В течение дня Устин несколько раз выводил монахов на боевые занятия. Вечером всех, а днем небольшими группами. Отца Августина, Мятого и францисканца Николя учил отдельно каким-то русским ударам, нетипичным для местного рыцарства.
Симон же при помощи Пьетро занялся слитками. Разжечь горн, положить пару слитков в тигель с крышкой, накапать сверху святой воды, придержать крышкой горячее золото и слить олово в ящик с песком. Скинуть золото в другой ящик с песком. Остывающие слитки золота Пьетро отодвигал к краю, а потом перекладывал в сундук из-под реактивов для фейерверков. До сиесты оприходовали двадцать пять слитков и решили сделать перерыв.
Могли бы успеть больше, но утром трое разных посыльных привезли заказанное вчера для фейерверков. Порох, бумагу, бечевку и прочими составляющие, которые можно купить на месте. Магистр составил список еще в Генуе. Симон даже забеспокоился, успеет ли и закончить с литьем, и не подвести заказчика с фейеркерками.
Обедать Симон и Пьетро отправились вместе со всеми, как положено по расписанию. Сегодня повар приготовил варварское блюдо «плов».
В честь завершения рождественского поста отец Августин благословил Устина и повара приготовить скоромное блюдо для дегустации. Баранину, лук и морковь купили легко. Большой котел подошел как родной.
Разделали барана. Вытопили жир. Обжарили мясо и морковь. Сложили все вместе, засыпали луком. Выложили поверх зирвака рис, залили водой.
Устин почти угадал, сколько надо в плов залить воды, но пришлось немного добавить. Рис сварился. Из пряностей добавили барбарис, изюм и чеснок. Насчет изюма Устин сомневался, но Книжник настоял.
— Слушай, а хорошо вышло, — сказал повар, снимая пробу, — Небогоугодно, ибо нехристи придумали, но вкусно.
— Хорошо, согласился Устин, — Почти как татары готовят.
— Какая экзотика! — сказал отец Августин, — Но вкусно.
Только после того, как высказался старший, похвалили и остальные.
— Только запивать надо, и лучше теплым, — сказал Устин.
— Вот! Как чувствовал, — сказал повар и поставил на стол горячую кастрюлю.
— Что это? Глинтвейн? — спросил аббат.
— Нет. Сбитень. На вине. Русские наших трав не знают, а у нас русских трав нет. Я просто меда побольше положил. За счет коннетабля что бы не положить.
— Сладко. И горячо. Но хорошо. Поговори с поваром епископа, чтобы того и другого господам подать. И нам котел сделаешь.
— Да как я все успею? Мне еще Змия играть. И в кулачный бой.
— Завтра едем к викарию, все обсудим.
Вечером в ворота постучался Фредерик. Невежливый привратник уже устал, и пропустил его без пререканий. Последние дни в аббатство постоянно сновали то рыцари, то грузы от рыцарей, то гонцы от рыцарей. Пару раз привратник получил подзатыльников от аббата и пару раз от гостей.
— Как там у вас? — спросил Фредерик Симона.
— Вот, — Симон открыл сундук, — За сегодня пока сорок пять из семидесяти трех. Пьетро не даст соврать. Было семьдесят пять, два расколдовали в Тортоне. Можете забирать.
На дне сундука беспорядочно лежали золотые кирпичики, сплющенные кирпичики, рубленые кирпичики. Общим объемом где-то полведра, может чуть больше.
— Было сто, — сказал Фредерик.
— Из них двадцать пять — чистый свинец. Для маскировки. А семьдесят пять — золото, заколдованное в свинец.
— Как ты их отличаешь?
— Сбрызгиваю святой водой.
Симон мог бы уже и не врать про колдовство. Сейчас Фредерик бы его не убил, если бы узнал, что слитки «свинца» это просто слитки золота, залитые оловом в формах для мерных слитков свинца. Просто не хотелось признаваться, что обманул в Тортоне.
Фредерик взял сундук за ручку, присел, попытался оторвать край от земли и приподнял едва на ладонь.
— Тяжелое. Никогда не привыкну, какое оно тяжелое. Это ведь не все?
— Сорок пять, — повторил Симон, — Осталось еще двадцать восемь. Сегодня будем лить, пока стоим на ногах, и точно все не успеем. Завтра надо в первую очередь показать отцу Августину фейерверки, а потом закончим.
— Не будь я повар, спина бы отвалилась, — сказал Пьетро, — И так еле терплю.
— Завтра турнир, — задумчиво сказал Фредерик, — Допустим, увезти я все смогу, если возьму твоего мула. Ты ведь ехал всю дорогу с мешками при седле. Распихаем равномерно, разбавим какими-нибудь твоими одежками, чтобы мешки не выглядели подозрительно тяжелыми и пустыми.
— Сделаем, — кивнул Пьетро.
— Но завтра турнир, и я там должен быть. Кто будет охранять золото, которое я увезу, если Пьетро нужен здесь, чтобы закончить с отливкой и помочь с фейерверками?
— У Вас разве назначены поединки? — спросил Пьетро.
— Нет. Но у дяди Максимилиана — да. Если он жив, он обязательно сразится с Маккинли. Я даже не знаю, где дядя. Довез он свое золото или не довез.
— Кстати, мы здесь встретили Тодта и Мятого, — сказал Симон, — И Книжника.
— Где? Они в Турине? — удивился Фредерик.
