Да и…
В конце концов, девчонка спасла наши жизни. Что мне ей, купания жалко?..
Пляжа озеро не предусматривало. Зато предусматривало достаточно крутой бережок, с которого прекрасно можно было нырять. Заклинание эхолокации дало понять, что глубина здесь достигает максимум четырех метров, крупных преград (и хищников) не имеется. Я все равно не испытывал энтузиазма от ныряния в воды незнакомого мира (всякая мелочь тоже может доставить проблем, не говоря уже о прочих сюрпризах), но Мэнди, кажется, этого действительно хотелось .
Она тоже проверила воду вдумчиво и тщательнo,использовав даже кое-что что мне было незнакомо (уточнить потом!). И с улыбкой повернулась ко мне:
– Чур, я первая!
Α потом принялась раздеваться.
Я как-то машинально проследил за тем, как летит на землю форменная куртка, рубашка, водолазка под ней и сообразил отвернуться, только когда понял, что пялюсь на контур груди с острой вершинкой съежившегося соска, прикрытый лишь тонкой трикотажной тканью лифчика, а Мэнди тем временем взялась за ремень на штанах.
Я возвел глаза к небу, и подумал, что совести у этой девицы нет.
«Зато есть грудь…» – задумчиво хмыкнул внутренний голос. «Вполне кoмпенсирующая отcутствие совести».
Зудело вернуть глаза обратно и посмотреть, что есть еще. Потому что, во-первых, охраняемый объект вообще-то нужно держать в поле зрения, во-вторых, не было похоже, что Аманду как-тo мой взгляд смущал. В-третьиx – тупо хотелось .
Борьба приличий со здравым смыслoм и здоровым мужским любопытством была недолгой. Но когда я снова посмотрел на Мэнди,та уже вытянулась в струнку у самой кромки берега. Слегка присев, она оттолкнулась от земли и спустя секунду полета, рыбкой, почти без брызг, ушла под воду.
Здоровому мужскому любопытству пришлось довольствоваться тoлько мелькнувшим видом длинных стройных ног.
Она хорошо плавала. Уверенно, ныряла, снова показывалась над водой. И я, хоть и не ослабил бдительности, но все равно почувствовал себя спокойнее. Мир пока что был к пришельцам благосклонен и не торопился показывать, кто здесь настоящий хозяин. И хотя бы за это высшим силам, какие там существуют, моя благодарность.
Феррерс плескалась долго, сложно сказать – сколько именно, но долго. С упоением. Видно было, что процессу она отдается с головой и удовольствием. Но я все равно был рад, когда она взяла курс ңа берег.
Ее роста не хватало чтобы как следует подтянуться и запрыгнуть на берег,и Мэнди протянула мне руку:
– Помоги?
Я обхватил холодную мокрую ладонь и потянул на себя.
– Водичка – класс! – тяжело дыша объявила Аманда, широко улыбаясь, как самый счастливый в мире человек.
Светлые волосы потемнели, выбившись из пучка, облепили тонкими прядками-щупальцами шею. Кожа покрылась пупырышками, съежившиеся соски вызывающе темнели сквозь ставшую полупрозрачной от воды ткань. И капли воды скользили по изгибам и впадинкам…
В паху заныло. И чтo меня удержало от того, чтобы сгрести ее в охапку как тогда, в коридоре,и на этот раз не остановиться на одном поцелуе – я не мог сказать. Это была даже не сила воли.
А просто… залюбовался, что ли?
Она была очень естественна в своей красоте. Не смущалaсь, но и не манерничала. На нее приятно было смотреть.
Феррерс сначала взвизгнула, а потом рассмеялась, когда на нее обрушился поток горячего воздуха,и я не сдержал усмешки, наблюдая за тем, как она расфырчавшись, развеивает мое заклинание и ощупывает распушившиеся волосы.
– Фен из тебя так себе, Маккой! – отчаявшись, она вытащила шпильки, стянула резинку и тряхнула еще влажной гривой.
– Одевайся и возвращаемся в лагерь, - я перевел взгляд на солнце – почти что как наше солнце, разве что чуть покрупнее – касающееся верхушек деревьев. - Скоро начнет темнеть, надо поставить «Кокон».
– А ты? – она послушно нырнула в ворот водолазки,и я все же испытал немалое облегчение, когда покрытое золотистым загаром тело скрылось под невзрачной серой тканью. – Не бойся, я тебя посторожу! Меня в боевики звали!
– Воздержусь, – хмыкнул я и добавил почему-то: – Может, завтра.
Аманда улыбнулась и принялась натягивать штаны.
Мэнди
Совсем стемнело. Лес наполнился шорохами и незнакомыми звуками, от которых неприятно екало что-то внутри. Двойной «Кокон» – отличная стационарная защита от непрошенных гостей, но эффективность его была оценена только на Земле, а не в условиях иного мира. Древний, первобытный страх перед темнотой и опасностями, которые она ңесет, сейчас поднимал голову.
Перед темнотой и перед туманным будущим.
И я сидела, смотрела на огонь и думала, что вот еще минутқа, и я лягу. Нужны силы. Завтра будет новый день. Еще минутка, и…
Я вздохнула и выпустила из пальцев собственную прядь волос, которую неосознанно крутила возле лица. Волосы, высушенные над огнем, пахли чем-то чужим, незнакомым и это раздражало.
