Судя по доносящимся слухам… Венеры не стало. А вот Волчьи ямы стали звучать угрожающе. Неведомая дрянь, что завелась там, прохода не давала. Полторы недели назад Азамат добрался до Венеры пешком. Почти от Абдулино. Сейчас соваться в Бугуруслан пешком — все равно что выпить бутылку уксуса из госхранилищ. Хуже американской рулетки и интереснее. Пятьдесят на пятьдесят, что помрешь, полностью спалив потроха. Так и с пешкодралом в нужное место.
— На последнем. Перед сумерками.
Плохо. Но лучше, чем остаться на ночь.
— Двойка пойдет. Нам места дадут в закрытом вагоне.
Хорошо. Торчать снаружи не хотелось. И холодно, и опасно. С одним обрезом не особо навоюешься против чего-то неизвестного.
Азамат покосился на пути. Рынок находился за старым вокзалом. Железку было видно хорошо.
Понятно, почему даже Даше неинтересно смотреть вокруг. Чего она тут не видела? Кинель, как понял Азамат, такой же поселок. С той же стальной дорогой, дарящей жизнь.
Пуля не особо любил читать старые книги. Кроме нужных, с вписанными в них знаниями. Хотя многие дорого давали за развлекательные. Ему тоже как-то пришлось от скуки прочитать несколько. Все оказались про такую же Беду, как сейчас вокруг. И каждая, под копирку, про одно и то же. Везде военные и политики брали власть. Или бандиты, отмороженные по самое не балуй.
Так-то Азамат не спорил, сам вырос в ОСНАЗе. Не нравилось ему другое.
Военные — это круто. Хорошие — еще круче. Обеспеченные снарягой и оружием — вообще выше некуда. Только вот, если уж честно, без умелых рук и умных голов… не верил он в это.
Станция, выстроенная еще при царе-батюшке, да не при Николашке-тряпке, а при его папке, не сдалась. Не сгорела дотла в Войну, не сломилась в Беду и переживала ее так же спокойно, как сто пятьдесят лет до этого занималась железкой.
Рабочий люд, не разжиревший в тучные года перед ядерным адом, справился. Старики, учившиеся еще в СССР, и их ученики, волей-неволей становящиеся такими же, не подвели. Вскрывшийся пласт законсервированной нефтевыработки помог. Качалки со скважинами, выросшие рядом с телевышкой на горе Копейка, исправно поставляли черное золото. Советского образования и остатков оборудования в окрестностях хватило на создание переработки. Не авиационный керосин, куда там, но тепловозы-«кукушки» кушали и просили добавки.
Так что удивляться Даше не приходилось. Это же самое осталось в Кинеле. Ну, чуть другие нравы, чуть другие люди. На дворе не нулевые, где сладко спали, сыто ели. Поневоле завоешь волком и кусаться начнешь.
Снег снова начал падать. Крохотными аккуратными снежинками. Каждая была идеальна в красоте переплетений мельчайших линий. Азамат подержал одну на пальце, пока не растаяла. Вот только любовался невесомым кружевом — и все… Как и все остальное вокруг. Как и он в свое время. Может, лет через сколько-то, а может — через пару часов. Кто знает? Беда вокруг, все случается.
До вечера они коротали время под навесом. Под другим, уйдя сразу после слинявшего Костыля. Не верил ему Азамат, не стоило. Начинало мести, поземка так и стелилась колючей белой крупой. Даша чуть отошла, ожила, о чем-то шепталась с Уколовой. Азамат, засев между оставшимися на ночь «челноками», ожидавшими того же последнего состава, косился на оставленное несколько часов назад место. Сивый назад возвращаться не спешил.
— Эй, дядя! — прогнусавил сбоку неприметный шкет в огромной шапке с ушами и пончо из картофельного мешка, подбитого кошачьим мехом. Сидел тот рядом не меньше получаса и постоянно дремал. Азамат явственно разозлился. Теряет хватку, что ли?…
— Ну?
— Сивый передал, типа, идите в «Электричку».
Азамат вздохнул, сурово и совершенно зло. Костыль просчитал все варианты.
— Где она?
Шкет гундосо хрюкнул, закатившись в смешке.
— Ну, где может быть электричка, если не на путях?
И ткнул пальцем в сторону путей. Белесая стена чуть разошлась от ветра. Высокую кишку с просвечивающими щелями в забитых окнах сложно было не заметить.
— Должен тебе чего?
Шкет кивнул, тряхнув чересчур большим и сизым носом. Чересчур большим для нормального человека.
— Пятерку, три штуки.
— Угу, руку дай… Слушай…
Шкет наклонился ближе.
— Любишь сникерсы?
Реакция оказалась предсказуемой. Черт его знает, что это за сникерсы, но работает.
Гнусавый мутант, косящий под подростка, сдавленно хрипнул. И хрустнул. Пуля выкрутил пальцы его правой ладони. И легонько наподдал ему в кадык. Прописал гребаный сникерс, как любил выдавать их майор-взрывник в учебке.
— А не будешь обманывать хороших людей. Свинтил отсюда.
Шкетомутант свинтил тут же. Уколова, покосившись на Пулю, понимающе хмыкнула. Азамат мотнул головой на «Электричку». Девчонки поняли без лишних слов. А Саблезубу слова вообще были не нужны. Он просто встал и потрусил рядом с Пулей.
— Даша? Ты как?
