Поверь, тебе это пригодится…
…Второй раз о лекции Кузнечика я вспомнил, когда волок по северному крылу королевского дворца скрученный в трубу ковёр: стражники, стоящие чуть ли не на каждом углу, не видели меня даже в упор. А когда я не вписывался в повороты и, бормоча под нос проклятия, пытался протащить свою ношу через слишком узкую дверь, без особого раздражения отвешивали мне подзатыльники.
Я не уклонялся. И не старался погасить силу удара приседанием или скручиванием. А, получив очередной тумак, униженно кланялся, размазывал по лицу капли выступившего на лбу пота, и, справившись с неподъёмным ковром, продолжал путь…
Комната, из которой мой «добровольный» помощник вытащил требующий чистки ковёр, располагалась довольно далеко от покоев принца. Но на одном с ним этаже. Что меня вполне устраивало. Поэтому, плотно прикрыв за собой дверь, я добрых полчаса убил на то, чтобы его расстелить. А в окно выбрался только после того, как по коридору протопала обещанная уборщиком смена караула.
«Шестое окно, если не считать этого… — подумал я и, удостоверившись, что наброшенная на спину простыня не запуталась где-нибудь у пояса, медленно заскользил вдоль карниза. Периодически повторяя про себя: — Белое пятно на белой стене в глаза не бросается…»
Добравшись до нужного проёма, я заглянул в окно спальни принца и ошарашенно почесал в затылке: рядом с кроватью, на которой возлежал наследник престола, с трудом удерживая равновесие на стуле, кемарило какое-то измученное существо неопределённого возраста и пола. Похожее на что угодно, кроме стражника.
«Судя по его виду, в ближайшие полчаса он уходить не собирается…» — мрачно подумал я и, бесшумно взобравшись на подоконник, шагнул в комнату.
…При ближайшем рассмотрении существо оказалось мужчиной лет пятидесяти, с сухим, как курага, и таким же сморщенным лицом. Увенчанная украшенным звёздами колпаком голова еле держалась на тощенькой шейке, а на кончике носа старика висела омерзительного вида капля…
Рассматривать его дальше мне не захотелось — быстренько «обработав» его иглами, я подпёр входную дверь стулом, потом вернулся к спящему принцу и… онемел: судя по количеству бинтов, которыми был замотан его торс, а также по землистому цвету лица, наследник Иаруса Молниеносного был ранен. И ранен очень серьёзно!
— Ты… кто… такой… — внезапно открыв глаза, еле слышно прохрипел наследник престола. — Что… ты… сделал… с Угтаком…
— Он просто спит… — метнувшись к его постели и принявшись с бешеной скоростью вгонять в него иглы, пробормотал я. — И когда я уйду, он обязательно придёт в себя… Вы ранены? Говорить вы не сможете, так что просто моргните…
«Да…» — ничуть не испугавшись своей внезапной немоты, «ответил» принц.
— С кровати вставать пробовали?
Его высочество подвигал глазами вправо-влево…
— Мда… — вздохнул я и, мысленно выругав себя за бестолковость, наложил пальцы на его запястья…
Ощутить биение крови в его руках удалось с большим трудом. Зато когда под моими пальцами еле заметно дрогнула плоть, я с ужасом понял, что принц находится на грани смерти.
«Ну что?» — видимо, поняв, что я пытаюсь оценить его состояние, взглядом поинтересовался принц. И, услышав мой огорчённый вздох, улыбнулся уголками глаз.
«Довезти принца до Запруды мне не удастся. При всём желании…» — мрачно подумал я и, пару раз сжав и разжав кулаки, зачем-то представился:
— Аурон Утерс, граф Вэлш.
А потом убрал иглы, мешающие принцу говорить.
— Что… вас… приве… ло… ко мне… — с трудом выговорил его высочество.
— Моё понимание долга перед своим королём… — выдохнул я. — Или ухмылка госпожи Судьбы? Впрочем, сейчас это уже не важно — из-за вашего ранения часть моих планов пошла прахом… А жаль…
Дотянуться до его шеи и погрузить принца в сон я не успел — откуда-то из-за моей спины раздался возмущённый женский голос:
— Ты кто такой и что ты тут делаешь?
Я не поверил своим ушам: войти в подпёртую стулом дверь, тем более совершенно бесшумно, было невозможно!
— Меня зовут Ронни… Чищу ковры и портьеры… — буркнул я и, медленно развернувшись на месте, почти незаметным движением пальцев метнул одну из иголок в стоящее у дальней стены зеркало. И, дождавшись, пока девушка отвлечётся на слабый звон, сорвался с места…
— Не трогай мою сестру!!! — кашляя кровью, захрипел его высочество. И потерял сознание. Видимо, от перенапряжения.
— Сестру? — задумчиво пробормотал я. И, оглядев обмякшую в моих руках девицу, злобно усмехнулся: — Пожалуй, меня устроит и принцесса. Тем более что ковёр с её тельцем нести заметно легче, чем с твоим…
Глава 40Принцесса Илзе
Первое, что я почувствовала, придя в себя, это жуткое зловоние, от которого мгновенно начали слезиться глаза. Задержав дыхание, я приподняла веки и чуть не заорала от омерзения: рядом со мной мерно покачивался разлагающийся труп лошади с вздутым животом! Попытка вскочить или хотя бы отодвинуться от него подальше ни к чему хорошему не привела — я вдруг почувствовала, что не могу двигаться! Вообще! Окаменев от ужаса, я слегка скосила глаза в сторону, увидела болтающееся над моей головой коровье копыто… и поняла, что тяжесть на моей спине — это ещё одно дохлое животное!!!
