ысоту звезды и устройства прибора, восхода и заката звезд, их координаты, расстояния от экватора и полюса, пути, которыми они идут… ему должны быть известны все побережья, их пристани и признаки пути к ним так же, как строение морского дна; растения, встречаемые на водной поверхности, морские змеи, рыбы, травы, изменения цвета воды, приливы и отливы; острова во всех направлениях» [53].
Очевидно, всего важнее было в каждый данный момент определить положение корабля в море. Задача эта была достаточно нелегкой, даже когда судно следовало вдоль берегов Китая, Явы и Суматры. Никакое наставление (а подробные лоции южных морей появились лишь во время заморских плаваний Чжэн Хэ и их приходилось составлять «на ходу») не могло дать исчерпывающего описания всех извилин и выступов берега, всех возможных ориентиров для мореплавателя. Приходилось держать в памяти тысячи береговых примет и твердо помнить, что скала, подобная медвежьей голове, или песчаная коса с одинокой кокосовой пальмой лежат на таком-то расстоянии от такого-то места фуцзяньского или Малабарского берега. Надо было знать на память все островки и мели у берегов Калимантана, все рифы близ побережья Мамбасы и при этом твердо помнить, что приливы и отливы, морские бури, а порой даже различное освещение солнцем меняют конфигурацию берега, что неутомимый работник-море то до основания размывает песчаные отмели и косы, то воздвигает их в самых неожиданных местах. Чтобы вести корабль в открытое море, надо было постоянно определять координаты судна и согласовывать эти определения с курсом, которым оно шло, и со скоростью его движения. В тропических широтах, где днем люди изнывают от невыносимого зноя, наиболее благоприятны для плавания ночные часы. Положение звезд — небесных ориентиров — над горизонтом для различных местностей было известно уже задолго до плаваний Чжэн Хэ. Так, для северного полушария ведома была высота стояния над линией горизонта Полярной звезды (китайцы называли ее Бейцзисин) и различных звезд созвездий Малой Медведицы, Пегаса, Рыб, Ориона и т. д.
Высоту звезд над горизонтом измеряли очень простым прибором.
Единицу, которой измерялась высота небесного светила над горизонтом, арабы называли «исба», а китайць: «чжи». И на арабском и на китайском языке слово это означает палец. Один чжи соответствовал 1°36′, и если по угломерному прибору оказывалось, что Полярная звезда стояла на высоте трех чжи, то широта этого места примерно равна была 4,1 градуса.
Если широту можно было установить по солнцу или по звездам с точностью до 1–1,5 градуса, то куда хуже обстояло дело с определением долготы.
Без точных приборов, по которым можно было бы исчислить разность времени между данным исходным пунктом и тем местом, где находится корабль, сколько-нибудь точно долготу определить было невозможно. Поэтому координаты в пути определялись по данным исчисления широты и по трассе пройденного пути, а она рассчитывалась по румбам компасной шкалы.
Китайцы пользовались компасом со шкалой, разделенной не на тридцать две, как у европейцев и у арабов, а на двадцать четыре части.
Разумеется, точность определений координат в открытом море была не так уж велика. Ведь не только примитивные угломерные приборы, которыми пользовались в движении, когда корабль сильно качало, но и югоуказующая игла давали весьма неточные показания.
В ту пору китайцы уже знали, что магнитная стрелка никогда точно не указывает на юг, но величина магнитного склонения — а она изменяется и в пространстве и во времени — была неведома, а поэтому и магнитные румбы не соответствовали румбам географическим.
Единица пройденного пути называлась «гэн» — вахта [54]. Теоретически «гэн» соответствовал тому отрезку пути, который корабль мог пройти за одну вахту, а вахта равна была 2,4 часа. В среднем считалось, что «гэн» равен тридцати ли, или десяти морским милям (восемнадцати с половиной километрам) [55].
Таким образом, записывая число вахт и показания курсов корабля, легко можно было вычертить «траекторию» его хода. Расчеты уточнялись, если скорость дополнительно определялась по лагу — поплавку на шнуре, который время от времени выбрасывали за борт.
Ветрам и течениям уделялось большое внимание: данные о силе и направления ветров обязательно записывались в особые журналы.
Близость берега определяли по ряду признаков: появлению птиц (разумеется, не морских, поскольку такие морелюбы, как фрегаты, залетают на сотни миль от берега), пресноводных рыб, плавающих веток, изменению цвета воды — чем ближе был берег, тем светлее она становилась, и, наконец по промерам глубин, которые всегда велись на подходе к побережью и проводились особенно тщательно в водах, усеянных рифами, например, близ Мальдивских берегов, у западного побережья Калимантана и близ Занзибара.
Кормчие того времени водили корабли редко сбиваясь с курса. Они обладали своего рода «шестым чувством», и мельчайшие, самые, казалось бы, незначительные морские приметы давали им ценнейшие указания, и они, пересекая океанские пространства шириной в две-три тысячи миль, приходили в точно назначенное место [56].
