читать их умом. Но я доверяю чутью. Ночью голова тоже соображает, и во сне я иногда вижу верные решения вопросов, которые я не смог решить, раздумывая над ними днем, — сказал Фуггер.
— В фехтовании тоже бывает, что только чутьем можно отразить удар, который не видишь глазами, — согласился Кокки.
— Вчера мне снова снился невидимый слон, которого я видел краем глаза, и он исчезал, когда я пытался разглядеть его двумя глазами. Я снова прыгал на него вслепую и пытался поймать. Но я проваливался как сквозь плотный дождь.
— Этот слон Вам снится постоянно.
— Под видом слона мне снится Италийская Конфедерация, которую хотят создать некоторые важные люди.
— Вы не хотите, чтобы мы тут перестали воевать друг с другом, с королем и с императором? Вам выгодно зарабатывать на войне?
— Вы очень поверхностно смотрите на политику, Антонио. Что бы ни происходило в Европе, внутренние войны, внешние войны или гипотетический мир всех со всеми, люди не перестанут пользоваться деньгами.
— Императоры не перестанут пользоваться деньгами.
— Очень поверхностное мнение. Мы кредитуем императора не потому что мы принципиальные сторонники кредитовать императоров в ущерб кредитованию кого-то другого. Карл дает нам возможность получить выгоду, как давал и его предшественник Максимилиан. Императоры заставляют мир вертеться, а финансисты имеют долю с оборотов.
— В войну мир вертится быстрее?
— Не знаю. Мне не с чем сравнивать. Я еще не видел достаточно продолжительного периода без войн. Европе воюет всегда. Нет, я не возражаю, чтобы у вас тут был мир. Мне просто не нравится, под чьими знаменами собирается конфедерация. Все эти люди только и делают, что вступают в союзы друг против друга в различных комбинациях. Или их всех съест кто-то один, и у нас с императором появится новый сильный противник на южных границах. Или проект развалится, и мы снова увидим на карте лоскутное одеяло. Разница в том, что существующее лоскутное одеяло мы в целом можем просчитать и предсказать. Построить финансовую стратегию и, по крайней мере, не уйти в убыток.
— То есть, вы принципиально не заинтересованы в переменах, прогрессе и развитии?
— Мы заинтересованы в тех переменах, прогрессе и развитии, которые мы взвесили, измерили и не сочли легкими.
— Это каких?
— Император Карл дает нам возможности, а Италийская Конфедерация не дает. Позвольте не пересказывать все расчеты.
— Верю на слово. Достаточно понятное объяснение. Только я не пойму, при чем тут чутье, которое показывает невидимым слоном очень даже видимого слона, которого вы уже взвесили, измерили и признали заслуживающим максимального внимания.
— Вы предположили, что я хотел бы больше войны в ваших чудесных краях.
— Не так.
— Неважно. В случае с Конфедерацией я как раз хотел бы меньше войны. Я хотел бы устранить Конфдерацию с минимально возможными усилиями. Поэтому чутье показывает мне, что у этого слона нужно извлечь сердце, и он исчезнет.
— Вы уже рассказывали сон про золотое сердце.
— Да. Я думал, что сердце слона — это королевское золото. Если мы лишим части финансирования французскую армию и провалим профранцузскую партию на конклаве, то Франциск отступит обратно за перевалы, а у д’Эсте и иже с ним пропадет необходимость балансировать между королем, Папой и императором. Всем сразу станет достаточно хороших отношений с Карлом Пятым.
— Но сердце это не золото?
— Получается, что нет. Сердце это кто-то из ключевых фигур. Может быть, Альфонсо д’Эсте. Может быть, Луиза Савойская. Не знаю.
Фуггер развел руками.
— Что скажете? — пауза затянулась, и он поторопил собеседника.
— В Вашем вещем сне я вижу существенное отличие от сурового материального мира, данного нам в ощущении, — сказал Кокки, — Этот Ваш слон. Италийская Конфедерация. Если предположить, что Конфедерация это слон, то он пусть невидим, что, кстати, тоже спорно, но вовсе не бесплотен. Он состоит из плоти и крови смелых людей, из камня крепостей отсюда до Феррары, из корабельного дуба, из генуэзского и папского золота, из миланской стали, из бронзы феррарских пушек. Не боитесь, что слон, которого Вы руками Марты и де Круа дергаете за хвост, за хобот и за бивни, однажды увидит, куда тянутся ниточки от марионеток и нанесет ответный удар по кукловоду?
— Я это предусмотрел, — ответил Фуггер, — Нам просто надо быть еще более невидимыми, еще более стальными и достаточно ловкими, чтобы проскакивать у него между пальцами. Я доверяю своему деловому чутью, и если оно показывает мне противника в виде слона, значит, он тяжеловесен и неповоротлив.
— Тревога! — крикнули со двора.
Щелкнула арбалетная тетива. Звук, легко узнаваемый для генуэзца. Щелк! Щелк! Бабах! — это уже аркебуза. Заорал раненый, зазвенели мечи.
Кокки вскочил.
— Стой, — приказал Фуггер.
— Вместе легче отбиться, — сказал Кокки.
— Если они пропустили врагов в упор, то уже мертвы, — возразил Фуггер, — Во дворе нас перестреляют, поэтому примем бой в доме. Они не пойдут на штурм с арбалетами.