— Очнулась, тварь… Ну-ну… — нависнув над моим лицом, злобно усмехнулся молодой мужчина с заляпанным грязью лицом. И тут же пропал из поля моего зрения. Услышав следующую фразу, сказанную тем же голосом, я поняла, что сплю. И вижу какой-то безумный кошмар: — Не понимаю, что он в ней нашёл? Знал же, что она больна Серой немочью — нет, таскался к ней каждую ночь…
— Приворожила, как есть, приворожила! Ведьма! Небось, лет сто от роду, а смотрится сущим ребёнком… — с плохо скрываемым ужасом поддакнул ему кто-то ещё. — Бабы, они это могут! Вон, в Наковальнях две весны назад травницу камнями забили. Та дитё принесла о шести пальцах на каждой руке. А между ними — перепонки! С водяным миловалась, не иначе…
— Лучше б эта миловалась с водяным, чем с Конасом… — угрюмо вздохнул первый. — Им-то, бабам, что? Больна и больна… Живёт, только кровью по утрам откашливается… А наш брат, мужик, летит к ним, как мотылёк на свет костра… И мрёт так же… Брат сгорел в две седмицы… Как лучинка…
— У меня в Горшечной слободе свояк живёт… — задумчиво пробормотал его собеседник. — Второй дом справа вниз по Калёной, если считать от лавки Двупалого Грая. Давненько я у него не был. Надо справиться — вдруг и он к этой шалаве шастал? Виски уж солью осыпало, а всё никак не уймётся — что ни весна, так до рассвета дома не появляется…
— Не приведи Судьба… — выдохнул первый и заскрипел зубами. — Ничего, недолго ей небо коптить. Отольются ей слезы всех тех детишек, чьих кормильцев она со свету сжила…
— Куда ж ты потом подашься-то, милай?! Чай, как её хватятся, так прямо к тебе и придут… А с убивцами-то у стражи разговор короток — обе руки топором тюк — и в петлю…
— Плевать, дядько! Мне бы тварь эту со свету сжить, а потом — хоть бы и в петлю… Кровь брата сердце жжёт, як огонь пылающий!
— Эх, и судьбину ты себе выбрал, парнишечка… — сокрушённо вздохнул второй. — Слышишь, а беги-ка ты в Челзату, сынок! Там таких справных молодцев, как ты, в армию берут без разбора. Не спрашивают ни роду, ни племени… Да, солдатская доля — не сахар, но уж лучше, чем смерть в петле… Беги, и даже не думай…
— Спасибо за совет, дядько… — шмыгнув носом, пробормотал первый. И, видимо, подумав, добавил: — А чё, чем из меня не солдат? Молотом махать умею! Подковы, опять же, пальцами гну! За мамкой и сестрицей дядька Сом присмотрит… А не присмотрит — в землю вобью, гада…
— Ох, и лютый же ты парнишка, Молот! И прозвище у тебя что надо…
Следующие несколько минут я слышала только скрип тележных колёс, шелест проминающейся под ними земли, жужжание вьющихся над лошадиным крупом мух и тяжёлые вздохи Молота — мой кошмар становился всё более и более похожим на явь…
— Всё, парниша, считай, приехали… Вон, вишь, пригорок? За ним свернём на закат, а там до Навьего Урочища рукой подать… Правильное ты место выбрал — там её могилку никто искать не будет… Проклятое место, как есть проклятое… И рукавицы одел не зря — падаль, она тоже обхождения требует. Оцарапаешься ненароком — сгоришь, как в лихоманке… А эта твоя тварь — та же падаль, только пока живая…
— Эта уже никого и никогда не царапнет… — злобно хохотнул Молот. — Опоил я её вчера, дуру… Думала, что за лаской я к ней, и в хату впустила… Вон, глазами-то зыркает, а пошевелиться не может… Хочу, чтобы видела, как земля на неё осыпаться будет. Цвет неба успела запомнить. И брата моего, ею убиенного, помнила до последнего вздоха…
— Ох, и лют же ты, парниша… — не скрывая ужаса, повторил падальщик. — Лучше бы молотом своим тюкнул. Чай, не сама ж себя Серой немочью заразила…
— Нет!!! — раненым медведем заревел парнишка. — Сдохнет в муках, как Конас! Мне его глаза до сих пор снятся!!!.. Останови. Сам дойду…
— Не лютуй, сынок! Я же не со зла… — виновато вздохнул второй. — Делай с ней что хочешь! Твоё право… Просто девка, она девка и есть…
…О том, что телега въезжает в Навье Урочище, я поняла без подсказок — лёгкое дуновение ветерка донесло до меня такой смрад, что меня чуть не вывернуло наизнанку. Вспомнив рассказы о месте, куда свозили всю падаль с городских улиц и окрестных деревень, я почувствовала, что начинаю сходить с ума — ведь кошмар не может продолжаться вечно. Особенно тот, в котором ты знаешь, кем являешься на самом деле и где находишься в данный момент…
«Я во дворце! — пытаясь заставить себя проснуться, подумала я. — После того, как я навестила Коэлина, я отправилась спать… И сейчас лежу в своей кровати и… Навестить?! Там же…» — перед моими глазами мгновенно возникла спальня брата, спящий на стуле Угтак и… ещё один силуэт, склонившийся над кроватью.
«Меня зовут Ронни… Чищу ковры и портьеры…» — мысленно повторила я, и с ужасом поняла, что телега с дохлой лошадью — совсем не кошмар. А способ выбраться из города, придуманный человеком, убившим моего брата…