Среди спектаклей долгожители – такая же редкость, как и среди людей. Спектакли играют по 300, 500 и 1000 раз. На них вырастают поколения зрителей и артистов. И вот что удивительно: точно рассчитанный и крепко сделанный при «зачатии» театральный организм, в отличие от человеческого, не дряхлеет, а радует своим свежим, неувядающим видом. Даже если представляет нам
Триста смертей Моцарта
1
Табаков церемонно раскидывает руки. Покровительственный поклон и не менее покровительственный взгляд в сторону Безрукова. Оба кланяются. У обоих – золоченые камзолы, белые пудреные парики и… аплодисменты, аплодисменты.
«Амадей»… Театральный долгожитель – в Московском Художественном за 28 лет выдержал 359 представлений раз, и 359 раз на сцену в роли злодея Сальери выходил самый солнечный артист – Олег Табаков. А рядом с ним не менее солнечный Моцарт – Сергей Безруков. Хотя он – четвертый Моцарт, убиенный Сальери.
На сцену выходит молодой хлыщ в модном камзоле и зычным голосом сообщает: «Уважаемые дамы и господа, Сальери – убийца!» Тут же, как пушечное ядро, на сцену вылетает Моцарт и начинается праздник, легкомысленный фейерверк, который заставляет забыть о том, кто чей убийца. Но мы-то знаем, что фейерверк – и жизненный, и карьерный, и материальный – рано или поздно кончается. И начинается драма… Но до нее в «Амадее» еще далеко.
Премьеру «Амадея» сыграли 20 декабря 1983 года. За время своего существования спектакль «Амадей» знал четырех Моцартов, его четырех возлюбленных Констанций и всего одного Сальери. Пьеса англичанина Шеффера переносит нас в 1781 год, в Вену. В центре событий – Моцарт и Сальери в окружении императора, жены, придворных дам, дворецких, служителей театра и ветерков в количестве четырех штук.
2
А начинался он так. Пьесу «Амадей» во МХАТ, которым в то время руководил Олег Ефремов, в 1982 году принес режиссер Марк Розовский. В этот момент Олег Ефремов разрывается между Лениным и Кафкой. В том смысле, что со спектаклем о Ленине «Так победим!» у него проблемы, а Кафку, то есть спектакль по пьесе «Отец и сын», власти вообще закрывают. Постановщик Кафки, малоизвестный режиссер без звания и даже без категории Марк Розовский предлагает про Моцарта и Сальери.
Марк Розовский: Ефремов разрешил мне ставить Шеффера. «Вот только кто будет Сальери?» – спрашивает он, а при этом сам уже перебирает фамилии своих актеров. «А если Табаков?» – говорю я. Он аж крякнул – у них были непростые отношения из-за ухода Ефремова из «Современника». «А он согласится?» – «Конечно. Я с ним говорил», – соврал я и без звонка отправился к Олегу на Смоленскую. Тот спал, я передал пьесу жене и ушел. А потом…
А потом… Табаков, артист с колоссальной интуицией на роли, согласился, и начались репетиции. В общем, от авантюр бывает польза: в результате Табаков перешел во МХАТ, а Сальери стал его первой ролью на академической сцене.
– Олег Павлович, почему вы согласились на Сальери, ведь вы же – Моцарт?
– Можно, играя Сальери, оставаться Моцартом, – хитро улыбается Табаков. – Когда я был директором «Современника», я немало видел таких людей на заседаниях и в разных комиссиях. Так что за многие годы мои представления об этом типе человека вполне сформировались.
– Сальери – завистник?
– Несчастный человек. Нет, на мой взгляд, муки тяжелее, чем зависть.
Сам Табаков, бедняжка, обделен напрочь этим чувством и завидует только тем, кто играет на фортепьяно или даже умеет бренчать на гитаре, а также знающим три иностранных языка. Более того, он не верит, что Сальери порешил Моцарта.
– Он сам себя раньше времени на тот свет отправил. Печенку собственную съел.
