– Какой пароль? – поинтересовался длинноволосый парень, а Юри бодрым голосом ответил:
– Понятия не имею! Что там было на этой неделе, Сара? Фрукты и простые числа?
– Мы больше не используем фрукты с тех пор, как поругались из-за ревеня. Забыли, что ли? – сказала Сара.
– Потому что ревень – это овощ, вы, недалёкие простофили, – проворчал Джамаль, но Сара невозмутимо продолжала:
– На этой неделе – цветы, по алфавиту с начала до конца, плюс числа кратные четырнадцати от двухсот восьмидесяти и дальше. Мы дошли до «Б».
«О чём они говорили? И когда, наконец, начнётся их опыт? – Я попыталась разобрать, что написано на пакете, который Сара повесила на стойку капельницы. – А что это на заднем плане, старый телефонный аппарат?»
– Цветы? – ворчал длинноволосый. – Я знаю только розы. И маргаритки. Никто не знает цветов, которые начинаются на букву «Б».
– Бегония, – предложил Джамаль. – Бонсай, боярышник, брусника…
– Никто, кроме полнейших заучек, – со смехом прервал его длинноволосый.
Юри потянулся к камере и переставил её на другое место. За его спиной теперь виднелось что-то вроде деревянной обшивки с металлическим ободком. Такая стена никак не сочеталась с больничной палатой, а, скорее, напоминала старинный особняк из какого-то ужастика. Металлический ободок украшал затейливо вырезанный скорпион.
– Как пишется «беглония»? – в кадре снова появился длинноволосый, он нажимал на какой-то приборчик, встроенный в стену, на первый взгляд напоминавший кнопки лифта.
– Без «Л», тупица, – раздался голос Джамаля.
Я в очередной раз попыталась понять, чем они там занимались. Пока что на научный опыт это не походило. И уж точно ни на какое тайное общество.
– Всё, готово, – объявил длинноволосый.
– Сара, Джамаль, как там у вас? – спросил Юри. – Вы готовы?
– Готовы. – Джамаль и Сара ответили почти одновременно, и Джамаль добавил:
– Сделай нам одолжение, падай на этот раз на правильную сторону, Тобиас. И передавай привет призраку Даниэля.
«Что?» – Я не поняла ни единого слова.
Юри взглянул на наручные часы и провёл рукой по волосам.
– Сейчас четырнадцать часов девять минут, – сказал он в камеру. – Мы начинаем переход номер десять тысяч девятьсот пятьдесят три. Я пойду первым и проверю обстановку. – Он повернулся к длинноволосому. – Увидимся по ту сторону.
Юри нажал на деревянную панель со скорпионом, которая вдруг распахнулась, и я увидела, что это вовсе не панель, а двустворчатая дверь. Но только когда за ней обнаружилось мерцающее поле, в котором Юри без лишних слов исчез, я поняла, что мы всё это время смотрели на портал, который вёл прямиком на Грань.
Квинн затаил дыхание, и я почувствовала, что он поражён не меньше меня. Вдруг он резко отпустил мою руку и нажал на «стоп», а затем повернулся к Ким:
– Значит, у вашего тайного студенческого общества есть портал?
Кажется, Ким за это время побледнела ещё сильнее, во всяком случае, цвет её лица был едва различим на фоне белой двери, к которой она прислонилась.
Она кивнула. Я вспомнила, что она даже говорила об этом при нашей первой встрече: о том, что ей пришлось пообещать «седовласому» держаться подальше от портала и потусторонних дел.
«Почему мы тогда не придали этому значения? Раз люди не могут создавать порталы, значит, его создал кто-то с Грани. Случайно ли студенты-медики обнаружили его в катакомбах или кто-то им его показал? Если да, то кто? И почему? И как они смогли использовать его в своих целях?»
Я дрожала от волнения и не знала, какой из вопросов задать первым. Но не успела я раскрыть рот, как Квинн встал и потянулся за костылями.
– Предлагаю осмотреть это место своими глазами. – Выражение его лица, как и голос, по-прежнему оставались совершенно бесстрастными. От весёлого настроения не осталось и следа. Я никогда не видела его таким серьёзным и напряжённым. Ещё несколько минут назад мы могли общаться без слов, а теперь мне казалось, что даже мои взгляды отскакивают от невидимой стены, которой он себя окружил.
– Ты не можешь этого сделать, – вполне предсказуемо сказала Ким. – Мы… поссорились. Прозвучало много обидных вещей. У меня тоже есть гордость.
– Может, сначала досмотрим видео? – спросила я.
Мне по-прежнему не терпелось узнать, что произошло, когда длинноволосый прошёл через портал.
Квинн нагнулся к столу, вынул DVD из дисковода и протянул его мне.
– Это мы берём с собой, – сказал он, и хотя это, строго говоря, было кражей, я положила диск в футляр и сунула его в рюкзак.
Ким не стала возражать, только покачала головой.
Квинн посмотрел на неё:
– А ты устроишь нам экскурсию по этим катакомбам.
– Я уже сказала, что не могу. – Ким продолжала качать головой, как один из тех пластиковых зверьков на батарейках, которых коллекционировал мой двоюродный дедушка Макс и которые никто в семье не хотел бы получить в наследство. – Я больше не общаюсь с этими идиотами. Так что это невозможно.
