Представьте. Ночь. Стук колес. Свист гудка. Локомотив таранит темнотищу. Да мало ли поездов рассекает каждую ночь, как нож масло? Поездов много, а «Красная стрела» – одна. Хотя с виду – такая же металлическая колбасина, только выкрашена в бордовый, а не в зеленый, цвет.
«Стрела» эта всегда была в СССР элитным поездом: билеты стоили дороже и расписывались по броням, не хуже любого продуктового или мануфактурного дефицита. Еще «Стрела» рождает комплекс ощущений – от бытовых до философских. Чистое белье, первоклассная обслуга. Лег в Москве – проснулся в Питере. Ты уже не здесь, но еще не там… Эта ночлежка на колесах чревата романтическими приключениями. Но самое главное – «Стрела» перевезла столько артистов, сколько не снилось ни одному поезду. Итак, Москва, Ленинградский вокзал. Поезд № 2. Отправление – в 23.55. Прибытие утром, потому и
Утро стрелецкой казни
1
– Да кого я только ни возила. Тихонова, Мордюкову, Крючкова, Пугачеву… Легче сказать, кого не возила – Магомаева, наверное, а так – всех, – говорит мне проводница Нина.
Другая – Лариса – организует чаек, и мы уже час как хорошо сидим в проводницком купе с единственной сиротской полкой: я затерта в угол, рядом бригадир Володя в серой форменной фуражке (от стеснения он то снимает, то надевает ее), рядом с ним Лариса, а в дверях – Нина. Так и едем.
Володя:
– Я вам так скажу. Вот раньше посадка на поезд – это был праздник. Здесь можно было напрямую встретить руководителей страны и города. С любыми артистами повидаться. Вот Борис Николаевич, перед тем как стать президентом, ездил «Стрелой». Даже выпивал. Но это было раньше.
Нынешних политиков (разговор этот был в конце 90-х) проводники не одобряют. Самое интересное, что все, о ком они сейчас вспоминают (Романов, Зайков, Соловьев, Ходырев – ленинградское начальство коммунистического периода. – М. Р.), запомнились моим собеседникам тем, чем никогда не отличались в жизни, – демократичностью поведения и хорошим обращением с обслугой. Во-первых, здоровались с проводниками, ботинки об коврик вытирали. Не то что нынешние.
Нина:
– Собчак нам сразу не понравился. Высокомерный какой-то.
Лариса:
– И никогда прежние с охраной не ходили. А теперь вот Степашин ехал, так его такая свита провожала!.. Охранники так и шныряли. Да кому он нужен?!
Хороший вопрос покрыли смехом.
Лариса:
– Недавно я возила Ходырева (бывший мэр Санкт-Петербурга. – М. Р.), так он мне прямо сказал: «Как мы бездарно сдали власть… И кому?!»
А вагон мелко дрожит стаканами с кипятком, и металлические ложки с подстаканниками вызвякивают свой аккомпанемент к нашей беседе.
– А артисты какое на вас впечатление производят?
Володя:
– Они совсем не высокомерные. Наоборот, простые. Они, когда подходят к поезду, любят на себя внимание обратить. Ну, например, громко здороваются. Помните, девочки, Сергей Захаров, когда он был молодой и в фаворе, подошел как-то к последнему, шестнадцатому вагону и громко так спрашивает: «А первый вагон – он с какой стороны?»
Нина:
– Ну как себя ведут? Раньше больше по купе собирались. Выпивали иногда. Но так чтоб напиваться – ни-ни. Хиль однажды, помню, запел – на иностранцев обиделся. Они ему сказали: «Какой же ты артист, если не поешь?»
Лариса:
– Знаете, чем мне нравится Караченцов?
2
Жизнь богемы глазами проводников – это свежий, незамыленный взгляд на кумиров со стороны кулис: в исподнем, без грима, с зубной щеткой в руках и полотенцем на шее. А как ощущают себя на публике господа артисты, богемные «стрельцы»?
Григорий Горин так и говорил, что «Стрела» практически была клуб своих.
