систему жизни.
И натыкаясь на каждое мысу, у каждой луды на бесконечные сети, сети и сети: сети старые, брошенные, оставленные в воде, и сети, действующие, поставленные недавно, — наблюдая повсюду в воде бесчисленные толпы-скопища никчемных сорожек-крошек и таких же непутевых окуньков-палечников, я с болью все больше и больше понимал, что произошло здесь, на озере, действительно чрезвычайное событие — озеро потеряло свою былую силу.
Не порадовали меня и лесные озера-ламбушки, куда по весне могли добраться всевозможные рыбачки — и там ушлые добытчики поработали от всей души, разорив напрочь и эти, когда-то чудесные водоемы.
Собирался я было навестить Пялозеро, которое счастливо помнил по нашей последней встрече еще в мирное время. Но мой сосед-дачник от этого похода меня отговорил: мол, туда по весне за щуками давно проложили дорогу разные добытчики и так там похозяйничали, что теперь и сами туда больше не заглядывают…
Оставалось надеяться на богатое в прошлом таежное озеро, по берегам которого когда-то добывал смолу-живицу мой друг-смолокур Василий Климов. Именно откуда приносил он рассказы о необыкновенных щуках, которые, мол, и на этот раз сокрушили всю его снасть, и всякий раз после этого просил меня поделиться с ним самыми крепкими крючками и самой прочной леской… Но, оказалось, что и туда, на озеро Василия Климова, к его избушке тоже добрались оголтелые добытчики и успели основательно разорить и этот водоем задолго до моего нынешнего возвращения в знакомые мне места.
Горько вспоминая все известные мне лесные ламбушки и озера, я задержался все-таки на одном имени — Изерко. Это о нем, об этом таежном озерке, когда-то мы с сыновьями сложили немудрую песенку, которую негромко распевали всякий раз, когда навещали наше милое Изерко… «Изерко, Изерко, засверкай, как искорка, принимай по-царски нас, ну, хотя бы изредка…» И Изерко, действительно, почти всегда одаривало нас настоящими царскими подарками… Здесь на спиннинг я лавливал самых больших своих окуней. Здесь как-то в начале лета соблазнилась моим посеребрённым «шторлеком» очень приличная щука… У меня под рукой оказались тогда только шестикилограммовые весы-безмен и я вынужден был взвешивать добычу по частям — в конце концов выпотрошенная нами щука потянула в общем за двенадцать килограммов…
Изерко было недалеко от моего дома… Стоил переплыть Пелусозеро, оставить у причала лодку, а там всего ничего по сырой низинке — и перед тобой уютный водоем, украшенный по берегам замечательными лилиями… Летом добраться до Изерка несложно, но весной, когда и положено начаться нересту у щук, попасть на это озерко не так-то просто: по Пелусозеру еще лежит лед и по этому худому весеннему льду уже не перейти на другой берег. Есть вроде бы тут к моему заветному озерку и окружной путь, но этот путь-дорога по такой раскисшей, такой расплывшейся от весенней воды низине, что не каждый отважится на рискованное путешествие… Да и зачем, когда в это время щуку можно было спокойно брать и в другом удобном для этой цели месте.
Так вроде бы мое Изерко и должно было избежать весеннего погрома…
По своим соседям-дачникам, что каждый год на все очередное лето из городских жителей-пенсионеров превращаются в охотников и собирателей, я осторожно собрал нужные мне сведения о моем Изерке… Кое-кто из осторожно опрошенных мною дачников заглядывал к этому озеру, но уже по открывшейся воде, после нереста щуки, и чаще не с сетевой снастью, а именно со спиннингом и неплохо ловил там приличных щук…
К тому же там, на берегу Изерка, была и лодчонка, моя лодка- «железка», подаренная мне когда-то друзьями-товарищами. Этой лодкой я пользовался до тех пор, пока не обзавелся настоящей шитой посудинкой, а затем затащил ее под крышу дома и держал там на всякий случай. Для меня такой случай прежде так и не наступил, и, расставаясь с озером, передавая его своим сыновьям, я наставлял их беречь эту лодку — «железку»: мол, ничто не вечно — сгниют наши шитые лодки, вспомните тогда и об этой посудине. И лодка-«железка» благополучно оставалась, покоиться на чердаке до того лета, когда мои сыновья однажды не навестили свой дом… Посчитав, что прежние хозяева в свое жилище уже никогда не вернутся, мои хозяйственные соседи вынесли из моего дома решительно все, что можно было унести и, конечно, не забыли тут и о лодке-«железке», которую в конце концов и перетащили на Изерко, где с помощью этой посудинки и упражнялись в спиннинговой ловле.
Там, на Изерко, лодка и зимовала, вроде бы пока не сгнила, как доложили мне новые хозяева нашей деревни и всех окружающих деревню лесов и водоемов. И, разыскав в конце концов все у тех же моих соседей весла от своей лодки-«железки», сработанные когда-то моими руками, я и стал готовиться к встрече с давно запавшим мне в душу озером-ламбой…
На свидание с Изерко я отправлюсь завтра, с утра пораньше. Это будет последний день моего пребывания здесь, на берегу Пелусозера. К отъезду я уже более-менее приготовился, проверил машину, собрал почти все вещи. Убрал в чехол удочки и те спиннинговые удилища, которые мне завтра вроде бы не пригодятся. Осталось только просмотреть блесны и выбрать из них те, которые могут подойти для завтрашней рыбной ловли.
