Подобно лепету наших младенцев, звуки, издаваемые маленькими дельфинами, хаотичны, но по мере взросления животного они становятся более упорядоченными. В возрасте от месяца до двух лет у бутылконосых дельфинов, атлантических пятнистых продельфинов и других видов вырабатывается индивидуальный «опознавательный свист». Опознавательный свист – это имя, которое они себе придумывают. Этот звук индивидуален, и дельфины никогда его не меняют. Так дельфины сообщают о себе.
Услышав свой опознавательный свист от сородича, дельфин обязательно отвечает. Однако он не отвечает на чужой опознавательный свист. Другими словами, они называют друг друга по имени и отзываются, услышав свое имя. Дельфины зовут своих близких друзей – похоже, ни одно млекопитающее на это не способно (насколько мы знаем). Дельфины, разделенные расстоянием более пятнадцати километров, при благоприятных условиях могут слышать друг друга. Атлантические пятнистые продельфины, называя друг друга по имени, собираются в группу. Когда в море встречаются две группы, они обмениваются именами (но, насколько нам известно, не телефонными номерами).
Самки бутылконосых дельфинов всю жизнь остаются в группе своей матери. Они формируют опознавательный свист, отличающийся от опознавательного свиста матери, и поэтому их легко распознать, когда они передвигаются в одной группе. Опознавательный свист молодых самцов, которые покидают родную группу, похож на опознавательный свист матери.
Недавно исследователи поняли, что разные виды летучих мышей тоже издают звуки, в которых есть индивидуальные имена. Например, европейская летучая мышь, Pipistrellus nathusii, подает сигнал, состоящий из нескольких частей. Если перевести ее песню на человеческий язык, она выглядит примерно так: «Эй, я Pipistrellus nathusii, самец номер семнадцать, я принадлежу этому сообществу, у нас одна социальная идентичность, летите сюда»[92]. В мире птиц разные виды попугаев используют опознавательный свист для идентификации соседей и отдельных особей. Некоторые исследователи считают, что это свойственно всем видам попугаев – а их больше трехсот пятидесяти. «Подобно тому как люди дают имена младенцам», воробьиные попугайчики дают имена своим птенцам, которые потом пользуются ими, чтобы представить себя. Австралийские прекрасные расписные малюры учат неоперившихся птенцов паролю, и «чем лучше те выучивают пароль, тем лучше их кормят». Конечно, разница между дельфинами и воробьиными попугайчиками огромна, и поэтому в языке дельфинов должно быть много такого, чего мы еще не знаем.
Разумеется, собаки и другие животные распознают свои имена. Наша маленькая сообразительная Чула знает, кого искать, когда я говорю: «Ищи Джуда» (ее названого брата) или «Ищи маму» (хозяйку, которая о ней заботится – должен признаться, обо мне тоже). Они понимают такие слова, как «вода» или «игрушка». И конечно, «угощение». Когда наш щенок Эми выучила слово «игрушка», она не просто хватала ближайший предмет, например туфлю или носок, а искала свои игрушки, в коробке или на полу, демонстрируя, что она понимает концепцию, включающую несколько разных предметов, но исключающую многие другие, – то есть категорию.
Дельфины помнят опознавательный свист друг друга всю жизнь. В эксперименте, который это доказал, живущим в неволе бутылконосым дельфинам давали послушать запись опознавательного свиста особей, с которыми они были вместе двадцать лет назад. Дельфины узнали их и ответили на призыв, несмотря на то что были знакомы друг с другом совсем недолго, прежде чем их разлучили. Исследователь Джейсон Брук пришел к выводу, что дельфины могут помнить друг друга всю жизнь. Это первое формальное исследование, продемонстрировавшее социальную память животных, сохранявшуюся двадцать лет. Кроме того, многие человекообразные обезьяны, слоны и представители некоторых других видов проявляли искреннюю радость, когда после многолетней разлуки вновь встречались с товарищами или людьми, которые о них заботились, – ролики с такими трогательными сценами можно найти в интернете. Осиротевших слонов привезли из «Фонда Шелдрика» в Найроби в Национальный парк Тсаво, и они встретили там живущих на свободе подрощенных сирот, с которыми были знакомы по питомнику. Сотрудник фонда, Джулиус Шивега, объяснял мне: «Встретившись, слоны скажут: „О… это ты. Я бы тебя не узнал. Ты вырос таким большим!“ Совсем как люди, которые не виделись с тех пор, как были детьми».
Другое зрение
Что-то в дельфинах – а в действительности, в нас самих – заставляет нас думать, что они лучше, чем мы. Возможно, мы стыдимся своих недостатков и хотим верить, что на свете существует что-то или кто-то более совершенный, на небе или в море. Не стоит так волноваться: в мире полно живых существ, которые лучше нас. В том числе некоторые люди. Кроме того, как постоянно объясняют мои собаки, многие важные вещи говорятся без слов. Возможно, дельфины в чем-то действительно лучше нас – но не в умении разговаривать.
