Через несколько лет Доихара стал начальником разведывательного отдела Квантунской армии. Он действительно знал многое и разрабатывал планы основных специальных операций военной разведки Японии, направленных против Китая, Монголии и особенно против Советского Союза на Дальнем Востоке. Возможно, он действительно имел воинское звание генерал-лейтенант, потому что в 1937 году был назначен на должность командующего 7-го военного округа Японии и был генеральным инспектором военных учебных заведений.
Маньчжурскому кризису предшествовали некоторые драматические события, которые тоже произошли не без участия Доихары и его секретных агентов. Эти события, несомненно, были составными частями общего плана реализации «Меморандума Танаки», которым предусматривался захват Маньчжурии. В этом замысле японская военная разведка свою роль сыграла грубо, но убедительно. Как это было?
Для того чтобы реализовать планы захвата Маньчжурии, командование японской армии должно было по крайней мере решить три задачи. Первая — дискредитировать все, что было связано с авторитетом Советского Союза в Монголии и Маньчжурии. Вторая — подобрать на пост руководителя Маньчжурского государства авторитетного, но готового служить Японии кандидата. И третья — блокировать протесты международного сообщества, в первую очередь США и Англии, в связи с планируемым захватом Японией маньчжурской территории.
Решением первых двух задач должна была заниматься японская военная разведка. Конкретно — в то время полковник Доихара. В 1928 году Доихара имевшимися в его распоряжении силами решал обе задачи одновременно.
Вначале Доихара полагал, что должность возможного руководителя марионеточного государства в Северном Китае может занять сына маршала Чжан Цзолиня — Чжан Сюэлян. В действиях самого маршала, который боролся против гоминдана и войск Чан Кайши, агенты Доихары заметили проявление антияпонских настроений. Японцам также стало известно, что маршал начал переговоры с последним китайским императором Генри Пу И. Император был безвольным и несамостоятельным человеком, который тем не менее мог бы с помощью Чжан Цзолиня быть восстановлен на троне маньчжуров, независимом от японцев.
Японской разведке также стало известно, что Чжан Цзолинь не против поддержания отношений и с Англией. Замыслы Чжан Цзолиня могли помешать реализации плана по захвату Японией Маньчжурии, плана, который являлся одной из важных составных частей «Меморандума Танаки». Долгосрочные планы элиты японской империи оказались по угрозой.
Активный и верный самурайской идее офицер, Доихара решил уничтожить Чжан Цзолиня. Он был уверен, что на первых порах после убийства Чжан Цзолиня его заменит сын — Чжан Сюэлян, который к 1928 году завершил обучение в японской Военной академии. Доихара считал, что молодой Чжан Сюэлян уже в достаточной степени обработай в Токио и станет послушным исполнителем указаний из Токио.
В 1928 году Китай был охвачен войной. Война шла между силами Чан Кайши, обосновавшимися в Нанкине, и войсками Чжан Цзолиня, контролировавшими Пекин. Верх брали сторонники Чан Кайши. Оставив в Пекине своего соратника Янь Сишаня, Чжан Цзолинь решил перебраться в Мукден, куда, как он рассчитывал, после возможного поражения при столкновении с армией Чан Кайши должны были отойти его войска.
Ночью 3 июня 1928 года в Пекине Чжан Цзолинь и сопровождавшие его лица разместились в вагонах специального поезда, который вскоре направился в Маньчжурию. Во время проводов Чжан Цзолинь растрогался до слез. Утром 4 июня об этом сообщила японская газета «Асахи».
На перроне среди провожавших был и полковник Кендзи Доихара. После того как сигнальные огни хвостового вагона поезда погасли в ночи, Доихара возвратился в свой офис и условной телеграммой сообщил в Токио, в каком вагоне следовал Чжан Цзолинь.
Эти сведения были важны для другого японского полковника — Кавамото, которому поручалось взорвать поезд, следовавший из Пекина в Мукден.
4 июня в 5.30 утра в точке пересечения Южно-Маньчжурской и Пекин-Мукденской железных дорог произошел взрыв как раз в тот момент, когда эту точку пересекал вагон, в котором находился маршал Чжан Цзолинь. Направленный взрыв организовали офицеры и солдаты двадцатого саперного полка, прибывшего в Мукден из Кореи. Действиями саперов руководил капитан Одзаки, который выполнял приказание полковника Кавамото. Замысел полковника Доихары по ликвидации маршала был реализован[71]. Прикрывая участие в убийстве китайского маршала японских офицеров, военное министерство Японии заявило, что это покушение, «несомненно, дело рук партизан, поддерживающих нанкинское правительство», то есть правительства Чан Кайши.
Узнав о гибели маршала Чжан Цзолиня, японский принц Сайондзи заявил премьер-министру Танаке: «Это весьма странное убийство. Никому этого не говорят, но не виновата ли в этом японская армия?»
Японский принц имел в виду японскую военную разведку.