Что это было за время, когда в Москве народился «Амадей»? Вот лишь один эпизод, объясняющий, что все мы тогда жили на другой планете. Итак, начало 80-х. Тверской бульвар. Художественный театр, еще не разделенный на мужской и женский. Сонные прохожие вдруг как будто просыпаются и тихо шалеют от того, что видят. А видят они, как молоденькие солдатики, дрожа на морозе, кипятком из чайника поливают обледенелые ступеньки МХАТа. Что это – сон? Театр абсурда среди зимы? Оказывается, в этот вечер здесь ждут Леонида Брежнева, которому не так много остается жить. Партийный шлягер «Так победим!» войдет в историю даже не тем, что роль Ленина сыграет актер Калягин, а неадекватным поведением Брежнева во время спектакля. У своих подчиненных глуховатый и уже в маразме Генсек, глядя на сцену, будет спрашивать громко и сам себе отвечать – так, что услышит весь зал: «Это Ленин?» «А это Свердлов?» «Я должен его приветствовать».
Но в самом МХАТе, вернее за его кулисами, уже не до Ленина. Здесь живут Моцартом и Сальери, что, согласитесь, тогда (да и теперь) намного приятнее.
Моцарт. Схвачу – проглочу! Растерзаю!.. Возьму и разорву пополам белыми клычками-пятачками свою малютку – Станцы-ванцы-банцы. Да ты дрожишь! Мне кажется, ты испугалась своего киску-проказника! Я, верно, до смерти тебя напугал! Ты даже панталончики, наверное, запачкала! Замарашка моя ненаглядная! Смотри не наделай на пол.
Констанция. Ш-ш-ш-ш-ш! Тебя кто-нибудь услышит! Да перестань же, Вольфери! Ш-ш-ш-ш!
Моцарт. Ух и вонищу разведем!
3
Итак, в «Амадее» было четыре Моцарта – Роман Козак, Михаил Ефремов, последний – Сергей Безруков. А самым первым из них, который вышел на сцену с Табаковым, стал Владимир Пинчевский. Такой артист сейчас не числится в мхатовской труппе. «Да он за границей живет», – говорят одни. «Кажется, колбасой торгует», – утверждают другие. Пинчевского я разыскала в Дании. В начале 90-х он остался сначала в Швеции, чуть позже перебрался в Копенгаген. Звоню ему.
– «Амадей»? Да меня хоть сейчас разбуди – я текст вспомню. С Табаковым очень хорошо работалось. По Прокловой скучаю – замечательная партнерша. А Иннокентий Михайлович Смоктуновский вообще мне помог. Он как-то зашел после спектакля в гримерную ко мне и сказал: «Володя, уберите глаза в последней сцене», – и я понял, как должен играть Моцарта в финале.
– Володя, расскажите, как живете.
– Живу хорошо. У меня дом недалеко от Копенгагена, минут 15 езды. Местечко называется Хольте. Жена, двое детей. Сын – Винсент Иван, ему будет 11 лет. И дочка Клара Луиза – она младшая.
– А это правда, что вы занимаетесь торговлей колбасой?
– Кто вам сказал? Даже смешно.
У Пинчевского красивый бархатный голос, и можно сказать, его знает каждый россиянин, который с экрана по нескольку раз за вечер слышит: «Дирол защищает ваши зубы с утра до вечера». Он много занимается озвучкой в рекламе, снимается в кино. Недавно закончил фильм «Мухи на стекле». Отснялся в сериале «Такса». Еще у него имеется собственный бизнес – студия, где он занимается озвучкой профессиональной рекламы. Вот, скажем, какой-то продукт – допустим, собачьи консервы – отправляется на русский рынок с соответствующим русским текстом. Этот текст как раз и готовит Моцарт, то есть Пинчевский.
– Я остался здесь по любви, – говорит напоследок он, – хотя мало кто в это верил и верит. Ефремов, когда я сказал ему в аэропорту в Стокгольме, что остаюсь, только и спросил: «А как же „Aмадей“? Как же Табаков?» Он поначалу даже злился, а когда прошло время, предлагал работу мне и жене. Но Элиза неудачно оказалась в Москве в 89-м году, очереди тогда стояли за продуктами длинные, и она испугалась, сказала, что ни за что тут не будет жить.
По словам Розовского, Пинчевский Моцарта репетировал блестяще, особенно первый акт. А вот там, где начиналась драма…
– Он не тянул. Не тянул трагедийную сторону, а без нее ничего не получалось. Я вдруг понял почему: у него все в жизни было идеально – закончил Школу-студию, попал во МХАТ, получил роль Моцарта, семья – благополучная. Какая трагедия? Ни одного удара судьбы! И тогда я впервые в жизни применил антипедагогический прием: позвал другого артиста, Володю Симонова. Тот сел в зале, просидел две или три репетиции, и Пинчевский все понял. Его затрясло – сейчас его снимут с роли, а как только снимут, задвинут в мхатовскую массовку, где он обязательно сопьется.