Секретарь и камердинер откуда-то вытащили аркебузы и уже забивали заряды. Кокки подумал, что внешняя охрана держала оружие заряженным на всякий случай и по случаю мокрой погоды меняла заряды свежие каждый день, а то и каждую смену. Но эти двое определенно бойцы «на черный день», хотя оружие тоже под рукой и заряжают они очень ловко. Скорее всего, где-то в доме спал охранник, которому предстояло дежурить ночью.
— Бабах! — жахнуло за стеной и более громко.
Вот и он. Уже проснулся и схватил готовое к бою оружие. В ответ заорали несколько голосов. Кокки не выдержал, распахнул дверь и выскочил с мечом в коридор.
— Не стрелять! Переговоры! — крикнул через решетчатое забрало человек в полном доспехе.
Он заслонял остальных и держал в правой руке меч, а в левой маленький щит-баклер.
— Назад! — скомандовал Фуггер.
Кокки недовольно убрал меч и отступил в комнату. Фуггер стоял посередине, а секретарь и камердинер куда-то спрятали свои аркебузы и встали у задней стены, держась друг за друга, как перепуганные крестьяне.
Первым вошел латник. За ним — Просперо Колонна. Кокки видел его на турнире, поэтому узнал. Солидный, бородатый, сердитый.
— Так-так-так. Герр Антон чертов Фуггер собственной персоной, — сказал Колонна.
— Что с моими людьми? — спросил Фуггер.
— Черт с твоими людьми.
— Я серьезно спрашиваю.
— Я не менее серьезно отвечаю. Твои люди на пути в ад. Можешь на меня в суд подать.
— Зачем ты здесь?
— Защищаю свои интересы. Не ждал? Не у тебя одного работает разведка. Что, копаешь под нас с Помпео? Мы же с тобой должны быть на одной стороне, или не так? Зачем ты послал ко мне эту рыжую, которую ищет вся Генуя? Чтобы поссорить меня с генуэзцами? Не вышло.
— Прошу обращаться ко мне повежливее, мой дядя — имперский граф.
— Уже твой дед — жалкий простолюдин, а я потомок князей Салерно. Поэтому это ты должен обращаться ко мне вежливо, а не я к тебе.
— Я всегда на стороне императора, а ты?
— Я за него жизнью рискую. Я для него города беру. А ты пытаешься на ровном месте поссорить меня с друзьями.
— Во-первых, не такие уж они все тебе друзья.
— Вот как! Ну уж побольше друзья, чем заезжие немцы. Ты в курсе, что твоя рыжая отметилась во вчерашнем ночном побоище на стороне Медичи?
— И побольше друзья, чем император? — Фуггер не стал спорить про Марту, будто она не его.
— Ты на что намекаешь?
— На ваш с д’Эсте проект Италийской Конфедерации.
— Нам нужно перестать воевать друг с другом в чужих войнах.
— Вы все равно не перестанете.
— Можешь просто не лезть не в свое дело? Смысл вашей ростовщической жизни — сидеть на жопе ровно в своем Аугсбурге и одалживать денег императору, когда он попросит.
— Не могу. Императору не нужно, чтобы его полководцы загребали под себя земли, которые завоевывают.
— Ничего я не загребаю. Милан достанется Лодовико Сфорца, спроси у императора, если не веришь.
— А Генуя?
— Французский губернатор переименуется в дожа.
— А Рим?
— Я знаю, что вы, Фуггеры, и в Риме под нас копаете. Зачем?
— Император сомневается, что ваша конфедерация войдет в Священную Римскую Империю.
— Я поверил бы, если бы услышал это от него самого.
— Твое право.
— На самом деле, ты защищаешь не интересы императора, а интересы Венеции в ущерб интересам императора.
Фуггер вздрогнул, но не попытался опровергнуть. Колонна усмехнулся.
— У меня разведка работает не хуже, чем у тебя, — сказал он, — Я-то от Венеции до Милана у себя дома, а ты здесь просто заезжий купец.
— Посмотрим, кто станет Папой, — ответил Фуггер.
— Кардинал Помпео Колонна, конечно. Шиннер, Фарнезе, Медичи? Даже слушать смешно.
— У нас с императором есть свой кандидат.
— Если ваш кандидат не говорит с детства на высокой латыни и не родственник десятку старых духовных семей, то лучше бы ему и вовсе не появляться в Риме.
— Посмотрим.
— А пока что посиди-ка у меня в гостях до завершения переговоров и конклава.
— Вынужден тебе отказать.
— Не заставляй моих парней уводить тебя силой.
— Ты не посмеешь. Я буду жаловаться императору.
— Посмею. У тебя даже личного дворянства нет. Ты сам-то сколько раз говорил с императором? Может, ты для него города брал?
— Не заставляй меня оказывать вооруженное сопротивление.
— У тебя один телохранитель весьма простолюдинского вида.
Кокки неспешно вытянул меч из ножен.
— Взять его! — скомандовал Колонна и вышел из комнаты, чтобы не мешать своим браво.
Миланцы не потащили в дом арбалеты с их широкими дугами, а аркебуз у них и вовсе не было. Все выстрелы Кокки приписал охране.
Он атаковал первым. Когда противников много, нельзя отдавать инициативу. Шаг влево, левая ладонь сбивает вправо колющий удар латника, правая рука наносит короткий удар мечом в правое подколенное сухожилие.