Азамат встал, потянул флягу. Пальцы не слушались, ходили вверх — вниз — в стороны мелкой трусливой дрожью. Крышку открутил еле-еле, выхлебал половину, наплевав на путь и запас на «если что пойдет не так». Фу-у-у… жизнь была прекрасна, текла по горлу гладкой и холодной, просто холодной, струйкой.
Саблезуб… Кот умывался.
Азамат покачал головой, глядя на оставшееся позади. Твою же за и в…
Степь еще даже не приходила в себя. Дымилась холодной порошью, синела глыбами тяжелого льда. Стайка косуль, не успевшая до края, вытянулась в беге, пока еще держась, переливаясь бликами уходящих синих мертвых глаз морозников.
Дальше они пошли через час, не раньше.
— Дом! — Старлей остановилась. — И дым.
Дом и дым… вместе звучит сказочно прекрасно. Азамат прищурился, вглядываясь. Люди? Дошли?
К невысокой избушке в три окна и с пристроем почти бежали. Добраться к теплу хотелось жутко. А на таком отшибе, без людей, могли ютиться кто угодно… Но явно понимающие, как бывает холодно и голодно. Да и не поместится в такой хибаре пять человек, а с тремя Азамат рассчитывал справиться даже в одиночку. Если придется.
Их ждали. Дед с бабкой, почти как с картинки из детских, еще советских книжек. Даже платок с расписными цветами алел и золотился почти выцветшей вышивкой. Костыль, почти вывернувший голову, сплюнул, присвистнул, харкнул еще разок…
— Такие сладкие, аж приторно… Точно говорю, бродяги, чую лицемерных двуличных сволочей в них я.
Уколова вздохнула. И не комментировала.
Всю разлюбезную картинку, прям сбежавшую с открытки «Мои дедушка с бабушкой и их домик», портила двустволка, смотревшая задумчиво и чуть грустно. Совсем как хозяин, распушивший белую козлиную бородку.
— Здорово, отец! — гаркнул Костыль, все же развернувшись и заставив Азамата с Уколовой остановиться окончательно.
— Да в рот мне немытые ноги, если б был такой сынок… — дед щурился от ветра, но не моргал, лишь чуть слезился глаз за аккуратно склеенными очками. — Да и остальная семейка. Чего надо, нищеброды?
Азамат вытер ладони о брюки. Огляделся. Кота не видно, кот явно работал скрытно. Хорошо…
— Чё рты заткнули, а? — неожиданно пробасила женщина. — Вас спрашивают, непутевые. Кто такие, откуда и для чего приперлись?
— Стоит так говорить с незнакомыми людьми? — поинтересовалась Уколова. — У нас больной.
— Этот, что ль? — тетка кивнула на Костыля. — Да на нем пахать можно.
Азамат покосился на Дашу. Мало ли… Если вдруг глаза начнут темнеть, то стоит действовать самому. Тащить на волокуше двоих никак не выйдет. А девчонка точно вырубится.
— Чего башкир на меня не смотрит? — дед хрипнул легкими. — Задумал чего? Ручонки к кобуре не тяни, вообще, брось-ка, куда подальше, ствол. Ну-ка, ну…
Азамат кивнул, соглашаясь. Но делать не стал. Только усмехнулся.
— Стой ровно, дедушка. И подними ружье вверх. Быстро.
Саблезуб, все же добравшийся до новой опасности, нутряно забасил рыком и урчанием. Даже на расстоянии, даже зная этого драноухого паршивца так давно, Азамат ощутил легко колыхнувшийся страх. А это ведь друг, и он о нем знает и видит его. Что там думали дед с бабкой, Пулю не интересовало. Азамат следил за стволами ружья.
