Вопрос:…Не «троянский ли это конь[84]» в лагере демократической России?
Ответ: Я слышал и обратную точку зрения — что КГБ РСФСР — это сильное оружие, которое российское руководство переориентирует для борьбы с Центром. Я обе эти точки зрения не приемлю. Люди, принявшие решение о создании КГБ России, руководствовались интересами консолидации всех политических сил, выступающих за конструктивную работу в целях вывода страны… из кризиса…»
Несовпадение позиций Иваненко и Орлова обозначилось уже на стадии подготовки текста доклада. Впрочем, несовпадением это можно было назвать лишь с натяжкой — слишком неравные это были весовые категории: Председатель КГБ России, генерал-майор, человек с богатым оперативным и управленческим опытом и его помощник, всего лишь майор, имевший за плечами менее десяти лет службы в органах госбезопасности. Несопоставимо!
Ознакомившись с текстом доклада, подготовленным Орловым, Иваненко внес в него несколько дополнений, одно из которых вызвало резкое неприятие Андрея. Виктор Валентинович своим далеко не каллиграфическим почерком вписал фразу о том, что, дескать, в новых социально-экономических условиях органы госбезопасности должны превратиться из репрессивного органа в орган защиты интересов граждан страны, а сотрудники КГБ должны сплотиться не на основе служения партии, а на основе служения Отечеству и Закону. Хорошие слова! Но Андрею казалось, что такой акцент ставит как бы непреодолимую стену между всей предшествующей историей органов госбезопасности и новым, только становящимся на ноги Российским комитетом. Как будто не было самоотверженной борьбы чекистов с захлествующими страну бандами в двадцатые и тридцатые годы, смертельных схваток НКВД[85] с гитлеровскими спецслужбами, высокопрофессиональной работы органов в противодействии иностранным разведкам за всю послевоенную историю!
Разумеется, Орлов не мог без осуждения относиться к некоторым станицам из прошлого органов. Его потрясали масштабы репрессий, коварство Сталина и партийной верхушки, тупость и бесчеловечность многих представителей карательных органов, перемоловших в своих жерновах миллионы человеческих жизней. Но он понимал и другое — все граждане великой страны были одновременно участниками, заложниками и жертвами происходящего и за прошлое ответственны все, не только органы госбезопасности, к слову сказать, тысячи сотрудников которых канули в черной пропасти беззакония.
— Виктор Валентинович, может, не надо включать эту фразу? — попросил Орлов, прочитав замечания Председателя.
— Надо, Андрей! Надо!
— Но… Мы сами возводим…
— Да ничего мы не возводим! Ты ничего не понимаешь! Идет бескомпромиссная борьба! Старое, что изжило себя, должно быть отброшено! Мы должны служить не партии, а народу!
— А что, разведчик Кузнецов служил партии? А Рудольф Абель? А Рихард Зорге, Молодцов, Кудря?[86]«Красная капелла», наконец? Да все… Они что, партии служили?
— Ладно, Андрей, не шуми! Можешь оставаться при своем мнении, но в текст включи!
— Но…
— Никаких «но»! Я что, еще с тобой спорить буду?! Мне хватило споров с Агеевым и Пономаревым!
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «Перед самым совещанием Агеев говорит мне: «Ты мне покажи проект доклада». Я отвечаю: «Он вам может не понравиться». «А что там такое может быть?» «Хочу говорить о департизации». «Даже не вздумай! Принеси!». Я принес проект доклада. Он почитал, на следующий день вызывает меня. Они сидят вдвоем с Пономаревым.[87] Тот сразу: «Вы будете выполнять наши указания, установки пашей партии!» Я им отвечаю: «Не буду выполнять, потому что вы ведете нас к разгрому! В противном случае столкновение с народом неизбежно, по типу Восточной Европы!» Пономарев в ответ: «Нет! У пас этого не произойдет! Этих экстремистов мы прижмем!»
Это был довольно резкий разговор. Я им сказал, что ничего в докладе менять не буду. Они тогда потребовали, чтобы я убрал слова о покаянии. Потом этого потребовали мой зам. Поделякин и мой помощник Пржездомский…[88] Я тогда сказал им: «Ладно, о покаянии уберу. А про департизацию буду говорить»
Скрепя сердце, Орлов оставил фразы, вписанные Иваненко. Но при этом продолжал мучиться и думать: «Может быть, я сам не прав и не вижу чего-то большего? Может быть, все так и есть, как говорит Иваненко? Да, похоже, действительно идет война, «бескомпромиссная борьба». Только чем она закончиться?»
ИНТЕРВЬЮ: «Вопрос: Что вы думаете по поводу департизации КГБ?
