сети насыщенно темно-красных нитей. Структура плоти была испещрена яркими пятнами и частицами, которые медленно кружились, как снег в снежном шаре. Это было одновременно и красиво, и ужасающе. При ближайшем рассмотрении, видя всю эту внутреннюю сложную структуру, Алекс решила, что перед ней, скорее, животное, чем растение, или, возможно, что-то среднее между ними. И все же до сих пор она не обнаружила ничего похожего на органы чувств или органы питания. У объекта так же не было ни рта, ни ануса.
Так или иначе, она записывала все на видео и лидар. На борту «Батавии» времени будет достаточно, чтобы исследовать изображения и результаты сканирования и попытаться определить, как это существо живет, как оно питается, что ему требуется для выживания — и это все, конечно, исходя из того предположения, что оно живое.
Она продолжала медленно двигаться, выписывая спиральный узор, чтобы создать трехмерную оцифрованную модель чужака. В следующий виток она должна была дойти до точки, где ветви раздваивались — не как у дерева, а все сразу, формируя своего рода звездный узор, как у морского анемона.
Морской анемон… — подумала она, — странно, как только мы увидели всю эту штуковину целиком, она сразу же смутно напомнила мне морской анемон.
С чего бы это? Ведь ее ветви выглядели жесткими, а не гибкими, как щупальца анемона. К тому же Алекс не видела признаков того, что на них имелись стрекательные книдоциты[18].
Вдруг у основания развилки ветвей она заметила нечто необычное: образование черной, овальной формы. Размером оно было с большой арбуз и выглядело в целом неуместно, как будто вовсе не являлось составной частью существа.