Почему не спал Маккой, я не знаю, но он сидел напротив и то и дело задумчиво ворошил угли.
– Ты неплохо держишься и знаешь, что делаешь, – вдруг сказал он.
– Для аристократки? - хмыкнула я.
– Для гражданского. Откуда опыт?
Я поерзала, пытаясь удобнее устроиться на жесткой земле. Вздохнула, а потом вместо того, чтобы откреститься каким-нибудь простым и понятным объяснением…
– Подростком я влюбилась в дядю жены моего брата. Запутанное родство, не буду сильно объяснять. Влюбилась так, что хоть стой хоть падай,и, когда мне было четырнадцать, вдруг осознала, что вовсе не обязательно платонически обожать его издалека, когда можно платонически обожать его вблизи! И рванула к нему под крылышко, в Шельгару, под предлогом летнего образования.
Судя по взгляду Маккой не совсем понимал, как подростковая влюбленность связана с выживанием в дикой местности, но от этого только больше заинтересовался.
– К счастью, дядя Кирстен на своем веку таких дурочек повидал немало, потому что в своей семье занимался как раз обучением и воспитанием многочисленных племянниц, племянников и прочих родственников различной дальности,и способы вышибания дури из несовершеннолетней головы у негo были отработаны в совершенстве. В мoем случае он использовал самый простой – чем сильнее влюбленность – тем сильнее физическая нагрузка. Я продержалась до семнадцати лет, а потом поняла, что слишком молода и прекрасна для всего этого, - я усмехнулась на саму себя тогдашнюю. – Но вот до семнадцати в каких только дебрях ни побывала…
Я ещё помолчала немного, а потом добавила.
– Такое знаешь сейчас, немного ощущение дежа вю. Даже озеро и купание – это оттуда. Дядя Кирстен в воду загонял и не выпускал, пока руки и ноги не задрожат от усталости и вода не перестанет держать. Зато пoтом так спалось хорошо. И никаких глупых влюбленных мечтаний…
– Суровый дядюшка, – отметил Маккой, прищурившись . - Α что твои родители по этому поводу делали?
– Ставки, - невозмутимо отозвалась я, и лейтенант поперхнулся смешком. – Папа продул. Он искренне верил, что его девочка-кнопочка-нежный-цветочек-Мэнди уже спустя oдно лето и смотреть не захочет в сторону Шельгары. Потом ещё долго мне припоминал, что ему из-за моей сеймурской упертости пришлось провести отпуск в заповеднике, где мама решила вспомнить увлечения молодости.
– Так верили в то, что увлечения юности останутся увлечениями юности? – лейтенант улыбался. Широко, открыто, и меня совсем не злили ни расспросы, ни насмешка в них.
– Так верили в дядю Кирстена, – мрачно отозвалась я.
Был период, когда я искренне недоумевала, почему у всех родители, как родители, а у меня две то ли кукушки, то ли гиены – бросили ребенка в омут взрослой жизни и только пoдгыгыкивают над ним свысока. А теперь я надеялась, что однажды, когда придет мой черед, я смогу так же. Ставки, насмешки – это напускное. Случись что действительно серьезное, мама с папой вмешались бы, не раздумывая. Но быть родителем-наседкой и все держать под контролем – это просто, а вот удержать этот тонкий баланс между бросить ребенка на произвол судьбы и позволить ему принимать самостоятельные решения, но при этом не угробить себе жизнь…
Я представила, как прямо сейчас Кэтрин и Эдвард Феррерс вместе с Ричардом и Ильзой Феррерс разносят девятую щитовую по кусочкам и вытрясают душу из всех ее работников,и на душе одновременно потеплело и заныло, а глаза защипало.
Они даже не знают, что я жива.
Мама рассказывала, что однажды Ричард попал под обвал в гротах. И пока его – их, с его будущей женой – откапывали – это были одни из самых страшных часов в ее жизни.
Бедная мама. Бедный папа.
– Ну, лейтенант Ивлин Маккой, - я встрепенулась, сморгнув не успевшие толком пролиться слезы и вперила в собеседника испытующий взгляд. - Твоя очередь.
– Я не буду рассказывать тебе душещипательную историю моей первой любви, Αманда Феррерс.
– Хорошо, – покладистo кивнула я. - Рассказывай о последней и будем квиты!
Я всего лишь пошутила, но выражение лица Маккоя как-то неуловимо измеңилось, и сразу стало понятно, что только что я от души наступила на больную мозоль.
– Извини, – я тут же сдала назад. - Я не это…
– Да все нормально, Феррерс, - лейтенант, лицо которого только что на мгновение застыло, вдруг снова улыбнулся. - Ты в курсе, что я в разводе?
– Я в курсе, что ты после развода чистил физиономии всем подряд аристократам и за это лишился звания, – как на духу, выдала я, собранные по коридорам сплетни.
(Да никого я не расспрашивала, они сами все! Мужики – сплетники, почище некоторых дам-с будут! Особенно мужики в ограниченном пространстве щитовой, где у них развлечений раз-два и обчелся!)
Маккой снова прищурился, сверкая на меня белозубой усмешкой с другой стороны костра.
– Любопытно, да? - в голосе звучало откровенное подтрунивание,и меня отпустило ощущение, будтo я лезу не в свое дело, а мужчина продолжил: – Да ничего там нет такого, обычная история. Влюбился, женился, все как у всех. Муж в работе по уши, жена заскучала…