Вспоминая лет через десять нахождение в Харбине, Бурлаков писал: «Условия в Харбинской тюрьме были крокодиловские. Сидел в полной изоляции, лишен был прогулок и свежего воздуха. В одиночной камере находился около месяца…»
Военная разведка не оставила своего товарища в беде. Во Владивостоке знали о том, что китайские следователи и их японские кураторы не поверили в легенду, которую им рассказывал арестованный. Было известно и о стойком поведении разведчика на допросах, которые сопровождались жестокими азиатскими пытками. Подход к Харбинской тюрьме, несмотря на ее усиленную охрану, был постепенно найден. Нашелся и охранник, который за определенное денежное вознаграждение согласился передать арестованному русскому металлическую пуговицу. В пуговице была «цидулька» — короткая записка, в которой сообщалось, что должен Бурлаков рассказать на приближающемся суде.
Не дожидаясь суда, Бурлаков решил продолжить игру со следователями. На очередном допросе он сообщил, что является членом подпольной белогвардейской организации, которая действует на территории СССР в районе Забайкалья. Взрывчатка, которую он вез, была предназначена для этой организации. В начале октября члены организации планировали провести диверсионный акт на железной дороге в районе Читы. Взрывчатку пришлось вести через Северный Китай, так как иначе перебросить ее поближе к Чите было невозможно.
На продолжавшихся допросах Бурлаков вел себя тихо, он знал, что китайцы любят смирных, которых они называли син-хо. Не противореча в мелочах, он не отступал от основных фактов новой легенды, правдоподобной и убедительной.
Сотрудники разведотдела штаба Сибирского военного округа в это время распространили слухи об аресте в районе Читы двух диверсантов, которые пытались разрушить железнодорожное полотно. Видимо, японская контрразведка имела в Читинском районе своих агентов. Об аресте диверсантов стало известно и в Харбине.
Во время суда Бурлаков еще раз повторил легенду о переброске взрывчатки в район Читы. Поверили ему или нет, сказать трудно. Однако он не был приговорен к смертной казни, а осужден на пять лет тюремного заключения. Это был большой срок.
Для отбывания срока наказания Бурлаков был переброшен в Мукденскую тюрьму.
Разведывательная работа Леонида Бурлакова прекратилась на несколько лет. Именно в это время у разведчика Василия Ощепкова, действовавшего в Японии, появились новые кураторы. Смена руководства прошла болезненно. Шестаков, новый руководитель Ощепкова, обвинил разведчика в слабых результатах работы и в растрате оперативных средств на личные нужды под предлогом оплаты услуг агента. В рапорте Шестаков требовал предать Ощепкова военному трибуналу.
Ощепков был отозван из Токио. Его служба в разведке в качестве нелегала в Японии была прекращена. Если бы Леонид Бурлаков продолжал руководить работой Ощепкова в Токио, он, вероятно, мог бы принести немало пользы, и его судьба тоже сложилась бы иначе. «Аркадий» и «Черный монах» хорошо понимали друг друга. Ни один из них был не способен истратить оперативные средства на свои нужды. Обвинения Шестакова в адрес Ощепкова были надуманны. Если бы Ощепков проявил нечестность, то он должен был быть не только отозван из Японии, но и отчислен из состава сотрудников разведывательного отдела штаба Сибирского военного округа. Этого не произошло. Начальник разведотдела Заколодный оставил Ощепкова в своем подчинении, обращался к Берзину с просьбой повысить ему оклад денежного содержания и всячески пытался помешать переводу Ощепкова в Москву.
Случайный провал Бурлакова нанес значительный ущерб военной разведке.
В Мукденской тюрьме Бурлаков находился четыре года и шесть месяцев. Из них — один год в одиночной камере, восемь месяцев его держали в кандалах как особо опасного преступника. Кандалы весили около пяти килограммов. С такими «браслетами» на ногах передвигаться было непросто. О побеге думать тоже было бесполезно.
Военная разведка оказывала помощь Бурлакову и в Мукденской тюрьме. Через промежуточных лиц и взятки чиновникам было достигнуто решение о переводе Бурлакова из одиночки в общую камеру, в которой находилось еще двое русских заключенных. Затем был тщательно спланирован и подготовлен побег Бурлакова, от которого Леонид Яковлевич вынужден был отказаться. И вот почему.
Как уже упоминалось, в общей камере кроме разведчика было еще двое заключенных. Бежать должны были все трое одновременно. Один из сокамерников согласился с предложением Бурлакова. Второй заключенный по фамилии Власенко человеком был трусливым, в тюрьму попал за мелкую спекуляцию и еще какие-то незначительные грехи. Узнав, что Бурлаков собирается бежать из Мукденской тюрьмы и приглашает его присоединиться к нему, Власенко отказался. Оставлять его одного в камере Бурлаков не мог. Он понимал, что, как только охрана узнает о побеге двоих заключенных, третьего просто забьют до смерти. Бурлаков пожалел Власенко, который имел право на собственную жизнь. Операцию пришлось отменить…
Из Мукденской тюрьмы Леонид Яковлевич был освобожден 14 апреля 1930 года досрочно на 1 месяц и 18 дней. Его обменяли на пятерых китайских офицеров, которые были захвачены в плен во время очередного военного конфликта на КВЖД.
