— Собаки брешут?
— Козы, — буркнул нахохлившийся Клыч. — И пороси. Или порося?
Седьмая покосилась на него, но ничего не сказала. А что тут скажешь?
Группа стояла под несколькими дубами, вылезающими наперед остальной рощицы. Если недавно валил первый снег, то сейчас с неба хлестал дождь. Сплошной стеной, закрывая половину мира вокруг.
Там, где побрехивали, виднелась крохотная деревенька. Или даже черт пойми что. Начали строить перед Бедой поселок, построили три дома. Потом уже сами новые хозяева что-то примастрячивали, возводили и все такое. Как раз здесь и жил такой нужный сейчас человек. Олег Григорич, старый пес, охотник, браконьер в прошлом и хозяин лесов — в настоящем. Что было важнее этого всего: владелец своры из трех легавых. Хороших, пусть и не породистых, сук. Кобеля Григорич искал уже года три, как помер старый.
— Надо брать его тепленьким. Только оно не получится, — Клыч вздохнул. — Он собак слушает, ровно заяц какой-то. Седьмая?
— Что?
Клыч показал рукой в сторону небольшого отростка рощицы, сплошь из лещины и маленьких кленов.
— Вон туда надо отправить пару человек. На всякий случай.
Седьмая покосилась на него. Ой, что ты, что ты. Ее-то мысли Клыч сейчас мог практически читать. Чего там интересного? Думает, прикидывает, не имеющийся член к носу подводит. В группе шесть человек. Отправишь двоих, останутся четверо. И это — с механиком. А кто там, в домиках, и сколько? Это вопрос.
— Милая военная… — Клыч вздохнул, — Если вы не против, то приведу пару моментов в защиту моей версии развития дальнейших событий. Чтобы развеять ваши сомнения — как по поводу правильности моих указаний, так и по поводу ваших опасений насчет меня лично. Вы не против?
— Удиви меня, — фыркнула Седьмая, продолжая сопеть через мокрую ткань маски.
— Хм… — Клыч чуть опустил вниз ветку, закрывающую обзор. Капли посыпались вниз тонкой россыпью разлетающихся жемчужин. — Попробую. Вон там, в нескольких домишках, проживает три семьи. Две из них, Музалихина и Плешака, нам неинтересны. А вот третья, что в доме с зеленой крышей, хотя ее не видно, — нужная нам. Там живет Олег Григорич, мерзопакостный старикашка, чующий добычу получше своей своры. Но вот какое дело, милая военная…
Клыч прищурился, разглядывая потухшие огоньки в окнах.
— Так вот, милая военная…
— Я не милая.
— Откуда ты знаешь?
— Ты меня не видел без маски.
— Тем более. Может, обожаю сорвиголов с перебитым носом и грудью нулевого размера? Эй-эй, не надо так сопеть, мне и без того страшно от одного вашего присутствия. И я не пошутил. Разве можно таким шутить по отношению к женщине? Рассказывать дальше?
— Да. Восьмой, убери ствол от его башки. Он нужен майору. Мели, Емеля, твоя неделя.
— В хозяйстве Олега Григорича имеется большое количество огнестрельных приблуд для забоя как животных, так и людей. Обожает он их, что тут поделаешь? Да и полезно по нынешним меркам иметь дома арсенал. С боеприпасами у него тоже все в порядке. Торгует, гнида, с кем только может, поставляет дичь, птицу и меха со шкурами кому надо. Мне платил, и это самое важное. Вот только попасть к нему за просто так не выйдет. Придется идти мне одному, так как вход в свою фортецию он обустроил капитально, даже с пукалки вашего бронехода так просто не возьмешь. Да и зачем нам фарш вместо Григорича, верно? Но!
Клыч поднял руку, затыкая Седьмую. Да-да, так и надо. Майор майором, но против вожака переть тяжело. Даже если вожак — из чужой стаи, подранный, со сломанными клыками и в окружении целой своры молодняка, готового его разодрать. Хрен вам, военные, просто так не сожрете.
— Но, повторюсь, милая военная, есть именно но. Григорич жуть как дорожит своими дочками-внучками. Тяжелая судьба у человека, семь баб под одной его хлебосольной крышей. И всего один зять, остальных его террариум схавал и не подавился. Да-да, сбежали мужики. Даже сейчас такое случается.
— У него ход к той рощице? — Седьмая понимающе кивнула.
— Ага. Подозреваю, что так и есть. Практически уверен. Так вот, военные. Вы со мной подъедете, но внутрь не пойдете. А сбегать мне не с руки. У меня к парнишке, за которым вы гонитесь, должок. А с вами, сдается мне, поймать его выйдет куда проще.
Седьмая почесала щеку через маску. Снова кивнула. И что в ней нашла эта самая майор? Знай себе, как корова, башкой мотает и мотает. Клыч про себя даже огорчился. Ну, не любил он просто исполнителей. Никакой инициативы, никакой красоты в работе. Что за люди?
— Ну и хорошо. Поехали, чего сиськи мять? Тьфу ты, военная, не обижайся. А имена у вас есть?
— Для тебя — нет. Есть номера. Когда кто-то погибает, номер по уменьшению переходит к следующему бойцу.
— А ты до драки какая была?
— Седьмая. Пересчет производится на… Закрой рот.
«Выдра» дернулась вперед, мягко и устойчиво. Нравился Клычу этот аппарат. Ему бы пару-тройку таких, ох, и развернулся бы… Только «бы» мешает.
Движок у броневика оказался хоть куда. Когда машина лихо подкатила к домишкам, Клыч прекрасно слышал лай, поднявшийся за заборами. Пара поездок на найденной и восстановленной технике запомнились жутким ревом пополам с треском. А тут на те, вот, фырчит, пару раз кашлянуло — и все. Чух-чух — и никаких гвоздей.
