БЕЛЫЙ ЭКРАН.
Голос 2: Конечно, можно было бы при случае снять фильм об этом. Однако даже если бы такой фильм смог быть столь же бессвязным и неудовлетворяющим, как сама действительность, о которой он повествует, это всё равно было бы не более чем воссоздание – столь же бедное и лживое, как эта никчёмная съёмка.
Съёмочная группа вокруг камеры.
Повторяется самый худший дубль ранее показанной съёмки движущейся камерой (в кафе) – без перерывов на кадры с текстом, но с множеством изъянов: люди ходят перед объективом, отблески прожектора, видна тень от камеры, панорамирование в конце движения.
Голос 3: Существуют люди, которые гордятся тем, что они – авторы фильмов, подобно тому, как ранее другие были авторами романов. Их отставание от романистов заключается в том, что они игнорируют разложение и истощение индивидуального искусства в наше время, завершение времени пассивного искусства. Слышатся хвалы в адрес их искренности, ведь они инсценируют с наибольшей индивидуальностью условности, из которых они состоят. Слышатся разговоры об освобождении кино. Но что нам даст освобождение ещё одного искусства для того, чтобы Пьер, Жак или Франсуа смогли радостно выражать свои рабские чувства? Единственное интересное занятие – освобождение повседневной жизни, не только в исторической перспективе, но и для нас, прямо сейчас. Это подразумевает ликвидацию всех форм отчуждённой коммуникации. Кино также должно быть уничтожено.
БЕЛЫЙ ЭКРАН.
Голос 2: В конечном счёте, кинозвёзды созданы не их талантом или его отсутствием и даже не киноиндустрией и рекламой. Они созданы нуждой. Это жалкая нужда, это мрачная и безвестная жизнь, которая хотела бы развиться до масштабов кинематографической жизни. Воображаемая жизнь на экране – продукт этой истинной нужды. Кинозвезда – проецирование этой нужды.
Автомобиль останавливается. Приближающаяся съёмка героини рекламы «Монсавон», выходящей из автомобиля.
Два кадра с «хлопушкой» этого фильма в начале ранее показанных сцен.
Наездники в Буа.
Рекламные объявления во время антрактов лучше чего бы то ни было напоминают антракт жизни.
Старлетка в рекламе показывает нравящееся ей мыло, улыбается зрителям.
Чтобы подлинно описать эту эпоху, безо всякого сомнения было бы необходимо показать много иных вещей. Но зачем?
БЕЛЫЙ ЭКРАН НА ПРОТЯЖЕНИИ ВСЕГО ОСТАВШЕГОСЯ ФИЛЬМА И ДВАДЦАТИ СЕКУНД ПОСЛЕ ПОСЛЕДНЕГО СЛОВА.
Необходимо лучше понять тотальность происходившего, а не добавить ещё одни руины в старый мир спектаклей и воспоминаний.
Критика разделения
Мы не знаем, что сказать. Мы повторяем последовательный набор слов и распознаём жесты. Вне нас. Конечно же, есть освоенные в совершенстве методы, есть проверяемые результаты. Очень часто это забавно. Многое из того, чего мы хотели, не было достигнуто, или было достигнуто лишь отчасти и не так, как мы этого ожидали. Какого общения мы хотели, и как мы общались или просто притворялись, что общаемся? Какой подлинный проект мы утратили?
Съёмка группы людей на террасе кафе подвижной кинокамерой.
Оператор, держа камеру в руках, как в новостных репортажах, приближается к Дебору, разговаривающему с очень юной брюнеткой1.
Оба крупным планом, они идут вместе.
Другая девушка, блондинка.
Комикс: блондинка с усталым видом. Текст: Она пыталась, но джип слишком сильно увяз в жидкой хляби этого болота.
У кинематографического спектакля свои правила, благодаря которым можно получить приемлемый продукт. Тем не менее реальность, от которой нужно отталкиваться, – это реальность неудовлетворённости. Предназначение кино – представлять в художественной или документальной форме изолированную ложную последовательность, подменяющую собой отсутствующие общение или деятельность. Для того чтобы разоблачить документальное кино, необходимо развенчать его тематику.
Круговая панорамная съёмка, полный оборот с центра площади перед собором Сен-Мерри.
Субтитр: Земную жизнь пройдя до половины
Субтитр: Я очутился в сумрачном лесу
Субтитр: Утратив правый путь2
Куперен: Марш Шампанского полка.
Конец марша.
Согласно одному общепризнанному рецепту, всё, что не выражается в образах, необходимо повторять, иначе смысл ускользнёт от зрителя. Вполне возможно. Но такое недопонимание присутствует во всех повседневных встречах. Всегда надо что-то договорить, но не хватает времени, и ты всегда не уверен, что тебя правильно поняли. Как только ты понял, что именно нужно сделать или сказать, от тебя уже отдалились, перешли улицу, улетели за океан. Второй возможности не будет.
