Бах! Бах! Сталь ворот гудела от живого тарана, бившего снаружи. Бах!!
— Хреново быть такими ядерно-неудержимыми дебилами… — спаситель понюхал стволы двустволки. — Но без них порой скучно. А так… сплошное удовольствие в виде адреналина и запаха пороха. Черт, это же так возбуждающе.
— Что? — Даша хмуро смотрела на него. — Что возбуждающе, кровища и смерть?
Бах! Бах! Не живые и не мертвые живчики явно решили действовать количеством, атакуя вход.
— Разве нет? — поинтересовался человек с ружьем. — Разве после такого жизнь не ощущается ярче и полнее? И, что куда важнее, ценнее… Нет?
Глупый момент для таких рассуждений, но крыть было нечем.
— То-то… И запах пороха, спасшего ваши жизни, не может не будоражить. Не желаете нюхнуть, красавица?
Старлей, непонимающе уставившись на него, даже покрутила головой. Не обнаружила никаких других красавиц, но не ответила.
— Откуда бредете, бедолаги?
— От реки, — буркнул Азамат, — с Отрадного.
Смысла врать не видел. Так даже лучше. Если странноватый чудак — человек Клыча, может и проявиться. А такого и убивать не жалко.
Ответ тому явно понравился, во всяком случае, головой мотал очень даже одобрительно.
— Да вы, как посмотрю, отмороженные по самое не балуй… Красавцы-ы-ы!
Да уж… Но стоило и поблагодарить. Азамат кашлянул.
— Рахмат.
— Костыль.
Азамат непонимающе уставился на него. Точно, больной на голову. Потом понял…
— Спасибо, говорю, по-башкирски. Я — Азамат. Для друзей — просто Пуля.
Человек кивнул. Поднял кожаную плотную маску с вшитыми металлическими очками. Стянул вторую, шерстяную, закрывающую лицо наполовину. И повторил:
— Нэзэчт, типа, как у нас говорят. А я — Костыль. Для друзей — просто Игорь. Но мы-то с вами точно не друзья.
Худое, если не сказать — тощее, лицо. Сивые тонкие волосы вспотели, торчали гнездом. Щетина тоже казалась светлой.
— Женя, — Уколова сплюнула, потрогала нижнюю челюсть. И кивнула куда-то на левую руку сивого. — Ты так свои политические взгляды показываешь всему миру? Воля або смерть? Анархист-махновец, да? Ну, думаю, явно не пират, морей и пиратских бригов под черным флагом с такой картинкой тут нету.
Азамат покосился на черный круглый шеврон, украшенный черепом и костями. Старлей умела работать по своей профессии, вычисляла криминал и опасные элементы сразу, наплевав на усталость и безумных людоедов на улице.
— Хо, — тощий ухмыльнулся, криво и крайне паскудно, — так и есть, красотка. Весь я, как есть, насквозь пронизан верой в свободу. Всех и от всего. И помогаю, как могу, другим приобрести такую же веру.
— Да ну? — Уколова тощему не доверяла. Как и ствол ее АК, поднявшийся незаметно и споро. — Хорошо еще, про мировую революцию и черное знамя не завернул.
— Анархия — мать порядка, милаха… — ухмылка стала еще жестче, — хаос — порядка отец.
Даша вздрогнула, глядя на него. Уколова сглотнула, заметно побелев и положив палец на спусковую скобу. Азамат сплюнул. Это ж, мать его, просто это… ну, как его… дежавю. Точно, именно так. Анархист, бандюга, наемник. И где такой недавно встретился каждому из их тройки?
Пусть и внешне не похож. Длинный, тощий, сивый. Глаза блестят серым наглым полубезумием, зубы все целые, видно, мастак по щам раздавать. С таким-то языком, наверное, постоянно приходится с кем-то цепляться.
Старая, залатанная, но надежная кожанка. Теплые брюки «вудленд» с накладными карманами. Высокие ботинки на шнурках и крючках, с заправленными в них меховыми чулками. Выцветшая черная толстовка выглядывает из-под куртки капюшоном. Перчатки-самоделки, отделанные металлом и с чем-то мелко-кольчужным с внутренней стороны. На портупее, затянутой на последние и самодельные дырки, нож, пара подсумков, фляга и сумка с противогазом. Шерстяную маску Костыль спустил в самом начале разговора, блестя сахарными целыми зубами и серебристой негустой щетиной.
Опасный, палец в рот не клади. Задень словом, так обложит матерком с прибаутками — полдня отходить будешь. Задень чем другим, так успевай, следи за собственными костями. Опасный. Хищный. Злобный. Вот такой вот неожиданный спаситель. Костыль, надо же.
В темноте закашлялись. Азамат шагнул вперед, одновременно с щелчком курков. Что тут у нас… У Костыля? Баба, ну да, так и есть. Натурально, тетка.
Женщина жалась в углу, испуганно блестела глазами. Ее страх пах грудным молоком. Сверток у нее в руках — одеяло и какая-то мешковина — не шевелился и не пищал.
— Встретил, когда сюда бежал, — Костыль кивнул на нее. — Пришлось помогать. Нельзя же проходить мимо нуждающихся, сирых, убогих, женщин с детьми и инвалидов, правильно говорю?
Уколова, неожиданно ставшая прямо-таки объектом внимания товарища-анархиста, не ответила. Подошла, не убирая за спину АК, стволом качнула на сверток. Женщина сжала губы, прижав его к себе.
— Покажи.
Азамат, сместившись вбок, следил за Костылем. Если там такая же дрянь, как снаружи, только маленькая, а Костыль в курсе, и тогда вопрос — зачем их спас, то… Стоит подготовиться.
