Косатку часто называют китом-убийцей, и люди, которым это не нравится, предпочитают звать ее «орка», по латинскому названию Orcinus orca. Но орки – злые великаны подземного мира, так что это название тоже не слишком лестное. Ученые различают несколько видов Orcinus, но только один из них сохранил название orca. Поэтому называть всех «орками» не очень правильно.
Подобно розам и слонам, они имеют множество названий. В этом регионе рыбаки называли их blackfish (что нелогично, потому что гринд тоже называют blackfish; кроме того, косатка не черная, она не рыба, и существует рыба под названием blackfish). Индейцы квакиутл называют ее max’inux, а племя хайда – ska-ana. На западе Тихого океана айны, живущие на Курильских островах, называют их dukulad, а инуиты из Восточной Арктики – arluq. На оконечности Южной Америки, Огненной Земле, племя яган называет косаток shamanaj. Точно так же, как разные виды слонов носят общее название «слоны», всех косаток называют «косатками». На мой взгляд, им лучше подошло бы название «дельфины домино», потому что это самые большие дельфины в мире и у них яркая черно-белая окраска. Кто-то даже пытался назвать их «морскими пандами». Единственное, что не вызывает сомнения, – они самые крутые из всех китов. Обитатели моря, на которых никто не смеет охотиться. Поэтому я иногда называю их «киллерами». Да, они такие, в этом я только что убедился.
Через пять минут Кен загрузил в компьютер фотографии и подтвердил идентификацию охотников на тюленей, сравнивая только что сделанные снимки с цифровой базой данной, – совпали очертания спинных плавников и форма характерного белого «седла». Вот какую пользу можно извлечь из одного или двух миллионов фотографий, сделанных за несколько десятилетний, – если все правильно организовать.
– Это были Б-19, Б-19b, Б-19c, Б-20…
Косатке Б-20 около пятидесяти лет. Кен листает фотографии и генеалогические деревья этих китов. Рождения. Смерти. Родственные отношения.
И загадки. Никто не видел группу Б-20 до 1984 года, теперь они появляются каждый год. А одна косатка, Б-61, исчезла тринадцать лет назад – а затем вернулась.
УКВ-радиостанция Кена, потрескивая, время от времени транслирует переговоры капитанов тех судов, которые наблюдают за китами в пятидесяти километрах отсюда, в заливе Адмиралти. Они сообщают, что несколько косаток движутся к заливу Пьюджет-Саунд. Кен слушает капитанов и одновременно само море – это у него профессиональное. Но пока из моря доносится только его неумолчный шум. Во время холодной войны Кен – крупный, дружелюбный и очень общительный мужчина – служил в ВМФ США и вслушивался в океан, пытаясь обнаружить подводные лодки. Проект был секретным.
– Я не имел права никому рассказывать о том, что слышал, – говорит он.
Теперь Кен может рассказывать. Он объясняет, как мастерски косатки умеют издавать и анализировать звуки. Подобно дельфинам, они живут в звуковом ландшафте, который создают сами. В мире, состоящем из холодной, зеленой и часто мутной воды, они испускают звуки, чтобы обнаружить добычу далеко за пределами видимости и не терять связи со своими товарищами и детьми, находящимися на расстоянии многих километров.
Кен показывает мне, как форма черепа косатки приспособлена для генерации и приема звуков. У человека и других млекопитающих звуки рождаются в гортани, а у китов и дельфинов – в черепе. В высшей степени специализированные звуки. Кен убежден, что эти киты способны фокусировать звуковой луч, придавать ему определенную форму. Некоторые исследователи предположили, что косатки могут дезориентировать или парализовать рыбу сфокусированными звуковыми импульсами. При желании дельфины способны генерировать звук громкостью двести двадцать децибел, – находясь рядом с ними под водой, вы почувствуете боль. Кен считает, что они могут регулировать громкость восприятия собственных сонаров, используя толстый тройничный нерв для управления интенсивностью приходящих звуковых сигналов. Канал для тройничного нерва в черепе такой широкий, что я могу просунуть в него два пальца.
Кен объясняет разницу между бродягами, которые охотятся на млекопитающих, и оседлыми косатками – те питаются рыбой. Бродяги не образуют постоянного стада, их группы то и дело соединяются и разделяются. Они в большей степени склонны к «делению и синтезу». Бродяги охотятся небольшими молчаливыми группами. Местные жители могут формировать шумные большие сообщества. Бродяги часто задерживают дыхание на пятнадцать минут. Оседлые косатки редко проводят под водой больше пяти минут. Огромная разница.
Когда охотники за млекопитающими слышат веселые трели предпочитающих рыбу оседлых косаток с расстояния нескольких километров, они уходят в сторону или даже поворачивают назад. Можно предположить, что бродяги опаснее – у них более сильные челюстные мышцы, но оседлые обычно формируют большие по численности группы.
