— Нет, брюнетка и в черном, как вдова.
— Странно, — Тодт не знал, что Марта перед возвращением в Геную перекрасилась в черный цвет
— Вот. Она привела другую телегу, они с Кокки груз перекидали и уехали.
— Куда?
— Налево от Парпанезе. А я тишком-тишком и убежал.
— И телегу свою бросил? — не поверил Мятый.
— С ума сошел? Чтобы меня тут же у нее и взяли как сообщника?
— Ну да. Еще скажи, ты из груза ничего не зачерпнул?
— Скажу. Я спрятался, а Кокки весь груз забрал.
— А на какие шиши сюда добрался?
— Так рыцарь нам в Вогере аванс дал. По десять дукатов.
— Мне не дал.
— Плохо просил.
Мятый нахмурился.
— Забирай свою телегу, — сказал Тодт, — Сейчас погрузимся, отвезем реквизит обратно в аббатство и оттуда забирай. И на вожжи сразу сядешь, а то я устал.
— Спасибо, отче, — Терцо так обрадовался, будто ему кучу золота пообещали.
— Я бы не отдал, — сказал Мятый, — Самим нужна.
— Не жадничай, — ответил ему Тодт, — Сказано в Писании, «не укради». И еще сказано «не возжелай чужого». Обратно пешком пойдем, как солдаты.
— Может, мулов купим?
— Если только ослов. Да, на ослах и ловчее, и дешевле. Если бы нас на довольствие не взяли, на овсе и сене бы разорились. Лошади у Терцо здоровые, жрут как не в себя. Хорошо, что попутный груз за деньги взяли, а то с пустой телегой просто деньги на ветер.
Мятый пожал плечами, но дальше спорить не стал.
— А знаете что, возьмите моего мула, — предложил Терцо, — Бесплатно.
— И седло? — удивился Тодт.
— Да, и седло, и попону. Он сейчас на постоялом дворе. Я сбегаю, вещи заберу, и вместе поедем.
— Благослови тебя Господь, сын мой, — Тодт повернулся к Мятому, — А ты не жадничай. Вот один мул уже есть. Наверняка, хороший.
Терцо поискал глазами Мальваузена, не нашел. Решил, что расстаться можно и не прощаясь, чай, не любовница. Дошел до постоялого двора. Рассчитался до утра, чтобы Мальваузену дали поспать. Забрал своего мула и повел его по людным улицам, даже не думая садиться верхом. Народ в основном разошелся после мистерии, особой толчеи не осталось, но на улицах было довольно тесно.
Когда добрался до площади, телега уже стояла загруженная. Вот она, наконец-то. Лошадки узнали старого хозяина, тыкались мордами в ладони, по-доброму фыркали.
Отдал мула Мятому, сел на козлы рядом с Тодтом. И поехали со скоростью пешехода, чередуя «но» и «тпру», ругаясь с простолюдинами и уступая рыцарям.
До аббатства ползли почти два часа. Доползли. Вернувшихся побитыми, но довольными, монахов встретили закрытые ворота. Покричали привратнику. Невежливый обычно монах вообще не ответил, что совсем уж невежливо даже для него. Обиделся?
Кто-то толкнул ворота, и они открылись. Странно. Привратника нашли за дверью, на лестнице в башню. Мертвого. Отец Микеле тоже лежал убитый. И поваренок. Кроме них в аббатстве еще оставался подмастерье алхимика, но он исчез вместе со всем алхимическим имуществом. Он должен был освободить кузню, но Симон говорил, что телега должна была дождаться его возвращения.
Кузнец обшарил свое хозяйство и сказал, что ничего не пропало. Повар сбегал на кухню. Оказалось, что поваренок успел положить всю заправку в суп, и суп сварился, пока догорали дрова в печи. Из этого можно бы было сделать полезный вывод о времени смерти. Тут и остальные ответственные подтянулись с докладами. У всех всё на месте.
Аббат наконец-то сделал то, что надо было сделать сразу. Выбрал молодого монаха, который постоянно на посылках, и отправил его в Турин с жалобой к декуриону и к викарию, согласно субординации. Юрисдикция духовная, преступление светское и простолюдинское.
Тодт времени даром не терял и организовал монахов разгрузить телегу. Терцо выехал за ворота. Тодт вышел проводить.
— Куда поедешь? — спросил Тодт.
— В Тортону, — ответил Терцо.
Конечной точкой маршрута была Пьяченца, но ни к чему говорить об этом первому встречному. Мимо Тортоны все равно не проехать, перекресток шести дорог, как-никак.
— Груз возьмешь?
— Нет. В Турин даже не сунусь. С этим карнавалом все как с ума посходили. Еще и завтра день избиения младенцев. До Асти два дневных перехода, там попробую взять.
— А попутчика? — спросил подошедший Мятый.
Терцо испуганно посмотрел на Мятого. Ага, так я тебя и взял.
— Нет. Если бы только ты с отцом Тодтом поехал, а одного нет.
— Почему? Боишься?
— До усрачки боюсь.
— Я ведь догоню.
— Отец Тодт! — жалобно воззвал Терцо.
— Слушаю, сын мой.
— Придержите его, Христа ради, чтобы он меня не догнал.
— Зачем? — Тодт посмотрел на Мятого.
Мятый пожал плечами.
— Он же разбойник, вы его из тюрьмы забрали, — напомнил Терцо.
— Ну мы так-то земляки, — примирительно сказал Мятый.
— Ты так-то за генуэзские дела туда попал. Как раз за земляков.
— Вот я тебе покажу.
— Не покажешь, — сказал Тодт, — Епитимья тебе. День поста и молитв.