Девчонка кивнула, не ответив. Ох, и не нравилось оно Азамату. Что случилось в доме, девочка? Почему ты как мешком ушибленная, да не простым, а наполовину с цементом? Молчишь… Ладно, под руку подхватить, чтобы не упала. Пошли, милая, тут недалеко. Берись за поручень, сейчас подсадим. Забралась? И хорошо. Азамат едва успел остановить самого себя, уже взявшегося за топор. Мужчина же просто хотел помочь… вот и лапанул девочку. Случайно.
— Нас ждут. Тощий, сивый, наглый. Один такой на сто, Костылем звать. Где? Спасибо.
Тягучий запах папирос из травы. Самогон, брага, едва уловимый спирт. Шкворчащие, только со сковороды, куски мяса. Пот, пропотевшее белье и совсем ухайдаканные портянки с шерстяными чулками. Тепло настоящей жизни. Азамат довольно вдохнул благоухание огромного кабака. Кого сейчас заставит морщиться такая вонь? Таких сейчас нет. Тепло, еда и выпивка. И не пахнет порохом или кровью. Это, мать ее, спокойная жизнь.
Костыль сидел в дальнем углу второго вагона. Один, как ни странно. И смотрел на попутчиков насмешливо и понимающе.
— Отдал пятерку пацану?
Азамат непонимающе уставился на него.
— Нехороший ты человек, Пуля. Не веришь в людей.
Это он точно заметил.
— Да и ляд с ним… — Костыль смахнул с сиденья что-то, похлопал ладонью, глядя на Уколову. — Садитесь, моя королева. Специально для вас держал местечко.
— Треплешься… — констатировала старлей.
— Только от восхищения вашими несравненно длинными ногами и роскошным задком, — Костыль поиграл бровями, блеснул зубами. — Я в восхищении, о прекрасная княжна. Только из-за вас не удрал с полученными наличными средствами и билетами на проезд. Что ты так косишься на меня, мой башкирский друг? Ты же сам считаешь меня подлецом, подонком, сукиным сыном и еще много кем. Разве не прав?
Отвечать Азамат не стал. Выходило, что так и есть. Не окажись Уколова настолько длинноногой, могли они и не уехать. Сумку со своими вещами и амуницией, оставленную Пуле в залог, Костыль вполне мог бросить.
— Прав, — буркнул Азамат, садясь. — Черт с тобой. Билеты, пят`ак… Есть посадочные жетоны?
В похвистневский поезд-челнок пускали только по жетонам, полученным в администрации. Приобрести их можно было за что угодно. И недорого. Местным. Четверке беглецов вырученного от продажи двух стволов хватило бы на полтора жетона. Потому и появились «мутные» друзья Костыля.
— Нету, — протянул тот, — ни одного.
Азамат шмыгнул носом. Злиться не хотелось. Наверняка же есть другие вар…
— Уедем, не переживай. Мне тут задерживаться что-то не хочется. Совершенно.
Серьезный тон у Костыля катил за хороший признак.
— У нас с вами еще час. Давайте погреемся, выпьем, поедим. Держите.
На стол лег магазин с «пятеркой». На сорок пять патронов. Азамат повернул, посмотрел на дырку маркера. Неполный, угу. Даже не удивительно.
Даша, не дожидаясь, протянула свою вязаную шапчонку. Пуля начал выщелкивать в нее патрики. Не глядя и наблюдая вокруг. Стареть начал, не иначе, везде мерещится опасность.
— Ты говорил — здесь недалеко ехать? — Уколова, вытянув ноги, чуть не задремала. Пришла в себя от толчка, когда ее задела девчонка-разносчица. — Да?
Азамат кивнул. Недалеко, пару десятков километров, точно. Только после подслушанного, и учитывая сумерки… кто ж его знает, сколько по времени выйдет. Да и там…
— Час, — Костыль довольно потер руки, наблюдая за появившимся подносом. — Ну, можно и согреться.
— Час? — Даша удивленно посмотрела на него. — Но…
— Чуть больше, чем полчаса, — Костыль отхлебнул из мятой металлической кружки, — не придирайся и не будь мелочной. Это до станции.
Азамат снова кивнул. Да, до станции. А там — на стрелку и по рельсам, уложенным в Беду, до города. Там не разгонишься. Потому и час… с половиной. Полтора часа — в темноте и с опасностью, кусавшейся откуда-то издалека.
Много ли надо для счастья, когда кругом Беда? Если честно? Да нет, совсем ничего.
Тепло и сухо. Поесть, выпить чистой воды. Поспать спокойно, не лапая ствол или нож при любом шуме. Видеть кого-то близкого живым и здоровым. Не заболеть обычной простудой, что обернется чем угодно. Настоящая ценность всегда простая. Только понять это порой сложно. Иногда для понимания стоит потерять все. Вообще все.
Старый металл скрипел под напором ветра. Задувало в щели рам, заколоченных и проконопаченных, но пропускавших холод. Пусть и по чуть-чуть. Старый металл помнил…
Целующихся и плевать на всех хотевших студента и старшеклассницу. Тетку-продавщицу с сумкой, полной газировки, пива и чипсов. Строгую маму и ее непоседу-сына. Старика с сумками дачных яблок. Кондуктора и уставшего охранника с ним. Заснувших по дороге домой из центра лепщиц пельменей. Старый металл помнил их всех.
И саму жизнь. Цветную. Веселую. Грустную. Необычную. Приевшуюся. Просто жизнь, где хватало место всему. И тепло в вагон подавалось калориферами, а в щели не задувало. И никто не прислушивался к щелчкам счетчика и не думал о запасном бачке противогаза. А чертова шаурма на станции была просто шаурмой из обычной курицы. А не наспех нарубленной крысы.