Судя по тому, что нам известно на сегодняшний день, свист дельфинов, по всей видимости, передает простую и повторяющуюся информацию, а не сложную, конкретную и структурированную; у них нет языка с обширным словарем и с синтаксисом. Но те немногие, кто любит дельфинов – включая меня, – не хотят это признать. Издаваемые дельфинами звуки кажутся такими сложными и разнообразными.
И мы ждем, слушаем, надеемся узнать больше.
Некоторые люди тратят уйму времени, слушая китов, – наверное, это что-то говорит о людях или китах. Или о тех и других. В 70-е годы XX века ученые поняли, что песни горбатых китов структурированы. Это может показаться странным, но самцы, приплывшие в места спаривания из разных мест, разделенных тысячами километров, пели одну и ту же песню. Песня горбатого кита включает десять разных следующих одна за другой тем, каждая из них составлена из повторяющихся фраз из десяти различных нот длительностью около пятнадцати секунд. Вся песня длится около десяти минут. Затем кит повторяет ее. В сезон ухаживания киты поют часами. В каждом океане своя песня, которая меняется по прошествии месяцев и лет, но меняется одновременно у всех китов – каким-то образом работа над песней никогда не прекращается, причем в ней участвуют все.
Иногда эти изменения внезапны и радикальны. В 2000 году исследователи объявили, что песня горбатых китов у восточного побережья Австралии была «быстро и полностью заменена» песней горбатых китов из Индийского океана, у западного побережья континента. По всей видимости, несколько «иностранцев» переместились с запада на восток и их песня мгновенно стала «хитом» – вскоре ее стали петь все киты восточного побережья. «Такие революционные изменения беспрецедентны в голосовых культурных традициях животных», – писали исследователи. Больше двадцати лет наблюдений свидетельствуют, что если какая-то фраза исчезает из песни, то больше не появляется.
Что означают эти песни? Исследователь Питер Тайак говорит: «Наверное, за музыкальные особенности песен самцов мы должны благодарить развитие эстетического вкуса у многих поколений самок горбатого кита». Кстати, уже проданы миллионы записей песен горбатых китов. Нам близка их эстетика. Возможно, это величайшая загадка, а также убедительное свидетельство сходства наших разумов.
Группа косаток может рассредоточиться на площади более трехсот восьмидесяти квадратных километров – и поддерживать контакт с помощью звука. Через гидрофоны я слышал их чириканье, свист, гудки, вздохи и звуки, которые похожи на шлепки мокрых ладоней по воздушному шару. Большинство сигналов характеризовалось резкой сменой частот, что выделяло их на фоне шумов. Какую песню поют косатки? Какую эпическую поэму собственного сочинения декламируют? Если шифр и существует, никому еще не удалось его разгадать. Разве что Кену.
– С момента первой записи, в 1956 году, – рассказывает он, – киты снова и снова повторяли одно и то же. Я подумал: разве им больше нечего сказать? Сомнительно, чтобы они говорили: «Там большая рыба» – или что-то в этом роде. «Добыча» или «привет»? Тоже не похоже.
Каждый из сигналов можно услышать при общении косаток, независимо от того, чем они заняты. Тем не менее Кен уверен, что «они знают – с первых же звуков, – кто это и о чем идет речь».
– Я уверен, что для китов их голоса такие же разные и узнаваемые, как наши – для нас. Абсолютно уверен, что у них есть имена, как у дельфинов, и прямо сейчас в том, что мы слышим, повторяются эти опознавательные сигналы.
Многое можно передавать эмоциями.
– Например, сигнал «ии-ра-и, ии-ра-и», – говорит Кен. – Означает ли это что-то конкретное? Или смысл передается степенью эмоциональности? Когда стада соединяются, ты чувствуешь их душевный подъем, волнение – очень похоже на вечеринку. Когда они возбуждены, сигналы становятся выше и короче – другими словами, это пронзительный визг.
Возможно, у сигналов отсутствует синтаксис, но в них содержится информация: кто, где, какое настроение и, вероятно, что-то про пищу. После звука «питууу» косатки начинают действовать согласованно («Сейчас делаем это, давайте вместе»); «вии-оо-ууо» – это сигнал спокойствия и непринужденного контакта («Как у нас дела – хорошо? Хорошо»). Этого достаточно для поддержания координации, единства, групповой идентичности и групповой целостности – на десятилетия.
Используются ли сигналы, которые мы слышим, в качестве сонара для поиска рыбы?
– Нет, для этого у них есть другие звуки. – Кен быстро щелкает языком. – Иногда из динамиков доносятся такие щелчки, это значит, что косатки «ищут» рыбу.
Щелчки возвращаются в виде эха, которое мозг может использовать для извлечения информации. С помощью своего сонара дельфины способны различить шарик от настольного тенниса на расстоянии в сотню метров – большинство людей так не сможет. Дельфины способны следить за движением быстро плывущей рыбы и ловить ее, избегая препятствий и двигаясь на большой скорости. Щелчки очень быстрые, длительностью всего десять миллисекунд, до четырехсот импульсов в