— Если они попытаются его убить, не мешай. Убивать колдунов — сложная и опасная работа. Я бы вовсе не рискнул это делать иначе как сжиганием у столба. Но если кому-то угодно попытаться, Бог ему в помощь.
— Только Бог? А я могу им помогать?
— Советом и негромко, не более. Справедливая казнь колдуна и чернокнижника без соответствующего приговора со стороны светского правосудия выглядит как убийство. А если что-то пойдет не так и подпортит впечатление господам с вон той трибуны, то это уже будет оскорбление величества. Да и мы с отцом Августином сильно огорчимся. Ты, наверное, не хочешь, чтобы тебя повесили?
— Наверное не хочу. Хотя мне иногда так грустно, что кажется, лучше бы уже повесили наконец.
— Но-но! Благословляю не впадать в грех уныния. Подумаешь о веревке — молись.
— А… — Мятый собрался спросить еще что-то, но Жерар его перебил.
— Потом. Все потом. Отец Августин обещал нам доски и гвозди после разборки декораций. Завтра встретимся и поговорим.
Кармина и Маринелла за неделю, проведенную в пути, успели подружиться. По пути из Генуи до Тортоны добрая Маринелла, хотя и обижалась, что ее похитили, но ухаживала за несчастной Карминой, которую недоброжелатели отравили загадочным ядом. Кармина немного владела собой на бытовом уровне, но не могла связать пары слов по существу. Зато весьма красочно бредила, рассказывая про поразительные миры и удивительных чудищ. Иногда у нее получались связные истории, которые Маринелла записала бы на память, если бы умела писать.
В Тортоне Кармину встретил и расколдовал молодой муж при помощи волшебного зелья и ночи любви. Сказочники говорят, что для того, чтобы вернуть к жизни заколдованную красавицу, достаточно поцелуя. В главном-то они правы. Поцелуи тоже были. Но все остальные подробности в сказках традиционно пропускаются. Детям такое рассказывать не положено, а взрослые сами догадаются.
Маринелла конечно за нее порадовалась. Утром. Мессир Фредерик почему-то не доверял Симону. Может быть, потому что тот был не алхимиком, а учеником алхимика. Может быть, потому что отравил Фабио Моралью и сказал, что случайно перепутал пробирки. Мессир Фредерик заставил Маринеллу первой попробовать волшебное зелье. После этого она провела чудесную ночь любви с Симоном. И скорее всего, понесла. Симон, будучи честным человеком, обещал жениться. Но мессир Фредерик запретил ему жениться до того, как Симон расколдует золото, спрятанное в свинцовых слитках.
Сегодня утром Симон доложил, что закончил с золотом, оно сложено в сундук в кузне аббатства, а сундук охраняет Пьетро, брат Кармины. После мистерии Фредерик собрался забрать свое золото, отсчитать Симону честно заработанные сто дукатов и отпустить их с Маринеллой на все четыре стороны. Симон готов был венчаться хоть завтра, а в какую сторону ехать из Турина, они еще не обсуждали.
Мистерия началась с рассказа о далекой холодной стране Московии. Аббат даже нашел где-то настоящего московита. Фредерик сказал, что московиты также называются русскими, а этого рыцаря зовут Юстиниан, и они даже знакомы.
Потом появились Адам и Ева. Кармина в шутку закрыла глаза мужу, чтобы он не смотрел на Еву. Маринелла закрыла глаза Кармине, чтобы та не смотрела на Адама. Симон ходил по стене со своими фейерверками и Маринелле глаза не закрыл.
Адам явно мерз в холодный декабрьский день. Хорошо, что на площади нет ветра, а то бы совсем простудился. Зато бесстыжая Ева как будто совсем не ощущала холод.
Очень удачно получилось, когда Адам съел яблоко и стал как бы более уверенным и менее замерзшим. Маринелла знала, что это ее Симон постарался.
Перед мистерией к Симону подошел повар в костюме Змия.
— У тебя есть какое-нибудь средство, чтобы человек разогрелся изнутри и не простыл?
— Есть панацея, — ответил Симон, — Но это лекарство, а не профилактика. Может, спиритус подойдет?
— Что это?
— Это как бы аквавита из аквавиты. Превосходит аквавиту настолько же, насколько аквавита превосходит вино.
— Дай попробовать.
Симон достал большую фляжку и налил пробник в оловянный стаканчик, который крепился к ней поверх крышки.
— Глотками пить нельзя. Закидываешь в себя как горькое лекарство.
Повар так и сделал.
— Аааа! — просипел он, — Оы…
— Воды? Нет, лучше хлебом закусить. Или вот сбитнем запей.
Повар отпил сбитня из кружки.
— До чего забористая штука! Но греет. Хорошо греет. У тебя будет по полкружки для Адама и Евы?
— Будет.
— И мне в третью налей.
Перед выходом Колетт унюхала, что в кружках не сбитень.
— Это что у тебя? — спросила она.
Трибуле тоже прислушался.
— Алхимическая микстура от холода, — гордо объяснил повар, — Мелкими глотками не пить. Закидываешь в себя сразу все и глотаешь. Потом яблоком закусите.
— Аквавитой пахнет, — сказал Трибуле.
— Ага, — согласилась Колетт.
Ковчег и Авраам Маринелле на особенно запомнились. Но дальше началась история про Моисея, где косвенно участвовал Симон.
«Дурацкие жабы» — подумал Симон. Сколько пороха надо положить в тряпично-ватную жабу, чтобы она красиво лопнула и не раскидала на актеров горящую вату? Надеюсь, не перестарался.
