— Саксы могут воспользоваться нашим смятением… Боже праведный, Медройт, худшего момента для смерти твоего дяди не найти. Мы не можем позволить себе выказать саксам свою слабость, иначе они набросятся всей стаей, как шакалы в ночи, растерев нас между молотом своих мечей и наковальней надвигающихся пиктов.
Думать в такую минуту прежде всего о своем народе…
И все же боль утраты жгла сердце, которое они делили теперь вдвоем, и это заставляло ее (или их) пальцы еще крепче стискивать руку племянника. А где-то там, вдалеке, в милях пути по древней каменной дороге, по которой они с Медройтом пришли сюда — римской дороге, сообразила Бренна, пронзившей шотландские холмы, — у Морганы остался сын, который должен стать королем. Ее боязнь за безопасность мальчика и его младшего брата горела почти так же сильно, как горе, а жгла вдвое больнее. И Бренна не могла остаться безучастной к этим переживаниям, от которых ее уважение к скорбящей королеве росло все больше.
— Тетя, — произнес Медройт негромко, но настойчиво. — Анцелотис болен. Он пытался привезти тело короля домой для погребения, но упал с коня при въезде в Кэр-Удей. Нам еще повезло, что Ковианна Ним сейчас в крепости…
— Ковианна Ним? — эхом отозвалась Моргана, так потрясенная этим известием, что даже забыла на мгновение остальные страшные вести. — Именем Бригантии, что Ковианна Ним делает в Годдодине? Ей положено быть дома, в Глестеннинг-Торе, а уж оттуда ближе до Кэр-Лундейна, чем отсюда до Фирт-ов-Форта! От ее Глестеннинг-Тора до Кэр-Удей никак не меньше четырех сотен миль!
Медройт кивнул; даже в тусклом свете лампады было видно, как он бледен.
— Принц Креода из Уэссекса просил настоятеля аббатства в Глестеннинге послать весточку Арториусу с просьбой о встрече в Кэрлойле, на которой он, Креода и принц Кута из Сассекса могли бы обсудить жизненно важные проблемы будущего Британии. Вот почему Арториус выехал в Годдодин за день до нас, пытаясь добраться до Лота и Анцелотиса прежде, чем Кута с Креодой появятся в Рейгеде. Он созывает совет королей севера. Вот Ковианна Ним и поехала на север — чтобы передать ему это известие. И на том, чтобы заехать в Годдодин, настояла. Она, — добавил он, и щеки его чуть порозовели, — и королева Ганхумара. Они обе здесь.
И не удивлюсь, если обе готовы выцарапать друг дружке глаза, беззвучно фыркнула Моргана, явно не желая делиться этой своей точкой зрения с юным племянником.
— Так, значит, это Ковианна Ним решила врачевать раны Анцелотиса?
Медройт кивнул.
— Она ведь училась, тетя, у себя в Глестеннинг-Торе… Ну конечно, это не то, чему научились вы у Девяти Владычиц Айнис-Меноу…
Моргана опустила ноги с кровати и шарила ими по полу в поисках мягких кожаных туфель.
— Учиться у Девяти Владычиц Айнис-Меноу, милый племянник, может даже крыса, но если язычок этой крысы не умеет говорить по-человечьи, а ее маленькие ушки не внемлют человечьего разума, все ее обучение сведется к девяти годам бесполезного бормотания в ее присутствии, а к исходу этих девяти лет мы получим всего только заболтанную до полусмерти, седую и никому не нужную крысу.
Медройт изумленно выпучил глаза, поперхнулся, но благоразумно — с учетом настроения своей тетки — промолчал. Моргана накинула плащ — в помещении было довольно-таки прохладно.
— Пойми меня правильно, мальчик. И подай-ка мне мою суму — вон из тех вещей. — Она мотнула головой в сторону груды холщовых и кожаных мешков и сумок; Бренна только сейчас обратила на нее внимание. — Я вовсе не ненавижу эту девицу, я даже не так уж плохо к ней отношусь — пусть она даже не уступает змее в мастерстве сплетать слова. Просто час поздний, и вести ужасны, а то, что предстоит еще сделать нынче ночью, может оказаться еще хуже. Бессонная ночь мне предстоит наверняка, а у Ковианны Ним просто нет тех знаний, что есть у меня. Ну конечно, она может вынуть занозу из благословенной задницы какого-нибудь монаха…
Медройт крепко сжал губы и почти удержался от смеха. Моргана едва заметно улыбнулась.
— И вне всякого сомнения, она большая мастерица врачевать ожоги: это ведь основная работа целителя, имеющего дело с кузнецами и плавильщиками, что мастерят украшения из серебра и золота, а также выковывают лучшие мечи из всех, какими приходилось биться в бою. И с теми, что выдувают стекло так же искусно, как делали это римляне… ведь надо же представить шпионам саксов какой-нибудь повод того, зачем в Торе столько кузен.
— Ковианна Ним говорила, саксы называют это место Гластонбери-Тор, Стеклянный Остров.
