— Если ты не знаешь себя и не знаешь врага — ты обречён. Если ты знаешь себя, но не знаешь врага — ты можешь победить и можешь потерпеть поражение. А если ты знаешь себя, и знаешь врага — твоя победа неизбежна…[51] — чуть ли не раз в седмицу воспитывал меня Кузнечик. — Не трать время на самолюбование: все твои прошлые победы — ничто! Каждый новый бой — это развилка между жизнью и смертью. И… шанс чему-нибудь научиться… Каждый вздох, каждый жест, каждый взгляд твоего противника — это буквы, с помощью которых его можно прочитать! Смотри, слушай, чувствуй — и ты увидишь, услышишь и ощутишь то, что даст тебе возможность победить! И если ты не помесь осла и дождевого червяка, то сумеешь понять, на что способен и чего не может твой враг…
Впрочем, нет, для того, чтобы не заметить смену её пластики, мне надо было ослепнуть. И потерять память, в которой жили все те удары, которые я пропустил во время любимых лекций учителя. А так как с памятью и зрением у меня всё было в порядке, то, как только я увидел первые намёки на копирование, у меня тут же заныли не раз отбитые Кузнечиком рёбра.
Становиться тем, кого познали и победили, мне не хотелось, поэтому следующие минут пятнадцать я продолжал беседу, усиленно мешая её высочеству себя чувствовать — делал лишние движения, менял ритм дыхания и играл с громкостью и тембром своего голоса. И почти не удивился, увидев выражение мистического ужаса в глазах принцессы. Впрочем, это выражение мгновенно сменилось другим. «Усталостью» — принцессе требовалось время, чтобы подумать…
— Благодарю за беседу, граф… А теперь, если вы поможете мне встать и дойти до моего ложа, то я постараюсь заснуть…
Я галантно кивнул и, вскочив на ноги, подал принцессе руку…
…На рассвете следующего дня её высочество постаралась изобразить жуткую усталость. И преуспела в этом настолько, что Том чуть не бросился подсаживать её на коня. Впрочем, быстро сообразив, что оруженосцу не пристало нестись к благородной даме впереди своего сюзерена, он хмуро посмотрел на меня и продолжал буравить меня взглядом даже тогда, когда её высочество уже выехала на дорогу…
Первые изменения в настроении моей пленницы я почувствовал к обеду — сначала с её лица исчезла маска усталости, а потом во взгляде пропали и искорки обречённости. Ещё несколько часов раздумий — и к закату её высочество окончательно воспрянула духом.
Понять, что она замышляет, оказалось достаточно просто — во время коротенькой остановки для смены лошадей я, уйдя в лес «по нужде», пару минут понаблюдал за ней из-за ствола нависающего над тропой дерева.
Как я и предполагал, её высочество решила сменить цель! И теперь, не глядя в сторону Тома, «едва заметно» морщилась, прикасаясь пальцами к «натёртым о седло» бёдрам…
«Что ж, я бы на её месте, наверное, пытался сделать то же самое…» — подумал я и, скользнув подальше в лес, ломанулся обратно к тропе…
…Проснувшись на рассвете следующего дня, её высочество затравленно посмотрела на иглы в моей руке, потом осторожно прикоснулась к своей шее, провела пальцами по затылку и, сообразив, чем был вызван её беспробудный сон, ненадолго прикрыла глаза.
Ждать, пока она справится с очередным приступом отчаяния, я не собирался, поэтому, убрав футляр на своё место, отправился к бьющему неподалёку ключу. Умываться…
…Ходить по лесу бесшумно принцессу никто не учил. Впрочем, судя по звуку её шагов, в этот раз подкрадываться она и не пыталась. Подойдя ко мне почти вплотную, она дождалась, пока я закончу умываться и выпрямлюсь, и, уставившись мне в глаза, чётко произнесла:
— Граф! Я сдаюсь… Даю слово, что больше не буду пытаться от вас сбежать. И не сделаю ничего такого, что может мне в этом поспособствовать…
— Хорошо… — вдумавшись в формулировку, я утвердительно кивнул. — Ваше слово принимается…
— Тогда, если можно, не усыпляйте меня больше своими жуткими иглами, ладно?
— Постараюсь не делать этого без особой необходимости… — пообещал я. — Умываться будете?
— Да, конечно… — принцесса робко улыбнулась, и я вдруг почувствовал себя последней скотиной: без маски высокомерия на лице она выглядела почти ребёнком!!!
— Что-то не так? — мгновенно заметив, как изменился мой взгляд, испуганно дёрнулась она.
— Нет… — мрачно пробормотал я. И добавил вслух, но уже для себя: — Как же я ненавижу слово «долг»!!!
…Через час после выезда с места ночёвки подул сильный северный ветер, а небо начало затягивать тяжёлыми чёрными тучами. К обеду лес вокруг нас потемнел, заскрипел, а по его терзаемым ураганным ветром кронам застучали первые капли дождя.
Белый всполох молнии, разорвавшей наступившую темноту, заставил принцессу дёрнуться всем телом и затравленно посмотреть на меня:
— Мы что, будем скакать и в грозу?
Я кивнул:
— Завтра к полудню я планирую добраться до границы Элиреи…
— Да, но дороги же раскиснут! И… ночевать под дождём я как-то…
— А мы разве едем по дорогам? — улыбнулся я. — А ночевать… Увы, ночевать придётся там, где нас застанет ночь: я уверен, что на всех постоялых дворах по Зайдской дороге нас уже ждут. С плохо скрываемым нетерпением…
— Но ведь можно же попроситься на постой в какую-нибудь забытую королём и мытарями деревушку? — чуть не плача, воскликнула принцесса.