– Пока идешь по поезду к вагону, встретишь столько знакомых артистов, писателей, журналистов… И всегда это была очень тяжелая поездка. Всегда в «Стреле» много пилось, трепалось, решалось мировых проблем.
Удачные шутки, приколы и остроумные фразы становились репризами, что обеспечивало им почетное место в истории театра. Так, старожилы «Стрелы» помнят обсуждение прогрессирующей тенденции гомосексуализма в театральном мире. Тогда Ефим Копелян, замечательный артист БДТ, сказал собравшимся:
– Я никогда бы не смог стать гомосексуалистом.
– Почему, Фима?
– Я очень смешливый.
Но вершиной копеляновского остроумия в артистических кругах считается другая фраза – «Утро стрелецкой казни». Она была брошена в вечность мрачным, небритым после бессонной ночи артистом, ступившим на перрон города Питера в 8.30 утра.
3
– Так что, вы говорите, вам нравится в Караченцове?
Нина:
– Вот он когда едет, он после себя все убирает. Однажды я смотрю, все вышли из вагона, а его нет. Прихожу в купе: «Что же вы делаете?» А он весь мусор собирает и в тамбур несет выбрасывать. Аккуратист невозможный.
За много лет проводницы хорошо запомнили привычки своих знаменитых пассажиров. Из дальнейшего их рассказа получалась следующая картина. Любимец Петербурга Копелян никогда не мог найти билет, запрятанный, как правило, на дно чемодана. Козловский шел по платформе замотанный шарфом до глаз и только руками показывал. Аркадий Райкин, как только садился в поезд, выкладывал на стол все свои таблетки. А Майя Плисецкая всегда, даже летом, просила запасное одеяло.
Лариса:
– Мерзла постоянно. А помнишь, ха-ха, как Кадочников с верхней полки упал? Мы его разбудили, подняли. А он опять упал. И представьте, лежит себе на полу, спит. Ну, мы ему подушку под голову подложили, одеялком накрыли… Он такой был обходительный.
– А кто вещи в поезде оставляет?
– Эсамбаев однажды оставил свою папаху. У него, оказывается, их несколько, шапок-то. Потом кто-то приходил от него.
Нина:
– Пьеха, я помню, забыла шерстяные носки. Пришла ее сопровождающая. Мы их искали, искали. Мне так неловко было: мне-то ее носки не нужны. У нас на «Стреле» ничего не пропадает, честное слово.
Володя:
– Как раньше Пьеху провожали, теперь Аллу Борисовну провожают. А я еще помню, как Алла Борисовна ехала «троечкой» (номер поезда. – М. Р.) на свой первый концерт в Питер. Ее встречали… три человека. А теперь вот толпа. Когда она первый раз с Киркоровым ехала, вся платформа была усеяна поклонниками. Мне кажется, у них между собой нежность была. Он высокий, молодой, красивый. А она такая маленькая. У нас о них ничего плохого не говорят. И грубости от нее никогда не слышали.
Нина:
– Неправда. Был один случай. Я сделала ей замечание: «Нельзя курить в купе». А она разозлилась: «Как мне эта „Стрела“ надоела!»
Лариса:
– А я помню, как две пэтэушницы принесли ей на перрон тюльпаны – видимо, на последние купили. А она как швырнет их: «Терпеть не могу тюльпаны».
4
У артистов, что постоянно мотаются между Москвой и Питером (замечена странность: питерцы почему-то всегда снимались на «Мосфильме», а москвичи – на «Ленфильме»), были свои священные традиции. Самой незыблемой среди них считался спринтерский забег в Бологом. Что это такое?
Михаил Державин:
– Знаешь, как замечательно было. После съемки садишься в поезд, обязательно кого-нибудь встретишь. Пока поговорим, пока обсудим последние сплетни в своих театрах, а тут – Бологое. Главное – все сделать по правилам.
