Музыка затихает.
Официальная информация хранится в другом месте. Общество передаёт себе самому свой собственный исторический образ исключительно в виде поверхностной и статичной истории своих лидеров. Тех, что воплощают собой внешний фатализм всего происходящего. Мир правителей – это мир спектакля. Кинематограф идеально им соответствует. Помимо всего прочего кинематограф повсюду предлагает примеры поведения, создаёт героев, по их же старой модели, во всём, к чему прикасается.
Совет безопасности ООН. Хрущёв в зале, рядом с ним де Голль. Эйзенхауэр принимает де Голля.
Патриотическая церемония у Триумфальной арки: Хрущёв и де Голль перед почётным караулом.
Эйзенхауэр разговаривает с папой римским.
Эйзенхауэр обнимается с Франко.
В то же время существующий порядок оказывается под вопросом всякий раз, когда неизвестные люди пытаются жить по-другому. Но это всегда происходит где-то далеко. Мы узнаём об этом из газет, из новостей. Мы всегда пребываем снаружи, для нас это всегда лишь очередной спектакль. Мы отделены от него своим собственным неучастием. Это вводит нас самих в заблуждение. В какой момент мы опоздали с выбором? Какой шанс мы упустили? Мы не нашли нужного оружия. Мы оставили всё как есть.
Бунт в Конго; солдаты разгоняют манифестантов прикладами.
Фотография Джамили Бухиред в полицейском участке.
В кадр попадают руки журналиста-парашютиста Лартеги.
Съёмки лица пленницы подвижной камерой.
Я предоставил всё воле времени. Я оставил всё, что нужно было защищать.
Та же девушка разговаривает и улыбается.
Куперен: реприза Марша Шампанского полка.
Эта общая критика разделения, конечно, содержит и восстанавливает некоторые отдельные моменты из памяти. Плохо распознанную боль, необъяснимое сознание бесчестья. О каком именно разделении идёт речь? Как мы торопились жить! Я вновь вижу нас самих на этой точке нашей необдуманной истории.
Музыка прекращается.
Всё, связанное со сферой потерь: всё, что я утратил в самом себе, ушедшее время; всё, что ускользает, улетучивается; всё течение вещей в целом, даже в общепринятом значении, то есть в наиболее вульгарном смысле использования времени, всё, что называется утраченным временем, всё это странным образом встречается в старинном военном термине «потерянные дети»; всё, что встречается в сфере открытий, исследования неведомых земель, во всех формах поисков, приключений, авангарда. На этом распутье мы обретаем и вновь теряем самих себя.
Съёмки подвижной кинокамерой вокзала Сен-Лазар, затем вдоль рю дю Гавр с плотным дорожным движением.
Эскадрон Республиканской гвардии, вид издалека.
Субтитр: Перед всеми направлениями возможного, столь быстро приближавшими нас к этому моменту, нашему единственному другу, нашему заклятому врагу.
Всё это, надо признать, совсем не ясно. Это довольно типичный монолог пьяницы, со всеми непонятными намёками и утомительной подачей. С его тщетными фразами, не рассчитанными на ответ, и велеречивыми объяснениями. И с его молчанием.
Кадеты Вест-Пойнта маршируют в одинаковых устаревших униформах.
Скудость средств призвана выражать без прикрас возмутительную скудость темы.
Военно-морская эскадра на учениях.
В целом события, происходящие в индивидуальной реальности, в том виде, в каком она организована, те, что касаются нас напрямую и требуют нашего пристального внимания, на деле не заслуживают ничего большего, чем нашего участия в качестве далёких, скучающих и равнодушных зрителей. Напротив, ситуация, которую мы рассматриваем сквозь призму художественного наложения, часто привлекает к себе как заслуживающая того, чтобы стать её участником, действующим лицом. Вот парадокс, который нужно перевернуть, поставить с головы на ноги. Именно это необходимо реализовать на деле. Что же касается фрагментированного, отфильтрованного, идиотского спектакля прошлого, полного шума и ярости, то суть не в том, чтобы передать его сейчас – «вернуть его», как принято говорить в наше время – в рамки другого, более упорядоченного спектакля, другой игры в понимание и участие, со своими правилами. Отнюдь. Любое последовательное художественное выражение уже выражает последовательность прошлого, пассивность.
Траектория пинбольного шарика.
Субтитр: Кто пожелал бы иметь другом человека, говорящего таким языком? Кто выбрал бы его из числа других, чтобы вверить ему свои дела? Кто прибегнул бы к нему в минуту своей скорби?
И наконец, какую пользу в жизни мог бы принести такой человек?9
Разгон бунта в американской тюрьме.
Шарик падает в лунку.
Субтитр: Нарушать повсюду устройство существующего ложного диалога.
Длинный ряд припаркованных автомобилей. Субтитр: Уже дальше Индии и Китая.
Парочка обнимается на улице.