Я раскрыл свои коробочки с блеснами и стал их просматривать, неспешно вспоминая то, что было связано с той или иной снастью…
Большой посеребренный «шторлек», на который как раз и была поймана когда-то в Изерко очень приличная щука, я оставлю дома. Из колеблющихся блесен возьму с собой только небольшой белый «атом» — тоже посеребренный в отработанном фотографическом фиксаже. На это блесну когда-то я добыл почти всех своих щук в Пелусозере. Успешно ловил я на эту блесну и в Изерко. Все остальные колеблющиеся блесны, и отечественной и заграничной работы, привезенные когда-то мной из страны Суоми, останутся дома.
Из вращающихся блесен возьму на всякий случай несколько лепестков — «мепсов»: одни побольше, другие поменьше. Возьму и желтые и красные. Надо будет снова попробовать на Изерко и желтый «вибракс» — когда-то им я удачно сманивал тех же окуней-патриархов.
Да, пожалуй, и все — хватит. Вся остальная, разложенная сейчас передо мной на столе снасть, весь мой спиннинговый арсенал, останется дома — слишком великоват этот арсенал по своей мощи для одного небольшого озерка, да к тому же еще всего для одного единственного дня рыбной ловли…
С собой, конечно, возьму подсачек, не фирменный, не складной, каким обычно пользуюсь, когда ловлю рыбу с берега, а свой, самодельный, давнишний, не тонущий, с длинной ручкой, с широко разведенными сторонами-дугами самого сака. Именно в этот подсачек удалось мне принять ту самую щуку, которую затем взвешивал по частям на шестикилограммовых весах-динамометре. Щука сходу вошла в сак, вошла, как казалось мне, только головой и малой частью туловища и одним движением челюстей распорола сетку сачка, оказавшуюся перед ней.
В конце концов человек победил, но после этой победы сетку подсачка пришлось заменять новой… Какие удачи принесет мне завтра мой бывалый подсачек…
Подсачек передо мной в лодке, ручка его у меня под рукой — в любой момент я готов опустить это орудие в воду, чтобы принять соблазнившуюся блесной рыбину.
Под рукой и легкий спиннинг, удилище-телескоп с совсем легкой катушкой. Леска — 0,35… Конечно, леска потоньше для чего-то и будет получше, но не забывайте, что лесные озера — это не форелевая река Европы — здесь на каждый метр хода блесна может не раз сесть на зацеп. А воевать даже с листьями кувшинок куда легче, когда леска потолще…
Солнце еще не поднялось над лесом. Еще спят крепким сном закрывшиеся на ночь белые лилии. Руки у запястья, как ошалелые, грызут утренние комары. Совсем спускаю рукава на пальцы и осторожно берусь за весла.
На таком таежном озере, как Изерко, есть свои строгие правила рыбной ловли — касается это и утренних и вечерних берегов.
Пока солнце не поднялось над лесом и не засветило утренний берег, ищи здесь на здоровье своих щук. Но поднимется солнце, засветит берег, и ищи места, где солнца пока нет — от солнца наши щуки уходят в траву, ложатся на дно, меняют засады…
Первая проводка «мепса» прямо у причала — с глубины в берег. Раз, два, три — ничего… Выдвигаю потихоньку лодку к кромке травы и веду блесну вдоль кувшинов справа и слева… Первый удар, и возле лодки щучка… Щучку осторожно освобождаю от крючка и возвращаю обратно озеру… Неужели и здесь уже нет хороших щук?..
Веду лодку вперед кормой вдоль утреннего, но еще не освещенного солнцем берега… Еще, еще проводка блесны вдоль травы: поглубже, помельче… И еще один удар. Рыба бросается в сторону. Щука, хотя и не очень большая, но уже щука!
Ухожу от утреннего берега впереди солнца. И вскоре еще одна щука — что-то за килограмм. Все вроде бы на месте — щуки в своих прежних засадах, которые вспоминаю я сейчас, через двенадцать лет после нашего последнего свидания.
Надо бы заменить «мепс» на белый «атом» и половить щук поглубже, поближе к берегу, в самой траве. Но ничего менять пока не хочется — мне просто хорошо, просто, ясно, как когда-то здесь, когда я только-только познавал все эти тайные тогда для меня места…
Солнце подгоняет лодку дальше. Впереди здоровенная коряга, торчащая из воды — здесь всегда были окуни, хотя и не самые большие, но все-таки окуни… И тут старое не забылось — окуни один за другим бьют по моей блесне. И чем выше солнце, тем окуни активнее — окуни приличные, шириной в мою ладонь.
Такой ловлей сейчас можно заниматься, пожалуй, без конца, но я оставляю знакомые окуневые засады и тихо приближаюсь к тому заветному месту, где среди листьев-блюдец белых лилий от берега в глубину будто проложены кем-то неширокие коридоры-улицы. Здесь, в этих коридорах, всегда крутятся и сорожка, и мелкие окуньки. И здесь, возле этих подводных улиц-дорог, всегда устраивали свои засады самые серьезные местные щуки-охотники.
Я совсем останавливаю лодку. Нет даже признака ветра и моя посудинка замирает на месте.