Вот ведь… ему для своей банды как только порох со свинцом искать не приходилось. Даже сами делали, было дело, порох-то… пока не взлетел сарай с обоими мастерами. А эти? Арсенал на каждом, машина как новая… несправедливость вселенская, одно слово. Григорич, пес старый, за магазин «пятерки» удавится, как увидит, что заводские патроны… М-да.
Остановились поодаль, спрятавшись за дождем и несколькими неубранными копнами. Клыч спрыгнул, чуть не оскользнувшись на совершенно сырой соломе. Выпрямился и потопал вперед. Ничего, все еще будет, он не гордый, когда надо. Постучал, бухая кулаком в сталь двери, утопленной в кирпичи.
— Кого там несет? — голос у хозяина благообразием не отличался, порой срываясь «петухом». — Картечью в хавальник не хочется?
— Ты б, Григорич, хотя бы изредка с людьми разговаривал бы ласково, а? — Клыч хохотнул. — Открывай, пень старый. А то сам открою.
— Ох, ты ж, кто к нам пожаловал, — открывать Григорич явно не торопился, — это у меня слуховая галлюцинация иль выжил, Антон Анатолич?
— Ага… — Клыч сплюнул, зверея. — Кто у тебя был из моих?
— Ну, Антон Анатолич, ты уж не обижайся… — лязгнул глазок, темнея глубиной, — но они себя твоими уже не считают. И я их понимаю, понимаю… ты-то, говорили ребятки, только подошвами и сверкнул, когда тебя кто-то из снайперки приголубил. Жалко, что снайперка оказалась не больно калиберной.
— Ты, старче, ничего не перепутал? — Клыч скрипнул зубами. — Ты с кем разговариваешь сейчас, колода ты трухлявая?
— Да не тарахти, Антон Анатолич, — хохотнул хозяин, — не с руки тебе.
Клыч выдохнул, пожав плечами. Жизнь дураков ничему не учит. Приходишь по-хорошему, а получаешь кило дерьма. Ну-ну.
— Ты б открыл, поговорить надо.
— Ты б шел себе мимо, пока и впрямь не пальнул. Все, батька Сатана, откомандовался. И слава богу, а то достал хуже горькой редьки. Иди отсюда, говорю.
Клыч выпрямил руку, судорожно скрипнул скрюченными пальцами по неровной стали двери. Помотал головой, отошел. Недалеко, так, чтобы точно не задело. И крикнул, надеясь, что его услышат:
— Военная! Снесите ему к долбаной матери трубу!
Услышали. Клыч заставил себя стоять, не кланяться, не прижиматься к земле, держать марку. Грохнуло так, что небо, того гляди, разорвется. Засвистело, завизжало огненными стремительными каплями, протянувшимися к дому охамевшего Григорича. Что там трубу… крышу снесло где-то наполовину. Через треск и вой снарядов еле-еле пробился крик хозяина.
— Не нада-а-а-а! Хва-а-а-т-и-и-и-т!!!
Стрелок «Выдры» явно понимал, что кровля, пусть и крепкая, листовая, долго не выдержит. Грохот и вой прекратились. Клыч, довольно оскалившись, полюбовался результатом. Результат ему понравился даже больше, чем ужас в голосе Григорича. Но, увидев хозяина, уже открывавшего дверь, Клыч порадовался еще больше.
— Обосрался, сукин кот?
Григорич сопел, мотая плешивой головой. Клыч, заложив руки в карманы выданной старенькой шинели, величаво прошествовал внутрь. Не преминув по дороге приложить засранцу в голень. Стоило, стоило, что и говорить.
Под ногами чавкало грязью и собачьей кашей. Видать, кто-то из семейных Григорича как раз нес поесть собачкам, решив, что Клыч и впрямь не страшен. Да что там, просто так себе стал Антон Клыч. Как оказалось — зря.
Григорич, бочком отступая куда-то в сторону пристроя-амбара, замер. Причин оказалось две. Его собственный «бекас», подобранный Клычом. И Седьмая, появившаяся в открытой двери. Которая напугала больше — кто ж знает? При взгляде на Седьмую и ее форменную упаковку Клычу, например, хотелось иметь под рукой ПК с полной коробкой.
— Возникли проблемы?
Клыч кивнул. Седьмая хмыкнула под маской:
— Король умер и все такое? Да не обижайся, я тоже шучу. Такое бывает.
Он согласился. Показал на клетки, где бесновались собаки, пришедшие в себя.
— То, что нужно? — Седьмая ухватила хозяина за воротник ватной кацавейки. — А, ясно. Переоденься, помойся и заходи в дом. Эй, баба!
Одна из дочерей Григорича, выглянувшая во двор, замерла.
— Иди сюда.
Та просеменила, косясь на Клыча. Он-то и остановил ее стволом дробовика.
— Григорич, ты же понимаешь, что у меня хватит совести сотворить с этой милой мотрей все, что заблагорассудится? Вот молодец, понимаешь все правильно. А ты, красавица, моли бога, чтобы твой папаша не удрал. Удерет, я лично устрою тебе сеанс романтики с применением черенка вон той лопаты, а потом, если позволит время, порежу на ремни. Верите, уважаемые хозяева?
Хозяева явно верили. Верили так, что их зубы выстукивали ритм, напомнивший какую-то затейливую чечетку, пару раз слышанную Клычом. Точно, милая девчушка, как ее… а и ладно. Циркачи Шимуна, заезжая в его волость, пользовались музыкальными инструментами. Девчушка даже танцевала какой-то затейливый танец, отстукивая ритмичные дроби каблуками. Да-да, ирландский, что ли… Вот и сейчас пара отвисших было челюстей на пару выдавали что-то такое, задорное и веселое.