А помощник режиссера Александра Кулыбина вспоминает, что во время репетиции у Моцарта не получался первый выход на сцену, когда он должен не выходить, а как бы влетать. И тогда Розовский предложил за кулисами установить трамплин, с которого «стартовал» юный гений. Правда, трамплином пользовались всего несколько раз, а потом отказались.
4
Декорации и костюмы на «Амадее» были роскошными, и спектакль производил впечатление дорогого культурного продукта. Но на самом деле, как мне сказал бывший директор МХАТа Леонид Эрман, стоил спектакль не более 60 тысяч рублей, что по курсу того времени равнялось 60 тысячам долларов. Сегодня за такие деньги любой спектакль имел бы вид бюджетника из коммуналки. А тогда в «Амадее» – огромное количество исторических костюмов, и все они в золоте, серебре. Шелковое тиснение на бархатной обивке стен – откуда что взялось в СССР начала 80-х, в эпоху тотального дефицита?
Алла Коженкова, художник спектакля:
– Ни в магазинах, ни на складах подобных тканей не было. Но Олег Ефремов сказал мне, что во МХАТе есть сундуки Станиславского, а в этих сундуках…
Боже! Какая же красота представилась, когда открылись кованые крышки сундуков – гобелены, церковные ткани с золотым и серебряным шитьем, по кромке вышито – «шила золотом монахиня Ефросинья». Более того, на ткань были нашиты личики ангелочков из фарфора, а крылышки их – из чистого серебра. Увы, часть из них истлела, погибла.
Да, бывший русский предприниматель и театральный реформатор Алексеев (настоящая фамилия Станиславского), сам не желая того, позаботился о советском «Амадее». В закромах МХАТа хранились ткани, которые он приобрел на собственные деньги для своих театральных экспериментов. Ткани эти пошли на костюмы и декорации…
Вот открывается занавес, и предстает роскошная бархатная гостиная с шелковым тиснением. Бархат – настоящий, а тиснение… если бы вы знали, каким каторжным трудом его делали. Привожу подробное описание способа производства.
Работницы вырезают на ватмане скальпелем заковыристый рисунок – это трафарет. Его заливают расплавленным воском от свечей, а чтобы он до миллиметра заполнил узоры на бумаге, его разглаживают раскаленным чугунным утюгом. Дальше этот бумажно-восковой трафарет переносят на ткань. Разводят смесь из мыла, краски и клея. И уже затем полученную смесь кисточкой мелкими штрихами кладут по трафарету.
– Если бы я сейчас в театре попросила кого-нибудь подобное сделать, то меня бы убили в подворотне или взяли бы штуку баксов за работу, – смеется Коженкова. – Ведь это – адский труд. А тогда ее делали только за зарплату, и не маленький кусочек обоев, а 150 квадратных метров покрытия в павильоне.
Правда, за 20 лет церковные ткани истлели. Костюмеры их штопали-штопали, латали-латали, но в конце концов, когда Табаков принял решение, что «Амадей» будут играть и дальше, пошили новые костюмы. Проблем с тканями, естественно, не было, хотя ни одна роскошная современная ткань никогда не заменит те церковные, шитые ручками монахини Ефросиньи и ее монастырских сестер.
5
Последний Моцарт – Сергей Безруков – в «Амадее» сделал карьеру. Сначала студент Безруков, к тому же с отличием закончивший музыкальную школу по классу гитары, выходил в спектакле одним из ветерков – тем самым, кто доносил Сальери слухи и сплетни про Моцарта. Это его ветерок сообщал: «Уважаемые дамы и господа, Сальери – убийца!» Не прошло и десяти лет, и он дорос до Моцарта, сменив в этой роли Михаила Ефремова.
Сергей Безруков: За неделю выучил роль. Было несколько репетиций, и фактически со второго прогона я вошел в спектакль. Сыграли под Рождество, после премьеры мне позвонил Олег Палыч: «Серега, мы победили. Раньше был один лирический герой – Сальери, а теперь – два лирических героя».
– Тяжело играть гения?
– Моцарт – светлый человек, а светлого играть легко. Нагрузка приятная. В конце концов, я же не Сальери играю.
Кстати, о Сальери. Олег Табаков за спектакль теряет около 2 кг веса. Но что Моцарту-ветренику до этого? Он весь в музыке, любви и сексе, похотлив, как Казанова. На фоне серьезного Сальери летает, как эльф, шутит, шалит. Тем интереснее перемена, которую дает Безруков во втором акте: сломленный гений без сил к жизни говорит с Богом.