Ответ: Этот вопрос надо рассматривать на законодательном уровне и поэтапно… Меняется многое, стали уже брать на работу в КГБ и беспартийных. Думаю, согласие будет и в вопросе о департизации. Конечно, ничего хорошего не получится, если у нас в КГБ России будет несколько парткомов разных партий. Да, не дай бог, еще каждая партия будет «толкать» в органы на руководящие должности свой «партийный набор». Со временем партийная деятельность должна быть вынесена за пределы зданий Комитета госбезопасности, а в более отдаленной перспективе, возможно, на время службы в КГБ сотрудники будут приостанавливать свое членство в любых политических партиях. А сейчас надо просто более терпимо относиться к проявлениям иных политических взглядов — не крайних, конечно, — внутри органов…»
Кроме этого, в текст доклада Иваненко включил совсем странные для Орлова слова. Председатель КГБ РСФСР собирался заявить о готовности российских чекистов покаяться перед обществом. Иваненко объяснял, что речь идет не о покаянии за грехи предшествующих поколений сотрудников органов госбезопасности, а об их обязательстве не нарушать закон в какой-либо форме. Что чекисты никогда не будут выполнять незаконные приказы, а будут действовать только по закону.
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «Еще до путча, по-моему в июне, начали ко мне для согласования присылать назначенцев в российские органы госбезопасности. Один раз мы собрали начальников вторых отделов…[89] Я им заявил тогда, что на повестке для стоит смена общественного строя.=. Для меня это был уже ясный момент, потому что, наверное, помогли аналитические способности и… У меня отец с фронта пришел, полностью разочаровавшись в коммунизме. Посмотрел, как Европа живет… А сколько издевались над нашей семьей — и скотину заставляли сдавать… Хотя отца выдвинули в руководство и избрали даже секретарем парткома совхоза. Но он эту партию так хреначил… Мы с отцом много спорили, но оп стоял на своем: все — показуха, все строится на партийной номенклатуре…
Когда я пошел на работу в органы, он очень настороженно отнесся к этому. Он сказал тогда сказал мне: «Сынок, они ж чужие письма читают!»
Важную роль сыграл и Сергей Васильевич Толкунов… Во время посещения оборонного завода в Северодвинске, Когда мы посмотрели в каких условиях живут рабочие (а это были ужасные бараки!), он говорит мне: «Вот мы заявляем, что у нас социализм… Огромные деньги тратим на гонку вооружений, а людям не можем создать нормальные условия!»
Несмотря на то, что Иваненко сослался на авторитет Толкунова, которому, с его слов, и принадлежала идея покаяния, для Орлова она казалась малоубедительной.
— Виктор Валентинович, за что каяться-то нам — мне, вам, нашим сослуживцам по Инспекторскому управлению, — за что? В репрессиях мы не участвовали, закон не нарушали…
— Да пойми ты, покаяние — это не за грехи наших отцов, а совсем другое… Покаяние, по концепции Толкунова, — это то, что мы берем на себя обязательства не повторять беззакония, не исполнять незаконные приказы!
— Странно, что за это выступает Толкунов. Мы — офицеры и должны следовать известному правилу: получив приказ, выполнить его, а затем уже докладывать свои сомнения вышестоящему начальству…
— Вот-вот, отсюда у нас и беззаконие! Есть люди — догматики, а есть люди, у которых внутри идет мучительный процесс анализа. Понимаешь? Толкунов именно к таким относится. Осмелюсь и себя причислить к такой категории. Есть, Андрей, и еще одна причина: систему спасать надо! Все движется к конфликту, к серьезному конфликту. Поэтому мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы органы госбезопасности не подставили, чтоб по ним не прошлись так, как в Восточной Европе…
Что-то казалось Орлову в рассуждениях Иваненко убедительным, но что-то вызывало внутренний протест. Он не мог сделать для себя однозначный вывод, прав ли Иваненко, верную ли дорогу он указывает чекистам. Это могло рассудить только время. Но тезис о покаянии Иваненко из доклада все же убрал. Наверное, в какой-то степени он и ему казался недостаточно убедительным.
Накануне самого совещания Иваненко встретился с журналистами в здании КГБ СССР. По существу это был первый достаточно откровенный разговор на самые злободневные темы, связанные с системой безопасности. Не избалованная откровениями руководителей КГБ пресса запестрила статьями с броскими заголовками.
СТАТЬЯ: «Два подъезда мрачного здания за спиной Железного Феликса отданы в распоряжение формируемому центральному аппарату КГБ Российской Федерации…
Виктора Иваненко спросили о возможных разногласиях, конфронтации российских и центральных органов, имея в виду примеры недавнего внимания сотрудников КГБ СССР к приватной жизни и служебной деятельности Бориса Ельцина, Генерал ответил, что с переменой времен меняются цели и методы работы. Система государственной безопасности России ориентируется не на исполнение партийных приказов, но на служение Закону и законно избранной власти. В государственных республиканских структурах не должно быть оппозиции президенту РСФСР: несогласные с его политикой должны уйти…