Истину скрыть было трудно. Танака вынужден был доложить императору: «Что касается инцидента, то я подозреваю у что в императорской армии имелось некоторое число подстрекателей. В связи с этим я сегодня отдал военному министру распоряжение провести расследование» [72].
«Чрезвычайный инцидент в Маньчжурии» привел к смене власти в Токио. Кабинет премьер-министра Г. Танаки вынужден был уйти в отставку.
Японская разведка приступила к выполнению второго условия, которое должно было обеспечить реализацию замыслов, изложенных в «Меморандуме Танаки». Настало время подорвать авторитет СССР в Маньчжурии. Задача эта была сложной, но и она имела свое решение, так как далеко не все в Маньчжурии и в Китае одобряли те изменения, которые произошли в России в 1917 году в результате Октябрьской революции. Подорвать авторитет Советского Союза в Северном Китае можно было, обвинив его представителей в Маньчжурии в распространении большевистской литературы, политической пропаганде и в подготовке переворота. Подрывная деятельность — это сбор сведений о местной власти, создание сил и условий для ее свержения. Задача получила четкое определение. Необходимо было найти слабое звено и арестовать агентов красной разведки.
В начале 1928 года Советскому Союзу было не безразлично то, что происходило в Китае вообще и особенно в его северной части. Борьба китайского народа за свое освобождение от колониальной зависимости англичан, гражданская война, в которой выясняли отношения представители разных сил, а также повышенный интерес, который стали проявлять к событиям в Китае американцы и японцы, не могли не беспокоить руководителей России. Безопасность дальневосточных рубежей огромного Российского государства требовала постоянного внимания. К тому же Москва искренне хотела помочь китайским товарищам и мечтала о мировой революции, которая должна была привести к победе пролетариата. Поэтому в Китай направлялись и дипломаты, и советники. Среди них были разведчики Иностранного отдела ОГПУ, военной разведки и главным образом сотрудники Коминтерна.
Военная разведка создала резидентуры в Мукдене, Гирине, Харбине и на железнодорожной станции Пограничная. Эти города и станции были близки к советской границе. В их районах дислоцировались японские воинские части, действовали японские военные миссии. Одним словом, этот огромный район рассматривался в советском Генеральном штабе как наиболее опасный для интересов СССР.
Резидентом в Пограничной был подполковник Трифон Шестаков, тот самый Шестаков, который в 1926 году высказал сомнение в достоверности доклада разведчика-нелегала Василия Ощепкова и предлагал арестовать его за несанкционированное расходование средств.
Резидентом военной разведки в Гирине был Николай Иванович Лебедев, которому было 32 года. Бывший поручик царской армии, служивший в годы Гражданской войны под знаменами адмирала Колчака, он был привлечен к сотрудничеству представителем военной разведки, направлен в Гирин для организации агентурной группы.
Некоторое время Лебедев аккуратно выполнял задания разведки, но, видимо, столкнулся со своими бывшими однополчанами по армии Колчака. Кто-то из старых знакомых, как представляется, уже был завербован японской разведкой, которая проявляла в то время в Маньчжурии повышенную активность. Японцам стало известно о прибытии Лебедева в Гирин. За ним была установлена постоянная слежка. Цель — изучить сильные и слабые черты характера Лебедева, установить его связи и собрать неопровержимые доказательства его подрывной деятельности. В каждом человеке, прибывавшем в Маньчжурию из СССР, японцы видели представителя красной разведки и устраивали за такими «переселенцами» длительную слежку.
Доихара медленно, скрупулезно и настойчиво накапливал сведения для нанесения удара по авторитету СССР в Северном Китае. Таким ударом должно было стать разоблачение крупной агентурной сети советской разведки, которая тайно действовала в Маньчжурии.
К Лебедеву Доихара проявил особый интерес. Видимо, Лебедев допустил какие-то ошибки в своей тайной работе, о которых стало известно Доихаре и его людям. Японцы поняли, что Лебедеву, который позволял себе тратить деньги на различные развлечения, средств постоянно не хватало. Лебедев оказался «слабым звеном» в агентурной сети, которую с большим трудом формировали в Северном Китае Берзин и его соратники. Тайная борьба советской и японской разведок наиболее остро и бескомпромиссно проявилась в Гирине.
В Харбине начальником отдела японской контрразведки был Кубота. Он подчинялся Доихаре и был активным исполнителем отдельных элементов долговременных планов этого разведчика. Подчиненные и агенты Куботы собирали компромат на всех лиц, прибывших из СССР в Харбин и Гирин. В середине 1928 года Лебедев оказался в паутине японской контрразведки.
В Гирине Лебедев не смог добиться успехов в выполнении задания разведывательного отдела Сибирского военного округа. Поэтому в начале января 1929 года было принято решение о его переводе в Сеул. Отъезд Лебедева из Гирина подтолкнул Доихару к активным действиям