После освобождения из тюрьмы Бурлаков около семи дней находился в Мукдене, затем перебрался в Харбин. Обратился в советское консульство с просьбой оказать ему помощь в возвращении на Родину. В консульстве были подготовлены соответствующие документы. Однако местные китайские власти отказались выдать Бурлакову разрешение на выезд в СССР.
Пока сотрудники консульства добивались разрешения на выезд Бурлакова в Советский Союз, он в конце апреля исчез из Мукдена и для сотрудников советского консульства, и для местных китайских властей.
От Мукдена до советской границы Бурлаков шел пешком по ночам. В конце апреля тоже ночью он перешел границу, систему охраны которой и с той и с другой стороны хорошо знал.
Через несколько дней Леонид Яковлевич Бурлаков был отправлен в Москву.
Вспоминая свое пребывание в Мукденской тюрьме, Бурлаков писал: «Постепенно забываю и тюрьму, и все пережитое в Маньчжурии. Надо заполнять пробелы в знаниях. Я четыре года паразитировал в Мукденской тюрьме и отстал от жизни. Надо догонять…»
В Москве Леониду Бурлакову был предоставлен отпуск длиною в целый календарный год. Несколько месяцев разведчик восстанавливал здоровье в Крыму, побывал еще на одном курорте.
Столь длительный отпуск был Бурлакову явно в тягость, и он попросился начальника Разведывательного управления Яна Берзина направить его на разведывательную работу. Командование Разведывательного управления учло пожелание Леонида Яковлевича, однако вначале ему было рекомендовано пройти курс обучения в У ралоКазахстанской промакадемии в Свердловске.
В 1931 году Леонид Бурлаков был награжден орденом Красного Знамени.
Глава вторая«БОРОТЬСЯ С ЯПОНИЕЙ МЫ В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ НЕ В СОСТОЯНИИ…»
Россия никогда не стремилась к захвату японских островов. Русские войска никогда не вели боевых действий против Японии на ее исторической территории. Издавна отношение России к ее дальневосточному островному соседу было доброжелательным. Путь к такому пониманию отношений между двумя государствами был открыт первым договором, подписанным по инициативе России 26 января 1855 года в Симоде. Для согласования условий этого договора в октябре 1852 года из Кронштадта в Японию на фрегате «Паллада» была отправлена русская дипломатическая миссия, которую по указанию царя возглавил вицеадмирал Ефим Васильевич Путятин[37].
Путятин прибыл в Нагасаки в августе 1853 года. Японцы сообщили главе русской делегации, что месяц назад там побывала американская миссия во главе с адмиралом Мэтью Перри[38].
Японцы могли бы и не рассказывать Путятину о подробностях визита американцев. Однако они сочли необходимым проинформировать русского адмирала о том, что произошло накануне появления русских в Нагасаки.
Американцы прибыли к японским островам на четырех военных кораблях. Корабли эти стали на якоре в Токийском заливе вблизи от города Урага и находились в полной боевой готовности. Американцы явно демонстрировали японцам мощь своей корабельной артиллерии. Поведение нежданных гостей из-за Тихого океана было для японцев большой неожиданностью.
Перри потребовал, чтобы представители императора прибыли к нему для вручения послания президента США. По решению Перри эта процедура должна была произойти то ли на флагманском корабле американской эскадры, то ли в японском городе Урага. Не это главное. Основная проблема состояла в том, что адмирал наотрез отказался отправиться в Нагасаки. По японским законам город Нагасаки был единственным местом, где представители Страны восходящего солнца могли вести переговоры с иностранными представителями. Толи Перри этого не знал, то ли поступал так, как ему заблагорассудится, подкрепляя свое предложение количеством и калибром корабельных пушек.
Японцы отстаивали свои традиции. Перри пригрозил высадиться с достаточными военными силами, чтобы заставить японцев принять послание американского президента в Ураге. Поведение американского адмирала не соответствовало местным обычаям и возмущало японцев.
Они впервые столкнулись с такой «дипломатией». Вряд ли японцы испугались американского адмирала. Скорее всего, они проявили свою восточную мудрость и уступили.
Послание американского президента было передано представителю японских властей 14 июня. Через три дня американские корабли покинули Токийский залив. Перри сказал, что он не будет ждать ответа японского императора и прибудет для продолжения переговоров весной еледующего года.
В истории международных отношений и специальных служб иногда встречаются невероятные совпадения. Одно из них — миссии Перри и Путятина в Японию. Они состоялись приблизительно в одно и то же время. Адмиралы прибыли в Японию на военных кораблях и имели, как свидетельствуют факты, формально одинаковую задачу: установить отношения с Японией.