Симон выглянул из-за края сцены, поджег и бросил первую жабу. Фитиль не догорел до пороха. Плохо. Вторая взорвалась как надо. Третья слабо, но приемлемо. Четвертая — перебор. Горящие тряпки полетели в зрителей. Хорошо, что не на трибуну. Господа весело смеялись, глядя, как простолюдины визжат и тушат друг друга. Пятая жаба только слабо пшикнула.
Началось «Нашествие зверей». Какая-то свиная шкура наступила на пятую жабу. Фитиль у нее погас, но начала тлеть набивка. Огонь коснулся заряда, и жаба бахнула прямо под ногой актера. Господа снова засмеялись. Слава Богу, что парень не обгорел, а только крикнул «merde» высоким испуганным голосом, подскочил и шлепнулся на задницу. Симон не видел этого, потому что поджигал заряды на стене.
Теперь «Гром и молнии». Симон посмотрел в небо. Хорошо, что сегодня пасмурно. Дались им эти фейерверки. Ладно бы запускать в темноте или в сумерках. Но тогда как освещать мистерию? Сцену с актерами и многочисленные декорации. Ясным днем наоборот, мистерию видно, а от фейерверков никакого толку. Солнце не пересветишь.
Уф. Ярко и ничего, кажется, не подожгли. Нет, искры упали на отработавшие задники, прислоненные к стене. Монахи уронили задники и поливали их водой из бочек. Хорошо, что кто-то предусмотрительно распорядился поставить бочки с водой. Симона бы не послушали, если бы он запросил перетаскать полсотни ведер воды из замка.
Симон в тушении участия не принимал, потому что уже мчался вниз. Пару слов про саранчу и наступает время для «Тьмы египетской». Если днем Солнце не пересветишь, то можно его красиво затемнить. Симон скомпоновал заряды так, чтобы они выбрасывали струи и фонтаны дыма. Добавил красители. Показал епископу. Тот не запрыгал от радости и не захлопал в ладошки. Сказал «пойдет» и направился дальше по своим делам. Ладно-ладно. Кажется, господам понравилось. В том числе, не только сами дымы, а еще как забавно простолюдины в первых рядах кашляют и пятятся.
Не хотел никого обижать. Пробный заряд вчера на пустой площади развеялся довольно быстро. Но это один заряд и без толпы, которая мешает течению воздуха внизу.
Симон присел на ступеньку рядом с Маринеллой. Сейчас будут русские загадки, потом кулачные бои, потом рождественский вертеп, и над ним надо зажечь звезду. Фейерверк «рождественская звезда» у Магистра Иеремии нашелся готовый. В трех экземплярах. Магистр не любил срочные работы и всякие интересные штуки на продажу или в подарок собирал заранее под настроение, а не в последний день.
Вот загадки. Вот кулачный бой. А это еще что? Какие-то подростки подбежали к клеткам медведя и льва, открыли их и убежали.
Царь зверей выйти не соизволил. Но медведь не упустил возможности.
Фредерик вскочил.
— Ты куда? — спросила Кармина и схватила его за рукав, — На это чудовище с мечом?
— Ага.
— Ты знаешь, сколько стоит медведь?
— Плевать. Он может броситься на толпу.
— Замани его в клетку.
— Как?
— Вон ковчег, а в нем так и лежат овечки со связанными ногами. Поднимешь овцу?
— Конечно. Симон, помоги.
Фредерик и Симон подбежали к ковчегу. Фредерик подсадил Симона через борт. Симон аккуратно спустил овцу Фредерику на плечи. Овца жалобно блеяла, но кто бы ее слушал.
Пока кулачные бойцы во главе с Устином и Тодтом отражали натиск медведя, Фредерик оббежал клетку и затолкал овцу между прутьев. Потыкал в нее кинжалом, чтобы та покричала погромче. Медведь не отвлекся.
— Вот! — сказал Симон и закинул в клетку курицу.
Курица кудахтнула. Медведь и ее проигнорировал. Фредерик обошел клетку и метнул кинжал в толстую медвежью задницу.
Зверь обернулся. Фредерик уже спрятался, а Симон просунул руку в клетку и дернул овцу за ногу. Медведь рыкнул и пошел к своей клетке. Встал на задние лапы, засунул внутрь морду, понюхал воздух. Живая овца его заинтересовала. Ловко подтянулся, оттолкнулся задней лапой от колеса, залез внутрь и укусил овцу, почти отделив ее голову от тела.
Зрители ахнули. Ну и зубищи. Ну и когти. А если бы он бросился на толпу? Фредерик же не терял времени. Закрыл клетку и убежал. Следом за ним пошел Симон.
— Где Маринелла? — спросил Симон у Кармины.
— Ее похитили, — ответила Кармина.
Она сидела сильно испуганная и плакала.
— Монахи и студенты ушли в бой, — сквозь слезы сказала Кармина, — Вы ушли ловить медведя. Мы с Маринеллой ненадолго остались одни без мужчин, и на нас тут же напали.
— Кто?
— Двое. Одеты как горожане вокруг. Без оружия. Схватили Маринеллу и сказали «передай алхимику, чтобы пришел за ней в трактир „У Жабы“, что в Гадюшнике, сразу после мистерии».
— Она не кричала? Не звала на помощь? — удивился Симон.
— Рядом никого нет. Ни одного мужчины. Все вокруг только смотрят на медведя и орут кто во что горазд. Нас могли изнасиловать и убить, и никто бы не обратил внимания!