По комнате пронёсся сильный порыв ветра и снова взметнул в воздух листья бумаги. На этот раз светильник под потолком тоже начал раскачиваться.
– На твоём месте я бы сделал так, чтобы это стало возможным, – сказал Квинн. Его голос был таким холодным, что у меня по коже побежали мурашки. – Иначе… надеюсь, у твоих родителей есть хорошая страховка от последствий ураганов.
»7«Квинн
Когда мне было лет двенадцать, мы поехали на горнолыжный курорт, и я на несколько часов застрял на сломанном кресельном подъёмнике. Сначала мне было просто скучно, я злился, потому что очень хотел во что бы то ни стало ещё раз проехать эту трассу, только теперь самостоятельно. А потом я начал замерзать, и чем больше времени проходило, тем сильнее холод проникал под одежду, пока наконец не пробрался в каждую мою косточку. Мне стало так больно, что я заплакал. Не самая удачная идея в таком холоде, учитывая, что слёзы тут же превращались в кристаллы. Постепенно боль сменилась онемением, и это было почти приятно. Я сам стал частью холода, промёрзлой насквозь ледяной глыбой. В тот момент я подумал, что так, наверное, чувствуешь себя, когда умираешь.
Я не вспоминал об этом случае уже много лет, но сегодня, пока мы смотрели видео, всё моё тело вдруг заболело, а потом в каждую клетку проник точно такой же, как тогда, в детстве, парализующий холод. Пусть даже чувствительность из пальцев ног на этот раз не исчезла. Увидев своего биологического отца, я превратился в осколок льда. И, как и тогда в детстве, это походило на смерть.
До сегодняшнего дня Юри был для меня не более чем лицом на фотографии, он не вызывал у меня абсолютно никаких эмоций. Даже когда я узнал, что мы с ним происходим от загадочных граничных существ, ничего не изменилось: Юри Ватанабе оставался для меня просто именем и загадкой, которую надо было решить, одной из многих головоломок, связанных с Гранью. Но увидеть его вот так, пусть даже только на экране, увидеть, как он двигается, говорит и улыбается – это меня совершенно ошеломило. Впервые я осознал, что он был реальным человеком, к тому же очень похожим на меня. Человеком, с которым я хотел бы познакомиться.
«На чьей бы совести ни была его смерть, он же придал моей жизни совершенно неожиданный ход», – эта мысль наполнила меня леденящей душу яростью.
Моя угроза наслать цунами на дом Ким, если она немедленно не приведёт нас в эти проклятые катакомбы, подействовала безотказно, хотя и не так, как я рассчитывал. Её изумлённые глаза наполнились слезами.
– Ты ничем не лучше их, – всхлипывая, сказала она.
– Наверное, потому, что я один из них, – ответил я. – Ну, давай, поторапливайся. Можешь сказать маме, что мы продолжим заниматься в ближайшем кафе. – Я и сам слышал, как угрожающе звучал мой голос, но слёзы Ким ничуть меня не трогали.
«Мы и без того потеряли из-за неё слишком много времени».
– Квинн. – Меня пронзил взгляд Матильды и то, как она произнесла моё имя. Она вложила в свой голос и строгость, и теплоту, но за ними слышались забота, сострадание и намёк на страх. Именно это привело меня в чувство. Меньше всего мне хотелось, чтобы Матильда меня боялась.
Тогда, на лыжном курорте, когда я замёрзший вернулся домой, мама посадила меня в ванну с тёплой водой, а папа налил в чашку горячего куриного бульона, чтобы прогнать холод. Я до сих пор помню это чувство, когда я постепенно оттаивал. Даже спустя несколько часов некоторые части моего тела горели огнём.
Сейчас всё происходило схожим образом. Злость постепенно покидала меня, как тогда холод. Кадры с видео стояли у меня перед глазами, заполняли каждую часть моего тела, которое теперь горело как огонь.
– У него такие же странные мочки ушей, как у меня, – неожиданно для самого себя пробормотал я.
Матильда кивнула.
– И это движение, когда он приглаживал волосы, точно такое же, как у тебя. – Она нерешительно улыбнулась мне, и я почувствовал, что холод окончательно меня покинул.
Матильда была моей «ванной» и моим «куриным бульоном», мне хотелось заключить её в объятия и поделиться своими мыслями. Хотя, наверное, стоило бы поискать формулировку получше, чем «ты моя ванна». Кажется, эта фраза не входит в набор романтических признаний, которые пишут на открытках ко Дню святого Валентина. Да и комната Ким была не самым лучшим местом для выяснения статуса наших отношений и уж точно не под её укоризненным взглядом.
«Нет, я хочу побыть наедине с Матильдой. Желательно прямо сейчас».
Я откашлялся:
– Может, отложим эти катакомбы на другой день. Уже поздно.
В лице Ким читалось облегчение, но Матильда смотрела на меня как на сумасшедшего. Решительно покачав головой, она сказала:
– Если мы сейчас уйдём, она наверняка предупредит тех студентов. Надо идти прямо сейчас, нравится ей это или нет. К тому же ещё не так уж и поздно.
Ким тихонько вздохнула, и у меня тоже чуть не вырвался горестный вздох. Но Матильда, конечно, была права – такую возможность нельзя было упускать.