Сивый никаких эмоций не проявлял. Даже наоборот, чихать на бабу хотел, как и на ее чадо. Женщина откинула одеялко. Малыш как малыш. Даже розовый, несмотря на холод. Сопит, чмокает. Уколова кивнула, отходя.
Ворота продолжали гудеть от монотонных толчков с той стороны.
— Упорные, сволочи… — Костыль сплюнул. — Их-то энергию — да в мирное русло.
— Это как? — поинтересовалась Даша, смотря на него как-то очень дружелюбно.
— Ну, чудесный ребенок…
— Я не ребенок.
— Все мы чьи-то дети, а лет тебе не так и много. Но как хочешь… Хочешь, буду называть тебя лапушкой?
— Нет.
— Куколкой?
Даша явно начинала злиться.
— Хрен с тобой. Думаешь сделать приятное, комплимент отвесить, а на тебя зыркают, как на врага. Женщины, чего с вас взять. Все не так и все не то, сам догадайся, что там в голове крутится. Согласна на зайку?!
— Даша, угомонись, — Уколова огляделась, подтянула старый скрипучий табурет, села. — Он смеется. Не особо дружески, но все же просто смеется. Слушай, Игорёша, хорош над девочкой шутить. Не галантно ни хрена.
— Какие куртуазные обороты речи, красавица. Только за-ради вас готов называть ее просто девушкой.
— Я просто Дарья.
— Именно Дарья?
— Да… Игорек.
Тот хохотнул.
— Я смущаюсь, девчата. Называйте меня Костылем. Это же круто звучит, не находите?
— Вот ты трепло, — не выдержала Уколова, — все уши лапшой завешал. И ни фига не сказал, что обещал. Настоящий мужик, врун и пустомеля.
— Это ты о чем?
Уколова хмыкнула.
— Как их энергию — да в мирных целях использовать?
Костыль пожал плечами.
— Да проще простого. Берем огромные колеса по типу беличьих, привязываем перед ними живого младенца, желательно некрещеного, сажаем в колесо пару-тройку таких блаженных разумом людоедов — и пусть бегают. А энергию — в провода и на освещение.
Уколова кашлянула. Помолчала. Посмотрела на Костыля. И поинтересовалась:
— Ты давно с людьми общался вообще?
— Заметно, да? Очень давно, неделю назад.
— Ну да… Заметно. Ты, если за день человека три из себя болтовней не выведешь, день зря?
— Прям с языка сняла. Ладно, потрындели — и хватит. Нервы расслабили заодно.
Азамат даже согласился. Глупо или нет, а тяжесть, навалившаяся в селе, отпустила. Сивый не так прост, ни разу не рубаха-парень, как кажется. Ухо с ним востро держать, и больше никак.
— Надо валить отсюда, — Костыль покопался на столе, добротном, старом, крепко сбитом. Извлек откуда-то примус. Самый настоящий примус и запас керосина к нему в большой стеклянной бутыли. Запах не обманывал, именно керосин. К примусу.
— Насчет валить ты прав. Только… — Уколова, совершенно точно вспомнившая, что она есть полноценный старлей СБ, опять включила следователя. — Откуда у тебя продукт добычи и перегонки углеводородов, то есть керосин? И работающий примус, а? Не подумай чего плохого, но слишком много странного за день случилось. И еще — на кой черт ты его зажег?
Азамат шмыгнул носом и снова не убрал обрез. Костыль, покосившись в сторону обреза с Азаматом, цокнул языком. И показательно щелкнул предохранителем откуда-то появившегося ТТ, смотревшего на Пулю из-под полы кожанки.
— Прямо цугцванг какой-то…
— Это детский мат, — Уколова положила АК на колени, направив на Костыля. — Вот так.
— Я весь в ужасе, моя госпожа, — фыркнул Костыль. — И знаете от чего? От человеческой неблагодарности. Не я ли только что спас ваши жизни, не стоящие даже вашего же имущества, во-о-он от того?!
Куда показал палец, было ясно без самого жеста.
Ба-бах!!! Ворота уже не только гудели. Они чуть похрустывали удерживающими их штырями и кирпичами, держащими сами штыри.
— Яркое подтверждение моих слов, не так ли?
Азамат цыкнул слюной, убирая обрез. Уколова, помедлив, поставила автомат рядом, прислонив к стене.
— Чудесно, — Костыль примостил на примус котелок, налил воды из пластиковой бутылки. — Если никто не против, то отвечу на вопросы. Пользуясь, само собой, исключительно литературным и красивым русским языком. Да, неделя для меня… это очень много. Придется потерпеть.
Ба-бах!!!
— Не дрейфь, красавица… — Костыль поправил котелок. — Металл и стена выдержали войну, двадцать лет всякого дерьмища типа непогоды, и сейчас еще простоят.
— Еще?
— Ориентировочно около часа. С поправкой… плюс-минус десять минут. Нам хватит времени.
— На что? — Азамат уже стоял рядом со стонущим металлом. Судя по ударам, снаружи толкались все, не успевшие к основной раздаче. И много.
— Поболтать, само собой. Чаем полакомиться с джемом. Собрать скудный скарб. И выехать к едрене фене отсюда нахрен!
Так… Азамат посмотрел на него и вокруг куда заинтересованнее.
Больше всего в «вокруг» привлекли рельсы, упирающиеся в ворота — близнецы трясущихся от напора голодающих сельчан. И что-то длинное и высокое, накрытое брезентом, стоявшее ровно посередке пакгауза.