— Они не просто в Турине, а прямо здесь, в аббатстве. Я не стал расспрашивать, мне и не положено это знать, но Тодт сказал, что приехал с обозом из Монцы. Стоит ожидать, что мессир Максимилиан свою миссию выполнил.
— А Книжник? Да, он же уехал с Устином и Сансеверино. Что он здесь делает?
— О, мессир. Аббатство ставит мистерию про Рождество в Московии не просто так, а потому что в свите Галеаццо Сансеверино приехал рыцарь оттуда. Не посол, а с частным визитом. Ваш Книжник у него переводчиком. Мессир Юстиниан рассказывает монахам про Московию.
Фредерик ощутимо обрадовался. Ничего не сказал, но как будто просиял, и в темной кузне стало светлее.
— Я сейчас поговорю с Тодтом, — сказал он.
— Тодт, кстати, не знает, что мы с Вами в Турин вместе приехали, — сказал Симон, — Я ему не говорил.
— Пусть не знает. Я не обязан ему что-то объяснять.
Фредерик собрался идти, но Пьетро его остановил.
— Мессир Федериго, что с грузом решим? Как передавать, где хранить?
— О, дьявол! Чуть не забыл. Сегодня я ничего не заберу, и завтра тоже. Мы с Карминой это обсуждали. Она сказала, что я не смогу полноценно вести переговоры, если у меня в голове будет крутиться мысль, что груз лежит на постоялом дворе без охраны. У меня только один надежный друг, и это ты, Пьетро. Поэтому я не могу забирать отсюда груз по частям. Ты, дорогой мой шурин, остаешься при грузе до полной готовности и не выпускаешь его из виду. Потом мы вместе его увезем.
— Мои двести дукатов, — напомнил Симон, — Моя невеста и моя свадьба.
— Когда заберем груз. Не раньше.
— Это когда?
— Чтобы не вызывать подозрений, я не буду ездить сюда лишний раз. Завтра к вечеру будет готово?
— Да.
— Если говорить о подозрениях, — сказал Пьетро, — То лучше увозить не во вьюках, а на телеге. Мы много всего выгрузили, и никто не удивится, если мы много разного погрузим, когда будем уезжать. И лучше уезжать, когда здесь не будет такой суеты, как последние дни.
— Это когда?
— Послезавтра будет мистерия, к которой все так готовятся. Все монахи пойдут туда, останется, может быть, несколько человек. Провинившихся, старых, больных или по жребию. Чтобы присмотреть за хозяйством и отпугнуть случайных воришек.
— Ты остаешься.
— Да, я тоже остаюсь. Симон пусть договорится, чтобы в ворота пропустили нашу телегу. Я ее нагружу без лишних глаз и буду ждать вас с Симоном из города. Симон передаст кузню кузнецу, покажем, что ничего не пропало, и мы с ним сразу уедем.
— В ночь? Не подозрительно?
— Нет, — вступил Симон, — Мне нравится. Я сегодня проболтаюсь, что ко мне приедет невеста. Вы после мистерии приедете с Маринеллой, все увидят, что я не обманываю. А я скажу монахам, что мы поженимся, и я всех приглашаю на свадьбу.
— Когда планируешь свадьбу?
— Маринелла очень страдает. Она, с одной стороны, хочет настоящую свадьбу со всеми родственниками, всеми друзьями и всеми ритуалами. С другой стороны, она боится, что со мной что-то случится, а она останется как дура не замужем и с ребенком. Я готов уже обвенчаться хоть прямо сразу. Вот она за мной приедет, и прямо здесь в аббатстве.
— Ну, это уж слишком поспешно.
— Я имею в виду, что я честный человек и женюсь. Как только Вы, мессир, меня отпустите. В тот день, который выберет невеста.
— Я тебя заранее благословляю, — сказал Фредерик, — Пойду, поговорю с Тодтом.
Фредерик ушел.
— Продолжаем, — сказал Симон и зажег еще десяток свечей.
В чем-чем, а в свечах в аббатстве недостатка не было.
— Сдается мне, ты не заколдовал золото, а просто залил его свинцом, — сказал Пьетро, — А со святой водой просто дуришь нам голову.
— Без святой воды колдовство не расколдуется.
— Ты три раза пропустил святую воду. И все пошло точно так же. Можешь больше не тратить время на эту ерунду. Я только не пойму, как у вас вес сошелся. Золото же тяжелее свинца.
— Это олово, — ответил Симон, — Со свинцом правда не сошлось бы по весу, а с оловом сходится, если подобрать пропорцию.
— И ты нам с этим колдовством голову морочил? Знал бы, задушил бы хитреца еще там.
— А потом что? Где бы вы с мессиром Фредериком нашли кузню? Еще чтобы вас там пустили поработать и не подглядывали.
— За деньги все можно найти.
— И ты бы сам перелил? Один? Или с рыцарем?
— Я так-то повар, не белошвейка. Пироги и супы как-то таскаю из печи на вытянутых руках, не роняю.
— Ты бы взял неподходящий тигель, неправильно бы выбрал жар в горне, сжег бы всю кузню и олово бы себе на ногу пролил. И копался бы три дня. А со мной вот тебе кузня, и завтра уже все будет готово.
— Не все. Золото, допустим, в сундук влезет, крышку закроем и замок повесим. А с оловом что делать? Его тут с три ведра. Хорошо, что льем в ямки в песке и убираем отливки.
— Сложим его сверху в сундук.
— Мы же сундук потом не поднимем.
— Его и не надо поднимать. Мы внесли сундук и вот он стоит. Закроем, замок повесим. Унести не унесут, а ломать, думаю, не станут.