Архиепископ Лод и китайские лоции
Опыт, приобретенный китайскими моряками в семикратных заморских плаваниях, не пропал даром. Пожалуй, самым замечательным достижением соратников Чжэн Хэ явились мореходные карты с пояснительным текстом и лоции, которые составлены были в ходе экспедиций в Западный океан.
Неведомо, каким образом в библиотеку кентерберийского архиепископа Уильяма Лода, казненного в 1645 году по приговору Долгого парламента за контрреволюционные козни, попала китайская рукопись XVI столетия. Она называется «Шуньфэнсянсун» — «В пожеланиях попутного ветра». Это лоции, составленные в XVI веке, и в них содержатся исключительно интересные указания об огромной работе, которая велась во флотилиях Чжэн Хэ и была целиком положена в основу этого труда. В прологе к «Шуньфэнсянсун» говорится: «Старые копии [лоций] гибнут ежегодно, и трудно по ним уже судить о том, что истинно в них. И я опасаюсь, что в будущем, списывая с этих копий, люди впадут в ошибку. Занимая часы досуга, я сравнил исчисленные данные о количестве вахт, пройденных подневно [на пути из Китая в Иран], и рассчитал дни, потребные для этого путешествия, и я собрал все, что писано было о вахтах и румбах югоуказующей иглы, форме берегов и свойствах вод, и об островах, мелях и глубинах во всех местах от Южной столицы [Нанкина] нынешней Небесной династии до Тайцана и [далее] до Малайского океана варварских стран…
…В первом году Юнлэ [1403 год] было решено направить миссию в Западный океан, дабы выполнить предначертания императора.
В многократных плаваниях были сверены и исправлены румбические карты и таблицы путеводных звезд и зарисованы очертания островов в море [и берегов] и [изучены] воды морей».
Рукопись содержит путеводные указания, исчисленные в гэнах — вахтах, и данные о румбах, которые основываются на безнадежно утраченных лоциях, составленных Чжэн Хэ и его спутниками.
Один английский гидрограф нанес курсы, указанные в этих лоциях, на современные карты берегов Малайи и убедился, что ошибка в показаниях компаса на китайских кораблях была ничтожной. Более того, оказалось, что в малайских водах китайские кормчие XV века шли в проходах, которыми лишь сравнительно недавно воспользовались как наиболее благоприятными европейские мореплаватели.
Карты „Убэйчжи"
Мореходные карты Чжэн Хэ, пояснительные тексты которых очень близки к тексту «Шуньфэнсянсун», сохранились в копиях, в другом трактате XVI века — «Убейчжи». На картах «Убейчжи» показаны берега Китая и ряда стран Западного океана до Булавы [Бравы], Мугудишу [Могадишо] и аравийских берегов Красного моря включительно. На этих картах даны контуры побережья и рассеянных близ него островов, указаны длина морских переходов, удобные якорные стоянки, рифы, мели и, что особенно важно, приведены данные о курсах движения судов, выраженные в румбах китайской шкалы с двадцатью четырьмя делениями.
В «Убейчжи» воспроизведено двадцать карт на сорока листах; в пояснительных пометках к ним описываются соответствующие отрезки пути, пройденного флотилиями Чжэн Хэ. На первую карту было положено устье Янцзы, участок ее низовья от предместий Нанкина почти до самого моря, и она носит название «Карты плавания от базы Баоноуаньчан до выхода в Лунцзянгуани, там где [начинается путь] в чужеземные страны и к разным иноземцам».
Затем следуют восемь карт морского побережья Китая, на которых нанесены берега, бухты, устья рек и острова Цзянсу, Чжэцзяна, Фуцзяни и Гуандуна.
На десятую карту положено побережье Вьетнама (Да-Вьет и Тьямпа). Одиннадцатая отведена берегам Камбоджи, двенадцатая — Яве, тринадцатая — северо-восточному побережью Суматры, четырнадцатая — Малакке и островам Малаккского пролива, пятнадцатая и шестнадцатая — северо-западным берегам Суматры. На семнадцатой карте нанесены Андаманские острова и берега Бенгалии, на восемнадцатой — Цейлон и Малабар, Могадишо, Брава и Малинди.
На двух последних картах положены южный, юго-западный и юго-восточный берега Аравии и побережье Персидского залива.
Исключительно точные первые двенадцать карт, на которых указаны названия почти всех островков и помещены сведения о мелях, рифах, положении звезд и т. д.; менее точны карты берегов Явы, Суматры и Маяаккского пролива; в этих водах огромное количество мелких островов, которые, естественно, не было никакой возможности положить на карты.
На картах берегов Индии, Гочжи (Кочин), Гули (Каликут) и другие города-государства Малабара изображены как острова.
Один современный английский картограф говорит: «курсы на этих картах показаны исключительно точно. Они весьма сходны с курсами китайского «Ежегодника прибрежных вод и приливов», который издается в наше время и которым в наибольшей степени пользуются капитаны судов каботажного плавания».