«Стрела» тормозила. Артисты выскакивали и бежали в буфет. Думаете, зачем? Правильно – кружечку пивка выпить да стопочку водки. Это называлось «сто грамм с прицепом», которые полагалось закусить либо бутербродом с копченой колбаской, либо самым дешевым по тем временам консервом – крабами. А если повезет – воблой. Представляете – морозная ночь. Порошит снежок. Звезды трезвые, как стекло. Тихий пейзаж непуганого полустанка взрывают веселые парни.
Где романтика прежних лет? Где вы, бессонные ночи в «Красной стреле»? Где вы, ностальгические «сто грамм с прицепом»?
Как-то в середине девяностых несколько главных озорников Москвы, которым в то время перевалило за 60, устроили себе ремейк на тему «Когда мы были молодые». При подходе «Красной стрелы» к Бологому группа известных товарищей уже мобилизовывалась в тамбуре. Могу вообразить лицо станционного дежурного, увидевшего, как под покровом ночи Жванецкий, Ширвиндт, Державин, Арканов, Трушкин, Новоженов сообща раздавили бутылочку. Без закуски. И без Рязанова, мирно спавшего в своем купе.
Да, нынешние артисты на такие подвиги не способны.
Лариса:
– Вот Маша Распутина у меня ездила. Я думала, что она такая же буйная, как на эстраде. А она, знаете ли, даже замотается, чтобы ее никто не распознал, нырнет в купе и тихо лежит, отдыхает.
Нина:
– А вот Агузарова, помнишь, Лар, скандал сделала, когда в ресторане передачу снимали. Дурная она какая-то.
Некоторые таланты, знаете ли, не без этого. О том, как низко падают народные и заслуженные в глазах железнодорожной общественности, я узнаю тогда, когда мы проедем Бологое. А пока бригадир Володя, который наконец-то оставил в покое свою фуражку, расслабился и вспомнил:
– Ехали Никитична и Маврикиевна (актеры Борис Владимиров и Вадим Тонков. – М.Р.). Они попросились ехать отдельно, не в купе на четверых. А свободных мест, как назло, не было. Только подсобка возле буфета. Они и этому обрадовались – все-таки отдельно. Утром спрашиваю их: «Ну как?» – «Вы же обещали, что мы будем ехать отдельно, а оказалось, ехали с тараканами». В подсобке-то ящики и всякая тара стояла. Само собой – тараканы.
5
Прежде никакого ресторана в «Стреле» не было. Зато был буфет.
Владимир Татосов, актер Санкт-Петербургского театра Комедии:
– Это был шикарный буфет, который очень любили артисты. Он находился прямо в вагоне, и для него два купе были объединены в одно. Стояла очередь в окошечко, где делали заказ и тут же получали свежайшие бутерброды с рыбкой, икоркой. Были свиные отбивные на косточках, правда, их было немного. Но так как мы часто ездили и буфетчицы нас знали, то нам ребрышки перепадали. Пассажиры этого вагона писали протесты: «Закрыть буфет». Его закрывали. Потом писали снова: «Открыть буфет». И его открывали. Нас, артистов, буфетчицы пускали даже в служебное помещение, где стояла тара. Там было тесно, они говорили: «Сами распоряжайтесь. Сами берите что хотите, потом рассчитаетесь».
Вот после таких долгих буфетных посиделок Ефим Копелян и произнес сакраментальную фразу, вошедшую не только в театральную, но и в железнодорожную историю, – «Утро стрелецкой казни».
После буфетных историй в два часа ночи я посетила ресторан «КС». Два иностранца потягивали коньяк, еще был директор Большого театра Владимир Васильев с дамой и поэт Вишневский – тогда Владимир снимался на питерском телевидении. Стоял пост, и все ели рыбу. Директор ресторана Владимир Иванов (похож на морского офицера в отставке) сообщил, что никаких полуфабрикатов держать себе не позволяет. Все натуральное: говядина, свинина, осетринка.
– Кого из артистов вы считаете завсегдатаями ресторана?
– Абдулов частый гость. Эскалопчики любит. Осетринку предпочитает, коньяку рюмку выпьет. Может, две. Последний раз с Коржаковым приходил. Валерий Гергиев (главный дирижер Мариинского театра. – М. Р.) заходит. Вот он любит поесть. Да вы закажите себе что-нибудь. Или вам не оплачивают?
