Как вспоминает Кен, жаждущий внимания Льюна «быстро понял, что люди могут быть источником очень интересного взаимодействия». Он любил, когда к нему прикасаются, гладят его язык, поливают из шлангов – «этого никак не ожидаешь от дикого животного».
Но я не слишком удивлен. Еще в начале 80-х, когда я изучал морских крачек, я однажды сидел в своей лодке и вдруг услышал громкий плеск. Повернувшись, я замер: передо мной была белуха – одна, примерно за полторы тысячи километров от мест их обычного обитания. На протяжении двух сезонов белуха часто находила и сопровождала меня (а я – ее), пока я наблюдал за птицами. Я видел, как белуха подплывала и к другим лодкам. Этот маленький белый кит был немного застенчивым, но очень радовался, когда я прыгал в воду. Он (или она, не могу сказать) описывал круги, дотрагивался до меня плавниками, что доставляло удовольствие нам обоим.
Льюна продемонстрировал, что он в первую очередь социальное существо и только потом – косатка. Один из исследователей, наблюдавших за Льюной, говорил, что животное может видеть в тебе личность, несмотря на твою непохожесть. Если людей не смущало, что Льюна – косатка, то его тоже не смущало, что они – люди.
Но потом у людей возникли вопросы. Льюна стал причиной раскола – одни считали его даром, другие – дилеммой. Как поступить: игнорировать его, подружиться, воссоединить с семьей – или переселить в неволю?
– Было бы очень легко заманить его записью голоса матери – она у нас есть, – говорит Кен. – Мы могли бы поддерживать социальный контакт, который ему необходим, и потихоньку уводили бы его из пролива к океану, а потом вернули бы в стадо. – Кен смотрит на меня, желая удостовериться, что я понимаю простоту этого плана. – Но эти тупые канадские власти… – Кен не может сдержать возмущения, хотя прошло уже столько лет. – Не знаю, что за дурацкие причины они нашли, но не позволили этого сделать.
История Льюны – это история о потерявшемся детеныше. Он нуждается в дружбе и в том, чтобы его проводили домой, и встречает существ, которые совсем не такие, как он, но способны ему помочь.
– Ему нужно было совсем немного – чтобы кто-то побыл с ним, пока он не вернется домой, – говорит Кен, человек, которого косатки проводили до дома в тумане. – А чиновники настаивали, что нужно лишить его компании, которой он хотел и в которой нуждался. Мы имели дело с невероятным невежеством. – Кен горько усмехается. – А ведь ему просто были нужны друзья.
Лишенный общества косаток, Льюна завел себе других друзей. Он мог часами держаться рядом с причалившим судном, наблюдая за его разгрузкой. Но как только люди уходили, он покидал порт. Но если на борту судна кто-нибудь оставался ночевать, Льюна плавал рядом с судном до утра. Один из капитанов рассказывал, что из открытого иллюминатора до него часто доносилось дыхание косатки. Однажды у пассажира сдуло шляпу, и Льюна бросился подбирать ее. Он поднырнул под шляпу, надел ее себе на голову и принес назад, так что до нее можно было дотянуться рукой. Человек получил назад свою шляпу благодаря дикой косатке, которая всеми возможными способами показывала, что она по меньшей мере хороший друг.
Льюне была нужна семья – или хотя бы общение. Власти делали все возможное, чтобы предотвратить любые контакты. В какой-то момент они даже пытались поймать Льюну. Заявленная цель – воссоединение с семьей. Но аквариум хотел купить косатку, и такая возможность не исключалась.
Льюна стал главным героем фильма «Кит» и книги «Потерявшийся кит», где ярко описаны ситуации, когда люди, отвечавшие на приглашение Льюны пообщаться, подвергались штрафам и обвинялись в преступлении. Безумие вокруг Льюны усиливалось.
Мишель Келер, которую вместе с Эрин Гоббс власти наняли для того, чтобы следить за Льюной, вспоминала: «Когда он подплывал к лодке, мы часто смотрели друг другу в глаза, и его взгляд был очень мягким, очень искренним. Ко мне и к Эрин он относился по-разному. Эрин по натуре шутница, и Льюна с ней шутил. Он мог плюнуть в нее. Брызнуть водой в лицо. Шлепнуть хвостом или грудным плавником… Со мной он никогда так себя не вел. А мы ведь были в одной лодке, на расстоянии полутора метров… Со мной он был совсем другим. У нас разная энергетика. И он явно учитывал это. Потрясающе».
Но женщин наняли для того, чтобы оградить Льюну от людей, – и вскоре их отношения изменились. «Поначалу он нас действительно любил», – вспоминала Мишель. Но, поскольку обязанности Мишель и Эрин состояли в том, чтобы останавливать людей, которые играли с косаткой, «он подплывал и отталкивал нас, как будто говорил: „Уходите отсюда! Я нашел того, с кем могу играть весь день. Уходите отсюда!“ Другой наблюдатель писал, что Льюна „упрямец, боец, клоун; это умеющее сострадать, озорное и способное любить существо“.
К Льюне не подпускали дружелюбных друзей, но он очень хотел общаться. Однажды Льюна последовал за буксиром, поранился о его винт и умер.
