— С «каждой» она загнула, а в общем — права. Разве не так? — стараясь, чтобы в моём голосе не звучало и тени усмешки, спросила я. — Стать фавориткой короля мечтает любая. Фавориткой принца — нет. Знаешь почему? Сколько времени ты обычно встречаешься со своими любовницами? Месяц? Два? Три? А что потом? Правильно! Забвение! Поэтому урвать свой кусок им надо за эти месяцы. То, что второго шанса не будет, понимают даже самые тупые! А баронесса Брианна не тупа. Она умна, амбициозна и расчётлива. А ещё точно знает, что красива и молода. Поэтому рассчитала всё… Скажи, зачем они с мужем приехали в Свейрен всего через месяц после свадьбы? Ведь Ярмелон не был в столице восемь лет?!
— Постой! — уронив меня обратно на кровать, Коэлин подтащил к себе кресло и, устроившись прямо напротив меня, уставился мне в глаза: — Получается, что на то, что у неё есть шанс стать фавориткой моего отца, она рассчитывала ещё до приезда в Свейрен? Она что, умудрилась убедить мужа, что это будет выгодно им обоим? Так?
— Угу…
— Вот сука… Ну, теперь ей это не грозит… Пускай валит обратно в своё имение и… проливает слёзы над своей несчастной вдовьей долей…
— Вдовьей? — спросила я. — Ты будешь биться насмерть? Зачем?
— Затем! Такое оскорбление смывается только кровью… — мстительно усмехнулся мой братец. И, задумчиво посмотрев на меня, добавил: — А чтобы барон всё-таки вызвал меня на дуэль, тебе придётся поработать ещё и с ним… Надеюсь, ты не против, сестричка? Или…
— Нет, ваше высочество… Я сделаю всё, что надо…
Поклониться, сидя на кровати, у меня не получилось, но начало движения и тщательно отрепетированное перед зеркалом выражение ужаса в глазах Коэлин увидел. И довольно усмехнулся:
— Наш пращур был великим человеком… Достаточно намёка на Слово, и вы, Видящие, становитесь просто шёлковыми… Кажется, ты собиралась отойти ко сну? Что ж, не буду тебе мешать. Завтра у нас с тобой будет тяжёлый день… Спокойной ночи, Колючка!
— Ваше величество! — вскочив с лавочки, барон галантно поклонился и, задержавшись в нижней точке чуть дольше, чем того требовал дворцовый этикет, медленно разогнулся.
— Барон Ярмелон! Рада, что ваше добровольное заточение завершилось, и вы снова при дворе… — пару раз шевельнув веером около лица, благосклонно улыбнулась мама. — Сегодня вечером в большом зале для приёмов состоится бал. Буду рада видеть и вас, и вашу супругу…
— Благодарю, ваше величество… — барон расплылся в улыбке и поклонился.
— Не буду мешать вашему общению… — подчеркнув последнее слово презрительной гримасой, холодно улыбнулась мама. И, не удостоив меня и взглядом, тронулась с места. Продолжив разговор, прерванный ради барона Ярмелона.
А мой ухажёр, пропустив мимо ушей её последние слова, обрадованно рванул в другую сторону. И вспомнил про меня только тогда, когда добежал аж до середины аллеи.
Заставив себя вернуться к скамейке, он, забыв про куртуазность, по-солдатски прямо заявил:
— Королевский бал — это тебе не свинью пинать. Надо приготовиться. Ладно, крошка… На твоё личико и… остальные прелести я полюбуюсь как-нибудь потом… Скажем, завтра… Ты не против?
— Ваша милость, вы меня смущаете… — пролепетала я. И, присев в реверансе, замерла.
— Как же, смутишь тебя… — хохотнул ловелас, заглянул в моё декольте и унёсся готовиться к балу…
…— Вы, женщины — страшные существа! — падая на мою кровать, усмехнулся братец. — Лёгкая хрипотца в голосе, движение бедра или плеча — и мужчина на грани умопомешательства! Он готов был тебя взять прямо в парке! Я даже за тебя испугался…
— Смеёшься? — удивилась я. — Зачем за меня бояться? Я могу за себя постоять…
— Ну, если бы он сорвал с тебя вуаль…
— Кто бы ему позволил? — перебила я. — Про связь-то не забывай…
— Забудешь про неё, как же… — закинув руки за голову, ухмыльнулся он. — А как на тебя посмотрела твоя мать! Не любит она Лусию, ой как не любит…
— А кто её любит, кроме вас, мужчин? — упав в кресло, фыркнула я. — В её постели перебывал весь двор. И не по одному разу…
— Не весь… — поморщился мой сводный брат. — Меня там не было. И не будет: я беру только тех, кого хочу сам. И никогда никому не сдаюсь…
— Достойно уважения… — почувствовав, что он не лжёт, сказала я. — Ладно, давай о деле. Отвечу на незаданный вопрос — да, успела. Так что можешь готовиться к дуэли…
— И что мне надо для этого сделать? — расплывшись в счастливейшей улыбке, воскликнул Коэлин.
— Просто показаться ему на глаза… — буркнула я, скидывая с ног изуродованные туфельки, к которым брат собственноручно прибил толстенные деревянные набойки. — Как только он увидит твоё милое личико, он вспомнит про то, что ты наставил ему рога, и перестанет соображать…
— Постой-постой!!! Мне нужно, чтобы он дрался в полную силу!!! — уронив кинжал, взвыл Коэлин. — Что именно ты в нём изменила?