Комикс: Водолаз думает: Без шланга и без кислорода я долго не протяну. Если бы я только мог освободиться от свинцовых грузил… Вид сверху: в бар входит парочка, они закрывают за собой дверь, проходят.
Кадр из фильма: радист военной подлодки США. За его спиной стоят офицер с героиней.
Субтитр: Как слышите? Как слышите? Приём, приём… Конец связи!
После всех утраченных моментов, потерянного времени нам остаются лишь пейзажи с почтовых открыток, через которые мы бесконечно проезжаем: это организованное расстояние между каждым и всеми. Детство? Вот же оно: мы его никогда не покидали.
Площадь Согласия, вид с вертолёта.
Сена, в центре Парижа.
Наша эпоха накапливает силы и мнит себя рациональной. Но никто из нас не считает эти силы своими. Здесь нет доступа к взрослению: есть лишь возможность, что когда-нибудь это долгое беспокойство превратится в спокойный сон. Всё потому что каждого из нас не перестают опекать. Вопрос не в том, живём ли мы более или менее бедно, а в том, что наша жизнь постоянно ускользает от нас самих.
Близкий ракурс взлёта ракеты.
Взлёт ракеты, общий план.
Авиатор в стратосферном скафандре. Офицер с шашкой в руке.
Рисунок с обложки научно-фантастического романа.
В то же время этот мир научил нас переменам. Ничто не стоит на месте. Мир беспрестанно становится всё более подвижным: и те, кто производит его день за днём, вопреки самим себе однажды могут завладеть им, я хорошо это знаю.
Аппарат для пинбола; траектория движения шарика3.
Единственное приключение, скажем так, это бросить вызов тотальности, чьим центром является данный образ жизни, в этом мы можем попробовать наши силы, но не применить их. В конце концов ни одно приключение не создаётся непосредственно для нас. Приключение как таковое приходит к нам из общей массы легенд, передаваемых кинематографом или любыми иными средствами, всем этим зрелищным хламом истории.
Кадр из фильма: король и рыцари вокруг круглого стола4.
Боден де Буамортье: Allegro, Концерт для 5 инструментов ми минор, ор37.
Субтитр: Каждому – непременное общественное пространство для проявления жизни.
Два ситуациониста5.
Голливудский кадр: один рыцарь бросает вызов другому.
Ситуационист пьёт из бокала6.
Общий план группы за столиком кафе на Монтень-Сен-Женевьев.
Субтитр: Если человека формируют обстоятельства, надо формировать человеческие обстоятельства.
Субтитр: Товарищи, унитарный урбанизм динамичен, а значит, тесно связан со стилем поведения1.
До установления коллективного господства над окружающим миром индивидов не существует, есть лишь тени в погоне за вещами, хаотично предоставляемыми им другими людьми. В случайных ситуациях мы встречаем отдельных людей, бредущих наугад. Разнообразие их эмоций нейтрализуется, и их окружает привычная скука. Уже давно мы не можем сами творить нашу историю, свободно создавать ситуации, а всякая попытка достичь единства приводит к новому разделению. Поиск единого действия приводит к формированию нескольких новых специализаций.
Ещё ситуационисты8.
Субтитр: Достаточно истолковывать страсти. Настало время найти новые.
Субтитр: Новая красота заключается в ситуациях. Проходит девушка с первых кадров.
Панорамный вид центра Парижа с высоты птичьего полёта.
Лишь некоторые единичные встречи служат сигналами другой, более насыщенной жизни, которая ещё не была обнаружена.
Ссорящиеся рыцари.
Музыка затихает.
Та же девушка.
Незабываемое вновь появляется во снах. В конце таких снов на краткое мгновение, в полусне события ещё кажутся реальными. Они вызывают более точные, верные, разумные реакции, как зачастую по утрам воспоминания о выпитом накануне. Вслед за этим приходит осознание, что всё ложно; что «всё это лишь сон»; что нет никакого нового действия, что к сновидению нет возврата. Не за что ухватиться. Эти сны были лишь вспышками нерешённого прошлого. Они односторонне освещают некогда пережитые в смятении и сомнениях моменты. Они прямолинейно бросают свет на те наши потребности, что остались без ответа.
Съёмки подвижной кинокамерой: лицо девушки, удаляющийся самолёт в полёте над заснеженным пейзажем.
Вот свет дня, и перспективы, которые уже ничего не значат. Районы города в какой-то мере доступны для прочтения. Но смысл, которым они обладали лично для нас, непередаваем, так же как и все тайны частной жизни, о которой у нас никогда нет ничего кроме жалких документов.
Боден де Буамортъе. Реприза Allegro.
Панорамный вид Орлеанской набережной, вид с левого берега.
Ближний план одного из отрезков набережной. Панорамный вид деревьев, сотрясаемых ураганом.
Вид парижской Лебединой аллеи с высоты птичьего полёта.