Сергей Безруков: В начале первого акта в сцене с Моцартом и директором Венской оперы я показываю пародии на Баха. Ведь Моцарт любил пародии, и я каждого из присутствующих пародирую. В том числе и Сальери, но голосом Табакова. Но когда у меня голос простужен и совсем садится, Табаков не очень получается. И в следующей сцене на заднике Палыч шепчет: «Серега, сегодня не пошло».
Но жертвой шуток Сальери на «Амадее» становится не только Моцарт.
6
Как ни странно, «Амадея» власти никогда не трогали: подумаешь, один композитор траванул другого. Цензоров даже не настораживали грубости и сальности в тексте, и уж тем более цитаты из дневника Моцарта – его разговор с Богом, который Розовский вставил в пьесу Шеффера. И уж тем более тема взаимоотношений художника и власти. Очевидно, впечатленные легкостью и изяществом «Амадея», специально обученные люди потеряли бдительность.
Но легкость – видимая. «Амадей» – самый сложный на сегодня мхатовский спектакль. В нем 300 перемен света, более 60 костюмов и 6 перемен декораций. Дело происходит в библиотеке, в саду, в театре, на улицах Вены. Пока идет одна сцена, декорацию другой готовят за белой французской шторой в глубине. С этой шторой на премьере вышел казус. Из-за перепада температур в зале и на сцене штора вздулась как парус, и зрители увидели то, чего никогда не должны видеть: как монтировщики меняют декорации. С тех пор на штору стали привязывать грузики. И это единственный спектакль, на котором дежурила вся постановочная часть в полном составе.
Репетиции шли весело и споро. Правда, приподнятую атмосферу ненадолго омрачило лишь одно обстоятельство: у Елены Прокловой, репетировавшей роль Констанции, в это время умер гражданский муж – актер Володя Привальцев, и гроб с телом был выставлен в фойе театра. Однако гроб, как недобрая театральная примета, не повлиял на судьбу спектакля. Он был успешен с самого начала.
7
Констанций, как и Моцартов, было тоже четверо. Но, странное дело, мужские судьбы в «Амадее» сложились более удачно, чем женские. Так, Роман Козак, игравший Моцарта в очередь с Пинчевским, стал известным режиссером, возглавлял Театр имени Пушкина. Михаил Ефремов много снимается, у Табакова – два театра, про популярность Безрукова и говорить нечего. А вот актрисы…
Елену Проклову, надолго оставившую сцену, можно встретить в антрепризе. Елена Майорова, игравшая в очередь с Прокловой, вообще приняла страшную смерть: заживо сгорела 23 августа 1997 года. Ирина Юревич – Катарина – оставила театр и ушла в монастырь. Исключение – Евгения Добровольская:
10 лет играла Констанцию, сначала с Михаилом Ефремовым, потом с Сергеем Безруковым.
Евгения Добровольская:
– Я очень любила «Амадея», особенно последнюю сцену первого акта – свидание с Сальери.
О! Это не сцена, а театральный шлягер для публики, праздник для артистов. Итак, Сальери пытается соблазнить возлюбленную Моцарта. Табаков делает крутой заход:
Сальери. Завтра вечером я обедаю у императора. Одно мое слово, и ваш муж получит должность учителя музыки у принцессы Елизаветы. Вы верите мне? Да или нет?
Выразительная пауза, заполненная настолько выразительной табаковской мимикой, что зал уже лежит.
Констанция. Я верю вам.
Сальери. Услуга такого рода, я полагаю, заслуживает благодарности.
Всякий раз Табаков импровизирует, добавляя фразы, жесты.
Констанция. Какой же?
Сальери. Ну, хотя бы поцелуя.
Констанция. Одного?
Сальери. Если вам кажется, что одного достаточно… (Целуются.) Достаточно одного? (Целуются, падают.)
Падают не на пол – Табаков осторожно опускается в кресло, Констанция – у него на коленях.
Сальери. Это слишком малая плата за музыкальный пост в Вене, о котором мечтают столько музыкантов.
В этот момент кажется, что сцена раскачивается и летает, – такая легкость и остроумие.