Однажды десять членов стада оседлых косаток с огромной скоростью помчались к заливу, расположенному в трех километрах от них, где в большом волнении плавали несколько других животных из этого же стада. Потом они все вместе поплыли дальше. Внезапно появились бродяги – Б-20 вместе с Б-21 и Б-22. Они явно спасались бегством от оседлых косаток. Животные были так взбудоражены, что исследователь Грэм Эллис слышал издаваемые ими звуки, перекрывавшие рокот двигателя. Бродяги сумели уйти от оседлых, опередив их на две сотни метров. Причем оседлые не шутили – на Б-20 и Б-22 были заметны свежие раны от их зубов. (Это единственный подтвержденный случай агрессии живущих на свободе косаток, направленной друг против друга.) Но когда чужаки покинули залив, оседлые не стали их преследовать. Они кружили на одном месте около получаса, пока не появился еще один член стада, не участвовавший в атаке, и не присоединился к ним. Это была самка Д-17 вместе с новорожденным детенышем. Может, она пряталась? Может, агрессия к чужакам объяснялась появлением охотников на млекопитающих поблизости от новорожденного?
В другой раз исследователь китов и писатель Александра Мортон наблюдала за сорока косатками из местного стада, которые «весело» плескались, а затем вдруг исчезли из поля зрения. Появились они у далекого берега; животные плыли быстро, плотным строем, не резвились, не отпускали от себя детенышей. Стадо свернуло в ближайший залив. Мортон повернулась и увидела четырех бродяг – среди них был опять Б-20. Неужели все косатки точно понимают намерения друг друга? Конечно, они не обязаны нам ничего рассказывать. Но есть ли у нас лучшее объяснение?
Мы сделали несколько снимков, поговорили о косатках, посмотрели из окна кухни, как косатка убивает тюленя, – типичное воскресенье в доме Кена Балкома. Большую часть жизни Кен наблюдал за косатками именно отсюда. «В каком-то смысле он ближе к ним, чем к людям, – говорит его друг. – Ночью, когда окна открыты, он может проснуться и сказать: „Они здесь“».
В 60-е годы, когда Кен еще учился, в Калифорнии был разрешен китобойный промысел. Преподаватель отправил Кена за образцами, которые надо было брать у мертвых китов.
– Ужас, сколько крови, – вспоминает Кен.
В 1972 году Кен видел, как убили финвала[91].
– Я не мог вынести взгляд кита, который словно спрашивал: «Зачем вы это делаете?» У меня был настоящий эмоциональный срыв. Я думал: «Что мы наделали?» Чувствовал себя ужасно, словно работал в Аушвице.
Преподаватель получил грант на подсчет поголовья косаток в Пьюджет-Саунд, и Кен согласился поехать с ним.
– Прошло сорок лет, – подводит итог он, – и у нас сейчас больше вопросов, чем было вначале.
Убийца – сложное создание
До 70-х годов прошлого века, когда на северо-западе начались первые исследования, воображение людей рисовало более примитивного кита-убийцу. Эти населявшие все океаны существа считались достаточно свирепыми, чтобы убить любого кита – и, конечно, любого человека, – который оказался в пределах досягаемости их мощных челюстей. Агрессивные доминантные самцы контролировали гаремы, а самки приносили им потомство. Все эти представления оказались неверными. Десятилетия наблюдений, прослушивания, мечения, каталогизирования и генетических исследований приподняли завесу тайны не просто над новым китом-убийцей, а над многочисленными китами-убийцами.
Выяснилось, что воды на севере Тихого океана населяют несколько типов китов-киллеров. Мы уже встречались с бродягами, которые путешествуют на дальние расстояния. Отдельные особи, которых видели в Монтерее, штат Калифорния, потом появлялись в Глейшер-Бей на Аляске, в двадцати пяти тысячах километров севернее. Оседлые перемещаются в пределах полутора тысяч километров, с севера на юг. Летом и осенью они держатся ближе к берегу, среди лабиринта островов, преследуя лосося, который идет на нерест в верховья рек, а остальную часть года проводят в другом месте. Но главное отличие бродяг от оседлых – не длина маршрута, а рацион. Бродяги не проявляют интереса к рыбе, а охотятся на млекопитающих. Их челюсти приспособлены для более крупной и сложной добычи. Оседлые, наоборот, не проявляют интереса к млекопитающим. И внутри этого различия в рационе таится множество сюрпризов. Это как русская матрешка: ты видишь всего одну, а потом – бац! – внутри обнаруживаются другие, похожие, но все же разные.
Таким образом, у нас есть бродяги и оседлые, но этим дело не ограничивается. На севере Тихого океана встречаются малоизвестные обитатели открытого моря, о существовании которых не подозревали вплоть до 1988 года, когда исследователи были озадачены появлением более мелких китов-убийц, издававших другие сигналы, – они охотились на акул. Группами, насчитывавшими до двух сотен особей, они перемещались вдали от берегов, между Беринговым морем и Южной Америкой. Одну особь, замеченную у побережья Мексики в 1988 году, три года спустя видели рядом с Перу, на расстоянии пятьдесят три тысячи километров.