Пока я расправляюсь с фаршированными помидорами, он уверяет меня, что в ресторане никто не напивается, эротику не показывают и вообще берегут честь мундира, как только трогается поезд. Предыдущего директора, думаете, за что сняли? Он вчерашнюю вареную картошку обжаривал и подавал как свежую. Директор Иванов оказался потрясающим поваром и на прощание осчастливил меня рецептом фирменного салата собственного сочинения.
К вопросу об общественном питании, но в театральном разрезе. Анекдот. Тбилисский театр имени Марджанишвили. Третий звонок. Гаснет свет, поднимают занавес. На сцене постоянно разрастается световое желтое пятно. Все думают: «Что-то новенькое». Вдруг в луче возникает фигура буфетчика в несвежем халате. Голос буфетчика: «С первого по пятый ряд – хинкали готовы».
6
Поэт Владимир Вишневский сказал мне:
– «Красная стрела» – это всегда ожидание романтических историй.
– Поэт, а у тебя романтические истории случались?
– Знаешь, мне не повезло. Сожалею. Но мне рассказывали, как однажды восьмидесятилетнюю мхатовку погрузили в поезд. Когда кто-то открыл дверь в ее купе – оттуда раздался крик: «Мужчина, ах!» В этом крике одновременно были и испуг, и надежда.
С Николаем Караченцовым однажды вышла история с детективным сюжетом. Он, популярный, красивый, от которого стонала вся женская половина страны, вошел в купе. Там роскошная блондинка с чувственным ртом.
– Тебя как звать? – спросила она.
Обалдевший от того, что его не узнали, артист с ходу соврал:
– Валера.
– А я – Алла.
Поезд тронулся. Алла рассказала, что замужем за финским фирмачом, живет в Хельсинки и изредка наезжает с импортным харчем к мамаше. Разговаривала она при этом со звездой, как со знакомым водопроводчиком. Легли спать. Она разделась и томным голосом сказала:
– Посмотри, какая у меня грудь, – и выставила товар лицом.
Но народного артиста, как уверяет он, возбуждали не формы, а мысль: «Может, она прикидывается, чтобы словить меня на компромат?»
Когда я рассказала эту историю проводницам, они засмеялись.
Нина:
– Это что, вот я вчера нашла в тамбуре трусы. Чьи? Не знаю. Выбросила в ящик для мусора. А тут пассажирка бежит: «Муж подарил мне комбинацию с трусиками. Ради бога, верните мне их. Если не обнаружит, он убьет меня». И вот после бурно проведенной ночи она рылась в мусорном ящике.
Известный питерский режиссер Николай Акимов 30 лет мечтал об одном – встретить в купе поезда «Красная стрела» девушку своей мечты. Специально на этот случай всегда возил с собой бутылку шампанского. И вот уже к старому, замученному радикулитом Акимову в купе наконец вошла девушка. «Голубушка, – воскликнул режиссер, – где же вы были раньше?!» А поэт Вишневский прокомментировал так:
– Мечта каждого непожилого художника – выйти из «Красной стрелы» на перрон с новой версией личной жизни.
7
«Стрела» настолько популярна в артистическом мире, что о ней уже сочиняют легенды. Например, рассказывают, что труппа Театра имени Моссовета погрузилась в поезд и поехала на гастроли в скверном настроении: накануне кого-то похоронили.
И тогда Ростислав Плятт, известный шутник и «раскольщик» (в театре «расколоть» – значит рассмешить партнера во время спектакля), попросил у проводницы веник и совок, разделся догола и в таком виде заходил в каждое купе и подметал пол. Обнаженные гениталии лауреата Госпремии довели труппу до истерического хохота.