— Заруби себе на носу, племянник, — сердито заметила Моргана. — Пусть уж лучше смеются над нашим разноцветным стеклом, чем узнают о наших оружейниках и двинутся через болота к Тору, рубя всех на своем пути, чтобы оставить нас безоружными. Одной этой угрозы достаточно, — продолжала Моргана вполголоса, когда они двинулись по темному коридору в направлении далеких мужских голосов, — достаточно, чтобы Ковианна Ним искала места безопаснее в северных королевствах. Не сомневаюсь, она постарается прилепиться к Арториусу так же, как к Эмрису Мёрддину в прошлую свою, богатую событиями поездку к северным королям.
Крепко держа в руке сумку с целебными травами, Моргана следом за своим племянником подошла к группе взволнованных мужчин и разом забыла о всех своих горестях, ибо лежавший перед ней раненый нуждался в ее помощи больше, чем скорбящая королева — в утешении и слезах. Бренна — невольная пассажирка — не имела ни малейшего представления, чем помочь или хотя бы что сказать на это.
Глава четвертая
Потные руки Тревора Стирлинга скользили по пластиковой обивке кушетки шлюзового бокса. Кэмерон Блэр, аспирант, чья научная руководительница готовилась совершить самый жуткий террористический акт в истории человечества, прилаживал к голове Стирлинга провода для перехода. Лицо Блэра было бледно, глаза чуть навыкате от потрясения, зубы сжаты в бессильной ярости на то, что сделала МакИген. Блэр достался ирландке по наследству от предшественника, и было совершенно очевидно, что подозрения на ее счет не обходили его стороной. И ведь он работал на нее… Стирлинг старался не обращать внимания на сосущую пустоту в желудке и не нервировать дополнительно и без того взвинченного человека, готовившего его к переходу.
Черт, некогда… ну совсем некогда подготовить все это как надо… Он стиснул зубы при мысли о том, что это его приезд скорее всего послужил причиной смерти Беккета и поспешного бегства террориста в глубь истории. Помимо Стирлинга и Блэра в помещении остались только руководители программы. Зенон Милонас, казалось, слился в единое целое со своими компьютерами, готовый переместить сознание Тревора Стирлинга в тот же поток времени, где уже должны были находиться Бренна МакИген и Седрик Беннинг. Д-р Индрани Бхаскар пыталась сжато обрисовать Стирлингу историческую ситуацию, в которой он окажется, но этому несколько мешали руки Кэмерона Блэра, крепившие ему на лоб, виски и скулы присоски с контактами.
Блэр попробовал вмешаться и объяснить, почему оборудование для перехода крепится только к голове, тогда как энергетическое поле человеческого сознания распространяется на все тело, но Стирлинг отмахнулся от его лекции. Все это напоминало ему модный треп насчет чакры и перемещений бестелесного духа и мешало сосредоточиться на том, что ему действительно предстояло сделать.
— Не забывайте, — наставляла его д-р Бхаскар, — туда переместится только ваше сознание. Вы попадете в чей-то чужой мозг. Так это, во всяком случае, описал доктор Беккет. Структура его сознания вселилась в чужое тело, и он делил мозг с его обладателем на протяжении шестнадцати минут.
— Делил мозг? — нахмурился, насколько это позволяли ему присоски, Стирлинг. — Вы хотите сказать, он завладел разумом другого человека?
— Ну… не совсем. — Она замялась. — Теренс сказал, это напоминало сосуществование двух разумов. Владелец тела был почти до истерики напуган этим. Но, конечно, при перемещении доктора Беккета энергетические настройки были куда слабее.
— Слабее? Вы хотите сказать, МакИген настроила их так, чтобы вообще вытеснить разум хозяина тела?
Индрани прикусила губу.
— Не знаю, — призналась она. — Никто из нас не знает. Мы ведь никто еще не перемещались. Мы всего-то одно короткое испытание провели, из которого просто преждевременно делать выводы. Но не исключено, что разум хозяина вытесняется при этом из мозга.
— То есть убивается, — хмуро поправил ее Стирлинг.
— Или, возможно, полностью подавляется. Или не подавляется. Возможно, результатом становится сочетание рассудков — ну, что-то вроде раздвоения личности, сопровождающееся борьбой за контроль над телом.
Хорошенькие перспективы… простонал про себя Стирлинг. Угробить рассудок ни в чем не повинного типа… или свести бедолагу с ума, не давая ему владеть собственным же телом, — черт, не так, совсем не так представлял себе Стирлинг итог своей карьеры в С.А.С. Черт, черт, черт, да ведь одно его появление там может катастрофически изменить мир, стоит ему только вытеснить из своего мозга кого-нибудь, более-менее важного для истории!
— Скажите, нет ли какого-нибудь способа выбрать того, в чей мозг я попаду?
Индрани покачала головой.
— Боюсь, что нет. По нашим расчетам выходит, что ваш разум будет притянут к разуму того, кто наиболее близок вам по складу ума… однако доказательств этому у нас, конечно, пока нет. И еще: вам не так-то просто будет обнаружить там доктора МакИген или доктора Беннинга. Ни тот, ни другая не могут говорить или хотя бы действовать открыто из боязни выдать себя. Ни друг другу, ни коренным обитателям времени.
На мгновение Стирлинг крепко зажмурился. Что же это получается: МакИген сможет месяцами как паук сидеть и плести свою сеть, не выдавая себя ни словом, ни делом, пока ее преследователи будут шарить вслепую, выдавая себя в процессе поисков. А если коренные обитатели времени заподозрят что-то, они запросто могут начать убивать всех, кто покажется им безумным или вообще необычным.