Замполит батальона достает смартфон с открытой картой:
– Расклад такой. Первый батальон попал в засаду, там все хреново, но помочь мы им не смогли.
На карте кусок леса, где должен был двумя батальонами наступать полк, слева – первый, справа – второй. Сигма указывает на лесную дорогу, ведущую с севера на юг:
– Завалы на ней оказались заминированы, саперы мины сняли, но поздно, уже рассвело. Нас накрыли артой, «Градами», танками и минометами – понятное дело. Хорошо, что Аляска атаку отменил.
Замполит, не меняя масштаб карты, сдвигает ее пальцем влево, где обозначен овраг:
– Карта старая, овраг зарос лесом. С коптеров заметили там движение. Если ДРГ, то ерунда. А если нет – и батальон обходят справа? Бери роту, вот тут – брошенный опорник, «барсики» сидели, перекопайте его фронтом на запад. Если успеете, конечно. Вопросы?
– Здесь кто? – Дрезден показывает на противоположный склон оврага.
– 217-й из 89-й, но склон голый, они, скорее всего, дальше окопались.
– И ничего не видят в балке.
– Ага! – замполит сует смартфон в разгрузку. – Вперед!
Из-за деревьев выходит командир взвода Селезень, низенький крепкий сержант, у него в самом деле утиная походка, старая травма позвоночника. Селезень ведет Дрездена к роте. Оставшиеся от БАРСа, стоявшего здесь зимой, окопы местами оплыли. Для контроля балки подходит только два окопа, рота в них не поместится. Дрезден указывает места для двух пулеметных гнезд, эти окопы почти не нужно переделывать, остальные бойцы расползаются по опушке и окапываются. Начало весны, песчаный грунт соснового леса рыхлый. Окопы для стрельбы лежа быстро превращаются в окопы для стрельбы с колена.
Дрезден приказывает оператору поднять «Мавик» над оврагом. В густой растительности оврага ничего не видно, потому на коптере включают тепловизор.
Если напротив правда стоят соседи-десантники и овраг глубоко вклинился в нашу оборону, то опасаться РЭБ НАТО не стоит. Дрезден стоит рядом с оператором и видит на экране, как светлые теплые тени жмутся к деревьям. Другие двигаются вдоль фронта, чтобы обойти фланг роты Дрездена как можно дальше.
Все ясно. «Немцы» видят роту с беспилотника и не атакуют, ибо что-то задумали.
– Всем копать щели – укрытия от артогня, – приказывает Дрезден.
Его команду передают по цепи. Лопаты начинают стучать чаще.
Высунувшись из-за дерева, Дрезден осматривает склон оврага перед опушкой. Гребень местами зарос кустарником, за которым могут укрыться нападающие. Кусты бы срезать, но не успеть. От воя приближающихся снарядов Дрездену становится не по себе. Шесть снарядов взрываются на опушке одновременно. «Хохлы порядком расстреляли стволы старых советских 152-миллиметровых гаубиц, – думает Дрезден, – кучность неудовлетворительная, но организация стрельбы четкая».
И падает на землю, стараясь найти укрытие в углублении между корней. Он оказался на самом дальнем отрезке позиции роты. Плохо. Над головой свистят осколки, щепки и комья земли. Второй залп такой же – от шести одновременно разрывающихся снарядов воздух звенит и закладывает уши. Чувствуется работа американской станции управления огнем – гаубицы стреляют из разных мест, чтобы затруднить русским контрбатарейную борьбу, но падение снарядов синхронизировано.
Едва прекращается артналет, по позициям роты начинает стрелять танк. Дрезден извлекает из-за спины лопатку и углубляет нору, в которой он случайно оказался. Рядом оператор «Мавика» ловко сажает коптер на ладонь, прячет в футляр и тоже окапывается. Хороший мальчишка. Не бросил аппарат.
– Приготовиться к отражению атаки, – кричит Дрезден оператору между падением танковых снарядов.
Тот послушно передает команду по цепи. Снаряд падает совсем рядом и оглушает Дрездена. Он трясет головой: «Это я оглох – или танк прекратил огонь?»
Дрезден передергивает затвор автомата и четко слышит щелчок. Нет, не оглох!
Фигуры хохлов вырастают в пятидесяти метрах от позиции роты. Десантники срезают всю цепь кинжальным огнем в упор. Бой длится всего несколько секунд. Не бой, а истребление. Дрезден не заметил, чтобы кто-то из врагов успел выстрелить в ответ. Слишком легко.
– Окапываться! – кричит он.
На опушке леса по ту сторону оврага с треском падает снаряд. Потом еще один. Пристрелка, за которой должен последовать залп? Но нет, американская гаубица у хохлов – единственная.
На опушку рядом с ротой падает серия мин. «Дрезден» не успевает спрятаться. Стоит на мгновение опустить голову к земле, как вот они. Танки!
С противоположного склона оврага два Т—64 обстреливают позиции роты прямой наводкой. «Но с «Орлана» ведь их видно?» – думает Дрезден.
– Аляска, я – Дрезден, прием! – кричит он в рацию, отобранную у Селезня.
– Дрезден, я – Аляска, да!
– Аляска, я – Дрезден, танки вне досягаемости лупят по нам, прием.
– Аляска, я – Сигма, вижу шесть танков, прием. – В эфир вклинивается командир батальона.
Значит, Дрезден видит только два? Где остальные четыре? Перед фронтом?