Евгения Добровольская: С Табаковым играть и здорово, и страшно. Идет сплошная импровизация. Вот у меня во втором акте есть сцена, которую я ни разу до конца не доиграла. Между прочим, сцена более чем трагичная: Моцарт тяжело болен, я, то есть Констанция, жду ребенка. Приходит Сальери, и Моцарт говорит ему про свой дурной сон. «Сударыня, вам тоже снятся сны?» – спрашивает меня Табаков – он стоит спиной к залу и протягивает мне цветок. Зритель-то не видит, какие рожи строит Олег Павлович в этот скорбный момент. «Мне, мне не снятся…» – говорю я вместо длинного текста и убегаю за кулисы, там смеюсь, и все за кулисами ржут, потому что тоже следят за Табаковым.
Елена Проклова тоже любит сцену финала первого акта.
Ну а последней Констанцию играла Ольга Литвинова.
– Олег Павлович, у вас было четыре Констанции. Кого из них ваш Сальери больше всех желал бы увести у Моцарта?
– Наверное, в тот момент, когда это было (все-таки 20 лет прошло), – это Лена Проклова.
– Из четырех Моцартов с кем комфортнее было работать?
– Когда Сережа Безруков не увлекается комедийной стороной вопроса, то он, конечно, наиболее подходящий. Он годится на эту роль, как говорится по-латыни, гонорес каузе, то есть по совокупности. Вот проглотил человек атом солнца – это же можно сказать и про Сергея.
Но легкомыслию первого акта приходит конец, когда художника начинает душить зависть. Зависть Табаков играл брезгливо: он приходил в ужас, терялся. И главное, он играл не завистливую гниду, а скорее полную беспомощность перед любимцем Бога, который отринул Сальери. И в этот момент его становилось жалко.
8
Моцарт. Я знаю, зачем вы пришли!.. Но я вам не дамся. Во всяком случае, не сегодня… И знаете почему?! Потому что я в штаны наложил. Вот почему! И в таком виде – сами понимаете – для гроба не гожусь. И, пожалуйста, не думайте, что я испугался! Меня отравили – вот в чем причина. Во рту такая горечь.
Финал жизни Моцарта известен. Отравлен. Умер. Погребен в общей могиле. После пьесы Шеффера появилось множество сочинений для сцены, рассматривающих всевозможные версии гибели гениального музыканта. На сцену являются детективы, расследующие загадочную смерть, жёны Моцарта и Сальери пытаются свести счеты за супругов.
– Марк Григорьевич, вы верите, что Сальери отравил Моцарта?
– Конечно. Это не легенда. И даже неважно, был ли конкретный яд. Для меня важнее, что взлет одного оказался убийственен для другого. А любовь для него, как и для Моцарта, – абсолютная святыня. Влюбиться значило жить, творить, что намного сильнее, чем эротика и секс. Вот что такое Моцарт. И загубить такого можно только отобрав любовь, театр, сделав одиноким и нищим. И это настолько русская история: вот Пушкин – «гуляка праздный», но все время думал о смерти.
А ведь если бы Моцарт не умер в 35 лет при невыясненных обстоятельствах, его вполне можно было бы считать современником Пушкина, родившегося через 3 года после смерти композитора.
Сальери. Из-за тебя я попадаю в ад. Вот как это было. Я так легко солгал!.. Ложь сама вырвалась из меня! А почему? Потому что это было правдой! Я действительно убил его. Нет, не мышьяком, но всем тем, что вы здесь видели.
Но даже если Антонио Сальери и в самом деле отравил Вольфганга Амадея Моцарта, то преступление списано с него уже за сроком давности. Во всяком случае, знаменитый Ла Скала после ремонта открылся 8 декабря 2004 года именно оперой Сальери. Но что это меняет – Моцартом-то он все равно не стал.
Табаков церемонно раскидывает руки. Покровительственный поклон и не менее покровительственный взгляд в сторону Безрукова. Оба кланяются. У обоих – золоченые камзолы, белые пудреные парики и… аплодисменты, аплодисменты. 30 лет они не смолкали на спектакле «Амадей». Этот театральный долгожитель сыгран 300 раз, и 300 раз на сцену в роли злодея Сальери выходит самый солнечный артист – Олег Табаков. А рядом с ним не менее солнечный Моцарт – Сергей Безруков. Хотя он – четвертый Моцарт, убиенный Сальери.
А вот еще один сценический «долгожитель» – «Царская охота» в Вахтанговском театре. Где все оказалось царственным: указ, выбор, подарок, роли. Одна из них даже спасла артистке жизнь. А те, что пришли насладиться спектаклем, на себе почувствовали, как идет