Ободренная сознанием обретенной силы, Грейс бесстрашно расправила плечи, подняла голову и в упор посмотрела прямо в голубые глаза владыки Кейлавана.
— Прошу прощения, ваше величество, но я, помнится, уже доложила вам обо всем, что мне удалось узнать.
— Мне этого недостаточно, миледи! — В словах короля не было ни гнева, ни раздражения — он просто констатировал факт. — Я уже знаю, как и почему голосовал каждый из участников Совета. Теперь мне необходимо узнать, каким способом можно изменить решение наших противников при повторном голосовании.
В глазах Грейс мелькнуло изумление. Кем, интересно, он ее считает, если всерьез ожидает, что ей удастся поколебать мнение столь могущественных особ?
— Вы умны и изобретательны, миледи, — продолжал Бореас, предупреждая готовый сорваться с губ Грейс вопрос. — И я уверен, именно вы сумеете обнаружить нечто такое — уязвимое место, тайный страх, тщательно скрываемое желание — в каждом из голосовавших против правителей доминионов, что я смог бы использовать в собственных целях. Совет обязан принять решение о военном союзе и созыве всеобщего ополчения. Если этого не произойдет, все потеряно.
Грейс очень хотелось высказать этому твердолобому типу, прущему напролом с бычьим упрямством, что ей осточертело его дурацкое задание и если ей придется обхаживать еще хотя бы одного нобля, чтобы из недомолвок, откровенной лжи и пошлых комплиментов выудить мелкий дополнительный штришок к давно сложившейся общей картине, она просто не выдержит и свихнется. Вместо этого она покорно склонила голову и сказала:
— Разумеется, ваше величество. Я сделаю все, что в моих силах.
Король только кивнул и, не вымолвив ни слова на прощание, повернулся и зашагал прочь. Когда его могучая фигура скрылась за поворотом, Грейс, дрожащая и обессиленная, с трудом доковыляла до ближайшего окна. Раскрыв створки, она высунула голову и с наслаждением вдохнула свежий морозный воздух. Холодный ветер немного остудил ее покрытый испариной лоб и пылающие щеки. Она посмотрела вниз. Полдюжины вооруженных стражников — очевидно, смена караула, — бодро маршировали по направлению к воротам, ведущим в нижний двор. Лучи неяркого зимнего солнца окрашивали зловещим багрянцем блестящие наконечники их копий.
Грейс сунула руку в карман и достала деревянного быка, подобранного в грязи на базаре, — грубо вырезанный символ культа Ватриса, воинственного бога, которому поклонялся Бореас. Поднеся статуэтку к глазам, она осторожно коснулась пальцем крошечной иголки-меча, воткнутой в горло животного.
— Вы когда-нибудь слышали историю Ватриса, миледи? — прозвучал за спиной знакомый мужской голос.
Грейс стремительно обернулась и с улыбкой шагнула навстречу невесть откуда взявшемуся рыцарю.
— Дарж! Как я рада! Сколько же мы с вами не виделись?
Обветренное и невозмутимое, как гранитная скала, лицо эмбарца не дрогнуло ни единым мускулом.
— Пять дней, миледи. Но я всегда находился поблизости.
Грейс снова улыбнулась, на миг забыв о собственных проблемах.
— Древняя легенда гласит, — продолжал рыцарь, жестом указывая на статуэтку у нее в руках, — что Ватрис некогда правил далекой южной страной на берегу Летнего моря. Солнце безжалостно выжигало плодородную почву и посевы, а население вымирало от голода. Чтобы спасти свою землю и свой народ, Ватрис отправился на поиски волшебного быка. А когда нашел его и убил, кровь животного хлынула огромной рекой, напитавшей землю и вернувшей ей прежнее плодородие!
Бесхитростный рассказ Даржа пробудил в сердце Грейс неожиданную тревогу. Аналогия показалась ей более чем прозрачной. Что, если и Бореас, идя по стопам своего божественного покровителя, тоже собирается оросить земли доминионов реками крови? Но Ватриса можно хотя бы понять: тот спасал свою страну от гибели. Бореас — на словах — хочет того же. Но вот о чем он мечтает на самом деле… Тяжело вздохнув, Грейс убрала деревянную фигурку обратно в карман.
— Я опять не знаю, как мне поступить, Дарж, — с грустью призналась она.
Рыцарь задумчиво погладил усы.
— А как бы вы хотели поступить, миледи? — задал он встречный вопрос, немало удививший Грейс.
— Больше всего я хотела бы не ошибиться. Но для этого я должна точно понимать, что происходит: кто угрожает доминионам и как с этим бороться? Только зная все это, я смогу принять правильное решение. — Сама того не заметив, Грейс подошла к далекой от медицины проблеме с позиции врача: сначала подробное описание симптомов болезни, затем анализ и окончательный диагноз и только потом — лечение.
Дарж надолго погрузился в размышления. Студеный ветерок из открытого окна безжалостно теребил закрывающие его лоб темные волосы. Наконец он поднял голову и сумрачно кивнул:
— Полагаю, миледи, настало время применить новую тактику.
Сердце в груди Грейс забилось быстрее. Она подошла к рыцарю почти вплотную и заглянула ему в глаза:
— Какую, Дарж? Расскажи мне!
На следующий день весь Кейлавер облетел слух о том, что между королем Бореасом Кейлаванским и ее светлостью леди Грейс, герцогиней Беккетте кой, произошла ужасная ссора. Эта новость распространялась по коридорам быстрее крыс или пожара, и уже к полудню все кому не лень оживленно судачили о причинах размолвки. Ни один из участников обсуждения, разумеется, не присутствовал лично при сем эпохальном событии, что нисколько не мешало им на ходу изобретать все новые и новые пикантные подробности.