— Клал я на твою епитимью!
Тодт без замаха ударил подтоком посоха Мятому по голени. Мятый скривился, а Тодт перехватил посох левой рукой и с двух рук добавил по другой голени еще сильнее.
Мятый упал.
— День на одной воде. По сто «Отче наш», «Аве Мария» и «Верую». Вечером исповедь.
— Да, отче.
— Что там у вас? — спросил кто-то из монахов, — Никак подрались? Эй, парень, куда телегу погнал?
— Это его телега, — ответил Тодт, — Он брат и наследник законного владельца.
— Да поможет тебе Господь! — сказал монах и перекрестил Терцо.
Не успели закрыться ворота, как к ним подъехал вооруженный отряд во главе с рыцарем из Шамбери и каким-то приличным человеком неблагородного происхождения. Их впустили, не сообразив, что власти никак не успели бы так быстро отреагировать на доклад посыльного.
Мальваузен еще на площади подумал, не задержать ли прямо сейчас Терцо и Тодта. Одному с ними со всеми не справиться. Надо идти к губернатору, чтобы дал солдат.
— Я нашел того священника, — доложил он, — Они с тем возчиком, про которого я говорил, сейчас едут из Турина в аббатство Санта-Мария-ди-Каприче.
— Подожди, сейчас решу, — ответил губернатор.
Решал мессир де Виллар долго. Пошел поговорить с братом, а брату не до того. Но решил.
— Солдат возьмешь из моей охраны. Не местные, но они хотя бы под рукой. От герцога как представитель власти с вами поедет рыцарь. В аббатстве ведите себя повежливее. Чтобы там кого-то арестовывать, надо спрашивать разрешение епископа, а мы не хотим. Если этот священник — пес Медичи, то его спрячут так, что мы и не найдем.
Мальваузен сбегал за мулом на постоялый двор и вернулся в замок Акайя. Рыцарь ждал его в полной готовности. Не в доспехах, ну и ладно. Солдаты седлали лошадей.
Потом добрых полтора часа плелись к аббатству.
— Аббатство не входит в юрисдикцию герцога, и входить туда можно с разрешения епископа, — сказал рыцарь перед воротами, — Могут не открыть.
— Мы не попадаем под юрисдикцию аббата и епископа, поэтому если кто будет в обиде, тот может пожаловаться герцогу, — ответил Мальваузен.
Рыцарь из Пьемонта может и не стал бы ссориться с аббатом из рода Сансеверино. Рыцарю из Шамбери важнее выполнить приказ герцога, чем не поссориться с кем-то по ту сторону Альп.
— Штурмом возьмем, если что, — сказал рыцарь.
Но штурм не потребовался. Обошлось даже без споров о юрисдикции. Ворота открылись чуть ли не до того, как об этом попросили. Во дворе отряд встретило почти все население обители. На балкон вышел даже аббат.
— Вы за разбойниками? — спросил отец Августин.
— Какими разбойниками? — на всякий случай уточнил Мальваузен.
— У меня во время мистерии убили трех монахов и увезли имущество алхимика из кузни.
— У Вас в аббатстве есть алхимик?
— Фейерверки видел? У меня последнюю неделю кого только не было, — недовольно ответил аббат.
— Я не за теми разбойниками, — сказал Мальваузен, — Я за другими.
— У меня что тут, притон?
— Вот за этим! — сказал с седла Мальваузен и указал на Тодта.
Монахи расступились. Тодт и не подумал сопротивляться. Даже сам пошел навстречу солдатам.
— Беги! — крикнул Мятый.
Он выскочил откуда-то слева и набросился на солдат с мечом.
Поскольку он до сих пор не переодел сутану, в которой участвовал к кулачном бою, солдаты не сразу поняли, что этот монах опасен. Они едва успели выхватить оружие, и то не все. Мятый рубанул двоих, одному попал горизонтальным ударом под поля шлема, другому по правой руке, которая уже тянула клинок из ножен.
Рыцарь еле заметным движением намекнул коню. Умный зверь сорвался с места, врезался в Мятого грудью и сбил его с ног.
Тут же подбежали солдаты, отобрали меч и связали руки за спиной.
— Этого тоже берем? — спросили они.
— Берем, — ответил Мальваузен.
— Оставьте его, — сказал Тодт, но к нему не прислушались.
— Может, повесим по пути? — предложил один из раненых солдат, — Он мне ухо разрубил.
— Не доверяешь палачу? — Мальваузен спешился, — Ухо сейчас посмотрю. Может, срастется как было.
— Зачем? — спросил Тодт Мятого, — Взявшие меч, мечом погибнут.
— Как зачем? Беги. Я же твой послушник, спасаю тебя.
— Ты только и делаешь, что предаешь меня. Прежде, чем пропоет петух, ты предашь меня снова.
— Да иди ты! Меня к палачу потащат. Конечно, предам.
— Где Терцо? — спросил Мальваузен, бинтуя раненого.
— Не ищите, здесь его нет, — ответил Тодт.
— Уехал на своей телеге, — наябедничал Мятый, — Может, час прошел. Может, два.
— Не говорил, куда поедет?
— Говорил. В Тортону. Может и соврал.
Мальваузен прикинул, куда еще можно ехать отсюда на ночь глядя. В Турине и в Монкальери все постоялые дворы заняты, а тут ему еще и телегу с парой лошадей надо разместить. Почему он не напросился на ночь в аббатстве? Если бы выехал на рассвете, то в любую сторону через дневной перегон от Турина нашел бы ночлег за обычные деньги не в тесноте и не в обиде.