Видимо, Салнынь был крепким мужиком. Он поднисал расстрельное признание не сразу и продержался на Лубянке около года. Только 14 марта 1939 года военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Салныня к высшей мере наказания. 8 мая 1939 года Христофор Интович Салнынь был расстрелян.
Каким был этот человек? Какое отношение он имел к советской военной разведке? Что успел сделать?
Родился Христофор Салнынь 26 августа 1885 года в Шрунденской волости Гольдингенского уезда Курляндской губернии в семье рабочего. Родители называли его Кристап. Псевдонимов у него было много.
По вероисповеданию Христофор — православный. Окончил два класса народной школы и поступил учеником мастера в столярной мастерской.
Видимо, стремление к познанию окружающего мира и к приобретению знаний, необходимых, чтобы понимать этот мир, было одним из основных качеств этого латышского паренька. Работая в столярной мастерской, он ухитрялся одновременно учиться на вечерних курсах ремесленного училища, которое располагалось в Риге. В семнадцать лет Христофор вступил в члены Всероссийской коммунистической партии (большевиков). В 1905 году Салнынь перешел на нелегальное положение, занимался организацией боевых дружин в Риге и Либаве.
1905 год, год первой русской революции, был первым шагом рабочих в борьбе за свои социальные права. Шаг этот был неудачным. Революционеры всюду потерпели поражение: и в Москве, и в Петербурге, и в других городах. Многие революционеры были арестованы, приговорены к смертной казни. Салнынь принимал участие в нападении на Рижскую тюрьму с целью освобождения его товарищей Лациса и Шлессера, которые тоже были приговорены к смертной казни.
В 1906 году Салнынь перебрался в Санкт-Петербург, работал в местном кохмитете РСДРП (б). Должность у него была — представитель боевых отрядов Прибалтийского края.
Весной 1907 года партия большевиков направила Салныня заграницу для организации поставок оружия в Россию. Такое ответственное дело поручалось особо проверенным лицам. Салнынь уже был проверенным человеком. Он свободно владел английским и немецким языками, что позволяло ему успешно выполнять партийные задания.
Зимой 1913 года Христофор Салнынь впервые отправился за океан, в Америку. В США он работал в мастерских по ремонту железнодорожных вагонов и паровозов, состоял членом американской латышской объединенной организации. Эта организация примыкала к левому крылу американской социал-демократической партии. В своей автобиографии Салнынь писал: «Мне пришлось скитаться по всему миру, видеть много хорошего, и много плохого. Всегда хотел жить и работать дома. Очень хотел жить в России…»
В Россию Салнынь возвратился после Февральской 1917 года революции. Уезжал он из России через западную границу, а возвращался из США через Тихий океан. Поэтому дорога и привела его на Дальний Восток. Произошло это летом 1920 года. В те времена пассажирских авиационных линий между Северной Америкой и Советской Россией не существовало. Поэтому Салнынь добирался до берегов охваченного гражданской войной отечества на каком-то пароходе. Путешествие длилось не один день, и Салнынь имел возможность, глядя на волны безграничного Тихого океана, поразмыслить и о своей судьбе, и о судьбе своей родины. Несомненно, он считал, что судьба России и его личная жизнь прочно связаны в единое целое. Он не мыслил себя вне этой связки, в которой собирался играть активную роль защитника, а не стервятника, жаждавшего поживиться чем-нибудь в дни, когда Россия переживала один из самых трудных периодов в ее истории. Если бы Салнынь мыслил иначе, то, прибыв во Владивосток, он оказался бы среди тех, кто грабит, а таких было не мало, а не в рядах Народно-революционной армии, в которую вступил добровольно в ноябре 1920 года. Можно считать, что именно с этого момента он сделал первый шаг, который и привел его к сложной и опасной работе в советской военной разведке.
Несомненно, Салнынь, который знал несколько иностранных языков, объездил всю Европу и имел возможность работать в Северной Америке, был на голову выше бойцов и командиров Народно-революционной армии по общему развитию, пониманию того, с какими целями прибыли вооруженные японцы, американцы, французы и другие интервенты во Владивосток. Поэтому начиная с ноября 1920 года он подключается к разведывательной работе в качестве секретного сотрудника регистрационного отдела 2-й Амурской армии. Регистрационный отдел занимался добыванием сведений о противнике, который был повсюду: и в Приморье, и в Забайкалье, и в Сибири. Колчаковцы, семеновцы, иностранные интервенты — разведывательные сведения о них приходилось собирать с большим трудом, преодолевая реальные опасности.