Минометный огонь прекращается, но под огнем шести танковых пушек лес кажется маленьким. Не лес, а так – рощица. Спасает то, что танки лупят прямой наводкой, поэтому бойцы усиленно зарываются в землю.
Огонь не позволяет Дрездену встать, но он решает обойти позиции взводов и переместиться на левый фланг, поближе к танкам. Он ползет и шепотом молится. Танки его не видят, снаряд по нему может прилететь только случайно. Но Дрезден командир – и не может пережидать обстрел в окопе.
Третий Т—64 движется по их кромке оврага, останавливается, чтобы сделать выстрел, и смещается дальше метров на пятьдесят. Он стреляет вдоль опушки, где окопалась рота Дрездена. Снаряды поднимают песчаные вихри, когда проносятся над самой землей. Два других танка стреляют с противоположного склона оврага и прикрывают этот вредный танк. Десантники не высовываются. Кроме одного. Одинокий боец ползет параллельно движению танка, в руке у него гранатомет. Он использует каждую кочку, каждый кустик. Все внимание «немцев» обращено на опушку, где рядом в овраге явно готовится новая атака. Если в небе сейчас хохляцкий коптер, который корректирует огонь танков, отважному десантнику – конец. Да и у командира танковой роты «немцев» тоже должен быть свой коптер, 2023 год на дворе. Но гранатометчик упрямо игнорирует опасность. Дрезден всматривается, смельчак без каски, в кепке, надетой козырьком назад. Сильвер – вот о ком следовало рассказать Прозе.
Внезапно события ускоряются. Украинцы выскакивают из оврага и бросаются в новую атаку. Дрезден вместе со всеми ведет огонь из автомата. На такой дистанции командовать некогда, людьми движет инстинкт. Или мы их, или они нас. С нашей стороны неподалеку работает только один пулемет. Атака снова отбита, убитые и раненые хохлы громоздятся на гребне. Танки почему-то прекратили огонь, и Дрезден, морщась, осматривает поле боя. Морщится он потому, что стрелкотня продолжает греметь на правом фланг роты, причем работает пулемет. Не наш!
– Подствольники! – кричит Дрезден.
Из леса на противоположном склоне оврага, где должны сидеть мотострелки, появляются два танковых силуэта. Т—90? Залп! Оба украинских Т—64 загораются, пораженные сзади. Третий украинский танк стоит с открытыми люками, пораженный из РПГ в борт. Танк не загорелся. Экипаж сбежал. Сильвер сделал свое дело. Но стрельба на правом фланге роты не нравится Дрездену.
– Второй взвод – за мной! Первому рассредоточиться!
Он уводит бойцов глубже в лес, где, прикрываясь древесными стволами, они двигаются в сторону правого фланга роты. Так и есть, «укропы» сумели ворваться в окопы третьего взвода. Теперь нельзя дать им закрепиться! Командир второго взвода Сипуха обгоняет Дрездена. Рядом бежит молоденький боец, словно боится оторваться от Сипухи.
Расстояние между противниками минимально, украинцы ведут довольно плотный огонь, с их стороны пулемет крошит сосновые стволы.
– Из подствольников… – кричит Сипуха.
Четверо бойцов стреляют из подствольных гранатометов, остальные перебежками приближаются к окопам. Деревья мешают стрельбе из гранатометов, но ответный огонь ненадолго стихает. Снова начинает работать пулемет. Но поздно – расстояние сократилось до броска гранаты.
– Своя!
– Своя!
– Своя!
Пулеметчика забрасывают гранатами. Окопы мелкие, блиндажей выкопать не успели, пулеметчику негде укрыться.
– В атаку! – кричит Дрезден и первым прыгает в окоп.
Несколько трупов, двое наших с красными лентами над коленом, трое украинцев – с ярко-зелеными. Пулеметчик лежит ничком в стороне, его тело кажется Дрездену неестественно высоким. Обе ноги пулеметчика оторваны. Хохол вел огонь с оторванными ногами? Рядом еще двое погибших наших.
Уцелевшие бойцы третьего взвода возвращаются в свои окопы, а второй взвод уходит в свои. Среди выживших Дрезден с облегчением видит оператора «Мавика» и командует ему:
– Осмотри овраг!
И встречается взглядом с Сипухой – командиром взвода.
– Как я вижу со своей горки… – начинает Сипуха любимую присказку.
– Согласен! – кивает Дрезден. – Вперед!
Он вспоминает слова Аляски: «Опытный командир чует ритм боя. Когда бой затихает, к примеру, из-за необходимости пополнить боекомплект, командир умеет этими паузами пользоваться». Дрездену кажется, что сейчас именно такой момент. Атака отбита, артобстрел прекратился, уцелевшие танки отошли. До того как «немцы» поднимут коптеры оценить поле боя, пока они сюда долетят, пока наведут артиллерию, можно кое-что успеть, к примеру зачистить этот чертов овраг.
Сипуха уводит за собой семерых, один молоденький десантник нервничает, держится около взводного.
Еще вчера этот парнишка тренировался метать нож в ствол сосны и сторонился всех, Дрезден заметил это, но промолчал, а следовало поговорить – у человека явно первый бой. Эх!
Десантники разворачиваются цепью и осторожно приближаются к телам погибших врагов.
Два бойца остаются в окопе привести в порядок захваченное оружие, один тут же начинает возиться с пулеметом, ругается. Пулемету отсекло осколком кончик ствола с пламегасителем – бесполезен.