— Успокойся! Почти ничего. Убрала из его мыслей расчёт и заставила его воспринимать тебя не принцем, а ровней… Что я, не знаю, что тебе надо?
— Угу… Потому и дёргаюсь… — мгновенно успокоившись, буркнул он. — Барон Ярмелон — восьмой меч Делирии. Противник — как раз для меня…
— Какой смысл так рисковать? Тебе что, не хватило графа Затиара?
— Тогда мне было восемнадцать. Я был юн и здорово переоценивал свои силы. Сейчас мне двадцать два. Кстати, после той дуэли я не проиграл ни одной. А Затиара…
— А Затиара ты зарубил в прошлом году… — фыркнула я. — Однако шрам от того поединка у тебя остался…
— Плевать… — усмехнулся мой ненормальный братец. — Зато я живу по-настоящему…
Глава 34Десятник Вигор Гваал
— Вигор, а ты везунчик… — услышав голос Пивной Кружки, Гваал пришёл в себя, приоткрыл глаза и с трудом удержался от стона: страшно жгло правое подреберье, болела левая нога и почему-то левое ухо. А ещё раскалывалась голова, и во рту стоял привкус крови напополам с жёлчью. — Пропустил такую связку — и живой. Даже не верится…
— Что? — повернув голову на голос, Вигор с трудом сфокусировал взгляд на мятом куске металла в руках склонившегося над ним воина и с удивлением узнал в нём свой шлем.
— Не дёргайся… — увидев, что он пытается приподняться на локте, усмехнулся десятник Снежных Барсов. — Лекарь сказал, что тебе надо лежать как минимум дней десять…
— Зацепили?
— Можно сказать и так… — хохотнул Пивная Кружка. — Хотя я бы выразился несколько грубее — чуть не убили. Чуть не перерубили ногу, чуть не пропороли печень и чуть не раскроили голову. Зато есть повод начать праздновать свой второй день рождения и заодно привыкать к новой кличке…
— Это к какой? — прохрипел Гваал.
— Одноухий! Второе ухо тебе оттяпали качественно. Вместе с половиной шлема… Кстати, знаешь, на кого тебе повезло наткнуться? Что, не помнишь? На его сиятельство графа Шорра… — Кружка отбросил в сторону изуродованный шлем и покарябал пальцем под наручем. — Хороший был боец. Прежде чем его расстреляли из арбалетов, умудрился зарубить четырнадцать человек…
— А… донжон взят?
— Да. Давно уже… — кивнул десятник. — Барон Игрен, наверное, уже у его величества — докладывает об успехе. А мы пока ищем люки, ведущие в потерны… О, орут! Может, уже нашли? Ладно, отдыхай… Зайду позже…
…В следующий раз десятник появился в комнате перед закатом: лучик света, пробившийся в бойницу часа через три после его ухода, успел описать по полу полукруг, взобраться на противоположную от ложа Вигора стену и пропасть. К этому времени Гваал уже притерпелся и к боли, и к постоянным головокружениям, и к запаху лечебной мази, которой смазали его раны. И даже умудрился немного пообщаться с соседом по комнате — чуть не лишившимся ноги Гердером Шрамом, пребывающем в омерзительнейшем настроении.
Ввалившись в комнату, Пивная Кружка в сердцах метнул свой щит в ближайшую стену и, рухнув на лежак рядом с Гердером, угрюмо посмотрел на подчинённого:
— Слышь, Шрам! Ахим Лоут мог не поверить голубиной почте? Тридцать его воинов пытались вернуться в крепость! Помнишь грохот обвала, который мы слышали во время штурма? Так вот, они, наткнувшись на головной дозор армии, и поняв, что Запруда захвачена, обрушили какую-то скалу выше по ущелью. И теперь обороняют гору из битого камня…
— Тридцать человек? — не поверил ему Гердер. — И обороняют? Что, до сих пор?
— Да… — кивнул десятник. — Они заставили умыться кровью Медведей! И умудрились не потерять ни одного человека!
— Не может быть… — вмешавшись в разговор, Вигор отрицательно мотнул головой и чуть не взвыл от боли в обрубке уха. — Осыпь — не крепость. Что бы они там не вытворяли — потери у них будут всё равно. Пять к одному,[42] десять к одному — но будут. Надо просто задавить их количеством…
— Думаешь, ты один такой умный? — скрипнув зубами, повернулся к нему Кружка. — Их атаковали трижды! В результате — четыреста с лишним погибших. Это не считая тех трёх с половиной сотен, которые погибли во время обвала. А армия до сих пор топчется на месте… Кстати, это ещё не всё: увидев цвета рода Утерсов, полторы сотни челзатцев вообще отказались идти на штурм!
— Их же…
— Да! — не дав Вигору договорить, зарычал десятник. — Его величество вышел из себя и приказал казнить каждого пятого… Вот такие новости…
— И что теперь? — Шрам задумчиво посмотрел на мрачного, как грозовая туча, Кружку. — Теперь на приступ отправят нас?
— Нет. Его милость барон Игрен сказал, что нам и ещё пяти сотням Волков поставили задачу любой ценой удержать Запруду…
— От кого? — не удержался от вопроса Гваал.
— Ты что, до сих пор не оклемался? Если Ахим Лоут и его воины вернулись, то они сделают всё, чтобы вернуть крепость в свои руки. И если им это удастся, то наша армия окажется в каменном мешке. Дальше объяснять?
— Нет. Не надо. Но ведь почти тысяча человек для защиты одной крепости — это перебор!
— Как бы и этого не оказалось мало… — вздохнул десятник. И, отстегнув наруч, принялся ожесточённо чесать предплечье…