Майкл Парфит и Сюзанна Чизхолм шли на легкой надувной лодке со скоростью восемнадцать узлов, и внезапно на поверхность рядом с ними вынырнула косатка. Это был Льюна. Он двигался так четко и выверенно, что его шкура скользнула по правому борту. „Я почувствовал его прикосновение по движению лодки, – вспоминал Парфит, – но не стал менять курс“. Льюна каким-то образом понимал, что нам обоим нужно быть аккуратными, чтобы поддерживать контакт». Однажды, когда Льюна слишком энергично играл с аварийным подвесным мотором, Парфит сказал: «Эй, Льюна, прекрати, пожалуйста». Льюна немедленно оставил мотор в покое и отплыл чуть дальше. «Было трудно признать подобный уровень понимания и целеполагания у существа, которое совсем не похоже на человека, – писал Парфит. – У меня создалось впечатление, что эта косатка воспринимает жизнь так же, как я: видит то же, что и я, так же чувствует воздух и море, испытывает такие же эмоции… и это создавало ощущение безопасности. Это было потрясающе. Но не слишком комфортно».
Льюна помог Парфиту понять, что человеческая речь – всего лишь один из способов передать восприятие жизни. «Похоже, мы виноваты в том, что можем оперировать этими неуклюжими символами», – говорил он, чувствуя, что язык – это барьер и возвели его мы.
Восприятие человека обходится без слов; слова – просто попытка описать то, что уже осознается. Восприятие животных, не умеющих говорить, – это сознание в чистом виде. В конечном итоге Парфит осознал, что должен отбросить в сторону различия. Перед ним не существо, непохожее на человека. Не косатка. Перед ним просто Льюна.
Я смотрю на других животных и почти всегда не вижу различия. Я вижу сходство, чувствую глубокую связь. Лучший способ почувствовать свою принадлежность к этому миру – общество диких животных. Ничто другое, за исключением глубокой человеческой любви, не приносит такого умиротворения, такого чувства единения с другим существом.
Тело дельфина, с плавниками и хвостом, многим людям кажется чужим. Но дельфины обычно демонстрируют понимание того, что мы похожи, несмотря на внешние различия, и они знают, какие части их тела соответствуют нашим. Дельфины, с которыми работал Лу Херман, без труда копировали движения людей. Когда человек тряс ногой, дельфины трясли хвостом. Впечатляющий перенос понятия «нога» в сознании существа, которое несколько миллионов лет живет без всяких ног.
Тренер водного парка «Маринлэнд» говорила, что косатки умеют читать мысли. И она не шутила. Но что, если она не просто излагала свое мнение, а была права? Что, если, подобно способности к эхолокации, о существовании которой до 50-х годов даже не подозревали, у этих животных есть и другой способ коммуникации и восприятия? Не знаю, не уверен. Но подумайте вот о чем: мы постоянно пользуемся радиоприемниками, чтобы слушать музыку, разговоры или, если так можно выразиться, удаленное сознание других. Это нечто вроде технологической телепатии. Но мозг гораздо сложнее, чем радио или компьютер. С учетом того, какое огромное эволюционное преимущество получает тот, кто владеет телепатией и читает мысли других, возможно ли появление в природе своего рода приемопередатчика для обмена мыслями? Может быть, разум дельфина, приспособленный для восприятия и анализа звуков под водой, также способен различать волны намерений и чувств? Скорее всего, нет. Но возможно, для этого просто нужен мозг побольше, чем у нас. В научной фантастике описываются пришельцы из космоса с огромными головами и мыслительными способностями, намного превосходящими наши. Как бы то ни было, у китов действительно очень большая голова.
В 60-е годы Карен Прайор обнаружила, что крупнозубые дельфины способны понять концепцию «сделать что-то новое». Если она поощряла их только тогда, когда они делали нечто впервые или то, чему их не учили, то по специальному сигналу они «сами придумывали такое, что мы даже представить не могли и чего нам самим было бы очень трудно добиться».
Но и это еще не все. Когда гавайским бутылконосым дельфинам, Фениксу и Акикамаи, подавали сигнал «сделать что-то новое», они плыли к центру бассейна, несколько секунд кружили под водой, а затем совершали что-то совершенно неожиданное. Например, могли абсолютно синхронно выпрыгнуть из воды, вращаясь по часовой стрелке и разбрызгивая воду изо рта. Ничему такому их не учили. «Полная загадка, – говорил исследователь Лу Херман. – Мы не понимаем, как они это делают». Такое впечатление, что они переговариваются с помощью какого-то особого языка, чтобы спланировать и выполнить новый сложный трюк. Может быть, существует другой способ коммуникации, который люди просто не представляют, – дельфинья телепатия? Неизвестно. В любом случае для самих дельфинов это так же естественно, как фраза, которую произносят наши дети: «Эй, давай сделаем так…»
За несколько десятилетий наблюдения за дельфинами, живущими на свободе в районе Багамских островов, Дениз Херцинг хорошо узнала отдельных особей. Очевидно, и они ее хорошо изучили. Каждый год исследователь уезжала на восемь месяцев, затем возвращалась к друзьям. «Наверное, самое подходящее слово для описания нашей встречи – „радость“, – писала Херцинг. – Несмотря на то что я занималась научным изучением дельфинов, я воспринимала их как друзей другого вида, но явно обладающих сознанием, чувствами и памятью. Мы встречались как друзья». По окончании исследований, длившихся несколько недель, она писала: «Дельфины как будто знают, что мы уезжаем, и устраивают нам грандиозные проводы. Я часто думаю, как они это узнают?»