— Во имя Зеи, Грейс, что случилось?! — не успев отдышаться, выпалила Эйрин, со скоростью ракеты влетев в спальню подруги.
Лихорадочно вспоминая все известные ей методы убеждения, Грейс усадила баронессу в кресло и спокойно сказала:
— Ничего не случилось, Эйрин. Просто я придумала новый способ помочь королю.
Баронесса нахмурилась:
— А ты уверена, что на твоей Земле слово «помочь» не имеет прямо противоположного значения?
Грейс поняла, что с Эйрин никакие уловки не пройдут, и решила сыграть с ней в открытую.
— Сначала выслушай меня, а потом можешь высказываться, сколько твоей душе угодно, — сухо произнесла она, усевшись в кресло напротив. — До сегодняшнего дня ко мне относились как к союзнице и единомышленнице Бореаса. Не спорю, со мной охотно беседовали — кто из любопытства, кто из уважения, кто из желания побольше разузнать о планах короля, считая меня его доверенным лицом, — но никто и никогда не делился со мной действительно важными сведениями, справедливо опасаясь, что я тут же передам их Бореасу.
В глазах Эйрин засветилось любопытство.
— Продолжай, я очень внимательно слушаю, — кивнула она.
— Если же все будут думать, что я попала в немилость, сразу возникнет вопрос: чьим могущественным покровительством — вместо Бореаса — я попытаюсь заручиться? Полагаю, пока продолжается Совет, найдется немало желающих привлечь меня на свою сторону. — Произнося последнюю фразу, Грейс чуть не расхохоталась — настолько нелепой показалась ей мысль о том, что кому-то в действительности может прийти в голову искать союза с ней. — Разумеется, у меня нет ни власти, ни влияния, чтобы оказать воздействие на ход Совета и его решения, но об этом никто не знает. И если наши противники всерьез поверят, что мы с Бореасом окончательно разошлись, они перестанут таиться от меня, как таились раньше.
Прежде чем Эйрин успела что-то сказать, рядом с дамами неизвестно откуда возникла мрачная фигура эмбарского эрла. Баронесса удивленно захлопала глазами.
— Прошу прощения, ваше высочество, — почтительно поклонился Дарж, — но вина целиком лежит на мне. Это я уговорил леди Грейс испробовать новый план. Прошу вас передать королю, буде его величество пожелает получить удовлетворение, что я охотно понесу любое наказание, какое он соблаговолит наложить.
— Бореас вне себя, — сообщила Эйрин. — Я своими глазами видела, как три его мастифа с визгом улепетывали по коридору, поджав хвосты. Будь хвосты у королевских лакеев, они поступили бы точно так же.
— Отлично! — воскликнула Грейс, от души надеясь, что ее энтузиазм никому не покажется фальшивым. — Если Бореас так сильно разозлился, это играет нам на руку. Теперь никто не усомнится в истинности пущенной нами сплетни! Но рассказать ему правду придется тебе, Эйрин, — сказала она и с усмешкой добавила: — Сильно сомневаюсь, что сохраню голову на плечах, покажись я ему на глаза в ближайшие несколько часов.
Баронесса опустила голову и ничего не ответила. Глаза Грейс испуганно расширились.
— Я же пошутила, Эйрин, — проговорила она внезапно севшим голосом. — Это была просто шутка! Что же ты не смеешься? Неужели ты думаешь, он и в самом деле способен приказать отрубить мне голову?
Эйрин натянуто улыбнулась и кивнула.
— Я поговорю с королем, — пообещала она.
Баронесса сдержала обещание. Вернувшись к Грейс после свидания с Бореасом, она рассказала, что его величество по-прежнему рвет и мечет. Сообщение о тайном плане Грейс и Даржа не вызвало у короля восторга и было встречено в штыки — главным образом, как подозревала Эйрин, потому что с ним предварительно не посоветовались. Впрочем, Бореас быстро понял, что у него, в сущности, нет другого выбора и согласился подыграть хитроумному замыслу. Как бы то ни было, уже через несколько дней новая тактика, предложенная эмбарцем, начала приносить первые плоды. Никто не приближался к Грейс в открытую, но вечерами, после окончания заседания Совета, стоило ей пройтись по коридору, прогуляться по саду или просто присесть отдохнуть на скамеечку где-нибудь в укромном месте, как рядом неизменно оказывался тот или иной высокопоставленный сановник, желающий с ней побеседовать.
Грейс нисколько не удивилась, хотя, возможно, и следовало бы, когда первым из «случайно» встреченных ею иноземных вельмож стал лорд Ольстин из Брелегонда.
— Доброго утра вашей светлости, — раздался за ее спиной вкрадчивый мужской голос.
Грейс от неожиданности чуть не выронила из рук раскрытую книгу. Она сидела в кресле в библиотеке замка. Похвастать обилием литературы сие почтенное заведение никак не могло — обладая «фондом» всего из полусотни рукописных томов, — зато дало бы сто очков вперед другим библиотекам богатством убранства и обстановки, не говоря уже об украшенных драгоценными камнями и металлами переплетах. Грейс частенько сюда заходила, твердо решив самостоятельно изучить местный язык. Дело у нее продвигалось, но полностью отказаться от услуг монетки-переводчика, подаренной братом Саем, было бы пока преждевременно. Вздрогнуть же и сжаться заставил ее не столько голос, сколько неприятное ощущение липкой влаги на открытой шее — приветствовавший ее мужчина обладал скверной привычкой обильно брызгать слюной при разговоре.