В декабре 1921 года Салнынь был назначен руководителем разведотдела штаба Народно-революционной армии Дальнего Востока, руководил работой «Аркадия», «Черного монаха» и других разведчиков, которые остались верны России, несмотря на сложные и мутные времена. В России всегда существовали две правды. Одна — для богатых, другая — для бедных. Объединяющей и тех и других всегда была одна праведная идея — необходимость защиты Отечества от внешних врагов, которым должны были платить дань и богатые, и бедные.
Салнынь, несомненно, понимал, на какой стороне баррикады он должен быть в трудный для России час. Сотрудники разведывательного отдела, которым он руководил, добывали ценные сведения, что и позволило в конце концов покончить с колчаковцами и семеновцами, а также изгнать интервентов.
В сентябре 1922 года Салнынь был назначен представителем Дальневосточной республики в Харбине. Одновременно Христофор Интович стал первым резидентом советской военной разведки в восточном районе Китая. Задача прежняя — сбор сведений о действиях японцев.
Опыт разведывательной работы, приобретенный Салнынем в Китае, потребовался в Москве, в центральном аппарате военной разведки. Ян Карлович Берзин, который был заместителем начальника 4-го Управления РККА (разведуправления), поручил Салныню разработать предложения по совершенствованию системы органов военной разведки, предназначенных для добывания сведений о Японии, ее вооруженных силах и военно-политических замыслах самураев. В течение трех месяцев Салнынь выполнял задание Берзина, а затем в августе 1923 года был направлен в Константинополь для выполнения очередного задания начальника военной разведки.
Можно сказать, что Салнынь был специальным сотрудником военной разведки, которому поручалось выполнение особых заданий. Только этим можно объяснить его назначение в Турцию, а затем — в Китай в качестве резидента военной разведки. Христофор Интович действовал в Шанхае до середины 1926 года. Он мог оказывать содействие советскому полпреду в Китае в подготовке проектов документов об условиях нормализации советско-японских отношений. По крайней мере сведения военного разведчика Ощепкова («Черного монаха») о дислокации японских воинских частей на Сахалине могли только через резидента военной разведки Салныня поступить к советскому полпреду Карахану в Китае. Кто еще в аппарате Карахана в советском посольстве знал о сведениях Ощепкова и кто с ними работал, осталось нерасследованным. Но такой человек был, и он сообщил японцам о том, что русские располагают сведениями о планах Токио вывести войска из северной части Сахалина.
В январе 1925 год завершились советско-японские переговоры. Дипломатические представители СССР и Японии в Пекине подписали конвенцию, определяющую основные принципы взаимоотношений между двумя государствами. Стороны провозгласили желание жить в мире и дружбе и обязались в своих отношениях исходить из принципа взаимного невмешательства во внутренние дела и воздерживаться от всякой открытой или скрытой враждебной деятельности друг против друга. И Советский Союз, и Япония заявили, что ни одна из сторон не имеет с какой-либо третьей державой тайного договора или соглашения, угрожающего суверенитету или безопасности другой стороны. Это была бескорыстная и взаимовыгодная договоренность.
Одновременно в специальной советской декларации, приложенной к советско-японской конвенции, указывалось, что правительство Советского Союза не разделяет «…с бывшим царским правительством политическую ответственность за заключение» Портсмутского договора 1905 года[46]. Это было важное дополнение к конвенции, против которой, по крайней мере открыто, не выступила Япония.
Достигнуто в Пекине было много, но противоречия между двумя государствами остались. Прежде всего они касались территориальных вопросов, справедливое решение которых было отложено до лучших времен. По крайней мере Япония в 1925 году не собиралась возвращать России ее территории, захваченные японцами. У России, на просторах которой только-только завершилась Гражданская война и было наконец-то покончено с иностранной интервенцией, в 1925 году не было никаких возможностей убедить Японию возвратить Южный Сахалин и другие территории. Салныню и его товарищам было над чем работать в Шанхае — Япония уже потеряла доверие в глазах и русских царей, и лидеров большевиков. Дипломатическое доверие, о котором говорили участники переговоров при подписании советско-японской конвенции, ничего общего не имело с доверием историческим, создающим доверительные отношения между государствами и народами. Поэтому русская пословица: «Доверяй, но проверяй», знакомая Салныню, была для него руководством к действию.
Учитывая особый интерес Японии к территориям Маньчжурии, Кореи и Монголии, в Москве понимали, что Токио на словах будет провозглашать одно, а делать иначе. Это «иное», тайное, прежде всего и интересовало советскую военную разведку, которую в 1924 году возглавил опытный разведчик Ян Карлович Берзин.
Через несколько дней после подписания советско-японской конвенции в Пекине Берзин предложил Сталину расширить возможности военной разведки на Дальнем Воетоке и направить в Харбин для координации усилий Центра в этой области Арвида Яновича Зейбота