Девушки и парни за столиком кафе. Пара «потерянных детей» из Сен-Жермен-де-Пре™.
Тюремный охранник на вышке.
Субтитр: Бедный бунт, без языка, но не без причины. Программа возникнет.
Субтитр: Партизаны власти забвения.
Надо уничтожить память в искусстве. Разрушить стереотипы в его передаче. Деморализовать его любителей. Какова задача! Как в затуманенном алкоголем зрении, память и язык кино разрушаются вместе. В крайнем случае неудачная субъективность превращается в некий вид объективности: в документ об условиях не-общения.
ЧЁРНЫЙ ЭКРАН
Субтитр: Сейчас речь идёт не столько о формах, сколько о следах форм, об отпечатках, воспоминаниях.
Субтитр: Перед собой мы видим мир, разрушаемый без жалости.
ЭКРАН ОСТАЁТСЯ ЧЁРНЫМ, БЕЗ СУБТИТРОВ, БЕЗ КОММЕНТАРИЕВ.
Например, я не говорю о ней. Ложный образ. Ложные отношения. Реальный персонаж отстранён от той, что её изображает, возможно, тем временем, что прошло между событием и воспоминанием о нём, тем расстоянием, что будет увеличиваться всегда, что увеличивается прямо сейчас. Как законсервированное высказывание остаётся самим собой в любом случае, будучи отделённым от тех, кто его слышит, абстрактным и без власти над самим собой.
Та же девушка, которую мы уже часто видели.
Панорамный вид следующих вырезанных из контекста фраз:
«Реализация также отмечена признаками юности»,
«Его великий, ужасный и отчаянный беспорядок», «Здесь есть все элементы американского полицейского романа: насилие, секс, жестокость, но сцена…»11
Субтитр: Правда об искусственном обществе.
Спектакль в широком смысле – это вся эпоха; в которой можно распознать некую юность. Разрыв между этим образом и воплощениями. Какой облик, какие вкусы, какое отрицание и какие проекты определяли юность тогда; и какой она стала с течением времени.
Пловчихи под водой.
Фотографии некоторых ситуационистов12.
Куперен: реприза Марша Шампанского полка.
Мы ничего не изобретали. Мы адаптировались, с некоторыми нюансами, к сети возможных маршрутов прогулок. Видимо, к такому привыкаешь.
Группа перед барной стойкой.
Комикс: Мужчина со стаканом думает: «Кости брошены.
Теперь она должна сказать мне да, скоро… очень скоро».
Субтитр: Сколько бутылок с тех пор? В скольких бутылках, скольких стаканах он был скрыт, только с тех пор?
Возвращаясь с мероприятия, все люди в мире испытывают меньше воодушевления, чем когда они шли на него. Прекрасные друзья, приключение умерло.
Обложка полицейского романа под названием «Надувательство». Женщина в профиль, чуть поодаль мужчина со стаканом в руке.
Блондинка.
Деревья, поваленные ураганом.
Взрыв напалма.
Ураган посреди дороги.
Та же блондинка.
Съёмка вырезки с фразой: «Вино жизни было пролито, и в этом помпезном погребе остался лишь осадок».
Кто будет сопротивляться? Мы должны выйти за пределы этого частичного поражения. Разумеется. Но как это сделать?
Продолжение бунта в Конго.
Две фотографии – которые мы уже видели – ситуационистов расположены в одном кадре. Тот же субтитр выражает разговор, который они ведут18.
Субтитр: Вообще-то нормально, что фильм о частной жизни создан исключительно из «частных шуток».
Этот фильм прерывается, но не завершается.
Блондинка.
Субтитр: «Яне всё поняла».
Нам ещё только предстоит сделать все выводы и заново провести все расчёты.
Асгер Йорн.
Субтитр: Можно было бы сделать целую серию таких документальных фильмов, на три часа. Что-то вроде «сериала».
Задача продолжает оставаться актуальной, а её условия усложняются. Необходимо прибегнуть к другим средствам.
Дебор.
Субтитр: «Тайны Нью-Йорка» отчуждения.
Не было каких-то глубоких причин начинать данное неформальное послание, так же, как их нет и для того, чтобы его заканчивать.
Асгер Йорн.
Субтитр: Да, получилось бы лучше, получилось бы скучнее и значительнее.
Я лишь начал показывать вам, что не хочу играть в эту игру.
Дебор: камера отдаляется от него.
Субтитр: И убедительнее.
Субтитр: Продолжение следует.
Общество спектакля
Серия кадров с Алисой1.
Субтитр: Поскольку всякое отдельное чувство есть лишь частичная жизнь, но не вся жизнь, жизни не терпится расширить своё царство через разнообразие чувств и обрести себя вновь в едином целом этого разнообразия… В любви раздельное всё ещё существует, но уже не как раздельное, а как единое и живое, встречающееся с живым