Борис Иванов, актер Театра имени Моссовета:
– Да не Славка это голый был. А Сережа Цейц. И не в «Стреле», а в Ленинграде, в гостинице «Европейская». У него был номер с нишей, в которой стояла скульптура. Так вот, Сережка разделся догола и стал вместо нее. А Слава Плятт был действительно пойман голым, когда вместе с Люсиком Пироговым (из известной семьи Пироговых. – М.Р.) бегал после купания вокруг храма Христа Спасителя. Его тогда еще не взорвали. Славика в тот раз милиция повязала, а в театре строго наказали: выгнали из актерского профсоюза.
Но самая потрясающая история была с Петром Алейниковым – суперстаром советского кинематографа.
8
В дорожных декорациях проводницы видели всякое. Как молодые артисты становились народными и заслуженными, как из четырехместных купе перебирались в двухместные.
– А разочарования вы не испытывали?
Нина:
– Конечно, есть разочарования. Мы же не железные.
Лариса:
– Ехала тут одна знаменитость из Вахтанговского в соседнем вагоне. Как она себя вела! Напилась, а сосед ей непьющий попался. Ей не понравилось, что он ее не воспринимает. Начала на него кричать. Мужчина попросил перевести его в другой вагон. Мы начали его переводить, так она проводницу таким матом обложила… За что? Ну, вроде все утряслось. А утром она заявляет проводнице: «У меня пропали деньги». И когда уходила, сказала: «Ну, не разбогатеешь с моей полсотни долларов». Так оскорбить проводника!
У проводниц, как правило, несложившиеся судьбы. Из всего состава только две оказались замужем, остальные – разведенные. Практически у всех больная щитовидка: профзаболевание. Но почему-то никто из них не жалуется. Ночь на колесах они живут чужой жизнью. Не своей.
9
Так вот, давняя история, связанная с Петром Алейниковым и «Красной стрелой». К воротам «Ленфильма» подъезжает такси. Из него выходит Петр Мартынович Алейников – кумир всех времен и народов. Встречает молодого артиста:
– Здорово, старик. Как бы тебе сказать, чтобы ты меня правильно понял. В общем, надо найти какой-то способ, чтобы за такси заплатить.
Молодой артист лезет за кошельком. Алейников останавливает его руку:
– Все не так просто, старик. Дело в том, что я на этой тачке к вам из Москвы приехал.
– Почему же не поездом, Петр Мартынович? Есть же «Красная стрела»…
– Почему, почему… Денег на «Стрелу» не оказалось. За такси-то потом платить надо. Я точно знаю, что у вас Колька Крючок (актер Николай Крючков, не менее популярный, чем Алейников. – М.Р.) снимается. Найди его, скажи, мол, Петька приехал. Машина стоит. Счетчик тикает.
Артист побежал мобилизовать средства, чтобы выручить Алейникова. Что-то наскребли со всей студии, а когда вышли, увидели следующую картину. Движение на Кировском проспекте почти замерло. У машины стояли и беседовали два счастливых человека – водитель такси и артист Алейников. А вокруг – толпа, напоминающая демонстрацию. Артисты протянули водителю деньги. Он махнул рукой: «Мужики, какие деньги! Если надо, я Петра Мартыновича через всю Россию на руках пронесу». Хлопнул дверцей и уехал.
Если в XIX веке путешествие из Петербурга в Москву благодаря одноименной книге Радищева носило социальный характер, то в XX оно подернуто романтическим флером: друзья, посиделки… Что будет дальше? Писатель Григорий Горин уверял меня, что двухместные купе распадутся на одноместные и «Стрела» перестанет быть праздником, превратившись в комфортабельный европейский поезд: «Будет скучно, но удобно».
И как в воду глядел.
Гастроли – это людей посмотреть и себя показать. Это свежая порция адреналина в кровь. Смена привычного ритма жизни, облегченного картинкой новых пейзажей и утяжеленного чрезмерным употреблением алкоголя. Но все это теория. А на практике – гастроли отдельно взятого театра отмечены особой печатью и не похожи на выезд других трупп. Вот, к примеру, самая молодая и звездная труппа Москвы начала 2000-х – «Табакерка» – высадилась на черноморские просторы. А конкретно – в город Туапсе. Вместе с ней я провела