— Увы, ваше высочество! Таких деревушек в вашем королевстве нет. И в других, скорее всего, тоже: любое поселение — это люди. А значит, и налоги. И те, кто их собирает, и те, кто их тратит, никогда не пройдут мимо возможности увеличить собственные доходы за счёт тех, кто слабее и не может за себя постоять…
— Ясно… — затравленно вздохнула она и, закутавшись в плащ, затихла…
…Её высочество вздрагивала от каждого удара грома. Маленькая сгорбленная фигурка, замотанная в широченный плащ, казалась до ужаса беззащитной. А лицо принцессы, залитое капельками дождя, казалось заплаканным. Поэтому смотреть я старался куда угодно, кроме неё, — от ощущения, что плакать заставляю её именно я, у меня почему-то щемило сердце.
Только вот созерцание кустов, деревьев и торчащих из земли корней не мешало мне думать. И представлять и лицо, и капли дождя, и испуганный взгляд. Поэтому, вместо того, чтобы слушать лес, я то мысленно клял себя последними словами, то доказывал себе свою правоту. И не услышал, что, кроме шелеста капель, бьющих по листьям и лужам, из-за поворота тропы послышался ещё и цокот копыт…
— Патруль, милорд!!! — вполголоса взвыл Том и, осадив коня, мигом оказался на земле. Готовым к бою…
Стряхнув с себя секундное оцепенение, я метнулся к коню её высочества и, одним движением ножа перерезав подпругу, выдернул принцессу из седла.
— Присмотри! — выдохнул я и, аккуратно поставив принцессу на землю, легонько подтолкнул её к моему оруженосцу…
…Первые два воина, выехав из-за поворота тропы, впились глазами в коней, стоящих буквально в десяти шагах и… начали медленно откидываться назад. Не дожидаясь, пока они грохнутся об землю, я проскользнул между их конями и, вбив следующую пару ножей в вырезы барбютов едущих за ними латников, выхватил мечи.
Тело двигалось само — смещение влево, ложный перенос веса тела туда же, бросок вправо… Удар в колено, под плакарт, под мышку… Пары секунд, потребовавшихся воинам, чтобы понять, что происходит, мне хватило, чтобы сократить их количество до четырёх человек. А потом делирийцы пришли в себя и атаковали…
Глава 43Принцесса Илзе
— Присмотри!!! — прошептал над моим ухом граф Вэлш, и я, сорвавшись с места, полетела в объятия его оруженосца.
— Простите, ваше высочество… — одними губами произнёс Том… и, метнувшись в лес, чуть не вырвал мне руку из плеча. Ойкнуть или хотя бы возмутиться я не успела — уже через пару мгновений я оказалась за стволом здоровенной ели. Почему-то сидя на корточках между двух здоровенных корней. А между мной и лесом невесть откуда возник щит.
— Тихо… — не глядя на меня, шёпотом попросил оруженосец и, придерживая щит ладонью, выглянул на тропу.
— Ну, что там? — услышав жуткий лязг железа, истошные крики и грязную ругань солдат, перепугано спросила я. И с ужасом поняла, что беспокоюсь не за солдат моего отца, а за Утерса!
— Пришли в себя! — выдохнул Том и заскрипел зубами.
Глядя, как белеют его пальцы, сжимающие щит, я зажмурилась, представила себе происходящее на тропе и, решившись, дёрнула парня за руку:
— Помоги ему! Я никуда отсюда не уйду! Даю слово!!!
Дико посмотрев на меня, воин сорвался с места и исчез. Отпихнув от себя щит, я захотела выглянуть из-за створа, попыталась встать… и увидела, что Том — на том же месте, где и стоял! Только с арбалетом в руках.
Рывок рычага, металлический лязг, щелчок — и тяжёлый болт унёсся куда-то в темноту. Рывок рычага, лязг… и арбалет вдруг упал на щит, чуть не раздробив мне колено.
Я вздохнула, прикрыла глаза, представила себе искажённое предсмертной мукой лицо оруженосца, потом — боевое безумие в глазах воинов моего отца, несущихся к позиции убитого стрелка, и… встала. Решив, что принцессе Делирии не пристало встречать своих вассалов, сидя в такой позе.
К моему удивлению, Том оказался жив! Мало того, он стоял не за стволом ели, а рядом с ним. И ослепительно улыбался!
Почему-то разозлившись при виде его дурацкой улыбки, я обошла его со спины, отодвинула в сторону пышную зелёную лапу и, посмотрев на тропу, не поверила своим глазам: граф Вэлш, убрав мечи в ножны, лениво слонялся между трупами валяющихся на тропе латников!
— Он что, их всех убил? — ошалело посмотрев на Тома, спросила я.
— Да, ваше высочество… — не отрывая взгляда от своего сюзерена, кивнул воин.
— Уже?!
— Да, ваше высочество… — повторил он и, повернув голову, гордо посмотрел на меня. — Да что их там было-то? Десяток, не больше…
Опешив, я представила себе десять латников в сомкнутом строю, потом шестнадцатилетнего мальчишку, стоящего напротив них… и несколько раз мотнула головой: убить такое количество обученных воинов в одиночку было невозможно!