Позади щелкнули курки. Калечный Костыль, разом потеряв свою харизму пополам с обаянием, легко снесённые ветром перемен, расчехлил свой мушкет. Бабка, бедная, не знала, куда коситься подрагивающими глазами. То ли на хитро сощуренные глазки костылевского монстроурода от оружейных акушеров, то ли на превратившегося в работающую и опасную лесопилку кота. Оба стоили нервов.
Азамат оказался рядом с заборчиком, лишь только стволы начали подниматься. Выхватил двустволку, взвесил на руке, глядя в злые, нахмуренные дедовские глаза. И не стал бить. Ну его к лешему.
Дом внутри оказался поганым. Воняло всяким дерьмом вперемешку с явно пригоревшими пиявками, жабьей икрой и чем-то похуже. Наружу пришлось выйти почти сразу, даже не проводя обыска. Глаза слезились, и очень сильно захотелось помыться. Добротно так, со щелоком и мочалом. Сперва по одежде, потом ее постирать, потом постирать себя самого.
— Там… — Уколова покосилась на него.
Азамат мотнул головой, ища глазами чистый оставшийся снег. Жутко хотелось найти его, пусть мокрый и тающий, а не хрупкий и свежий… найти и растереть по лицу. Втянуть чистый запах и помочь ему пропитать насквозь носоглотку. Пят'ак, даже замутило…
— Дед, где вокруг люди есть?
Бабка возмутилась, глядя на позеленевшее лицо Азамата.
— А мы кто?
Азамат сплюнул.
— Вы? Точно не люди. Ковыряться не стал, а жаль. Смотри, дед, я ж упрямый. И упорный. Сейчас порыскаю в сарае, найду хоть немного человечины, пожалеешь.
Дед так и не проронил ни слова. Молчал, жуя длинный, тонкий ус и почем зря буровил взглядом Костыля. Тощая наглая человекоединица, оправившаяся после беготни с морозниками, сверлил того не менее добрым взглядом, полным всепрощения пополам с человеколюбием.
— Какая челов… — начала бабка, с опаской смотря на Азамата. Кот вдруг оказался рядом, беззвучно, страшно, чуть цыкнул слюной, растянувшейся на клыках. Тетка заткнулась.
— Ну да, — кивнул Азамат. — О чем это я…
В хлеву болталась Даша, ища что-то полезное. Из полезного нашлось три большущих свиньи и хряк, меланхолично жующий сизо-красную сухую ботву. На четыре туши имелось шесть голов, но кто такому сейчас удивится? Транспорта не нашлось, за исключением большой двухколесной то ли тележки, то ли тачки. Девчонка выкатила ее, уставившись на Костыля.
— Чего? — сивый недоверчиво посмотрел. — И как я в этой бричке поеду, а? Да мне проще рядом скакать. Костыль себе сделаю и поскак…
Уколова рассыпалась истерическим дерганым смешком. До слез и мгновенных всхлипов в груди. Азамат сдержался, а вот Даша присоединилась. Обе дамы всхлипывали, стонали, чуть не начав икать, и пару раз кто-то из них даже хрюкнул. Тонко и очень женственно.
— Вы чего? — Костыль, совершенно ничего не поняв, растерял не меньше половины крутости и брутальности. — Грибов объелись или белены?
Азамат усмехнулся.
— Чо?! — не выдержал и почти разорался суровый опасный анархист.
— Костыль для Костыля… костылев костыль. Тебе бы еще шляпу с пером, попа… папа… попугая, спасибо, Женя, шарманку — и прям вылитый пират на пенсии.
— Да ну вас, — явно обиделся Костыль. — Ну, как я в ней покачусь, Азамат? Ну, как?
Молча, хотелось ответить тому, как же еще? Но не стал. Смысл? Один черт, придется катить его в этом ящике с колесиками.
— Одеяла вон сушатся, — Азамат кивнул на три шерстяных прямоугольника. — Вроде чистые. И плащ-палатки все возьми, Даш, застели. Оставь ему одно, пусть накрывается. Волокуша по грязи пойдет хуже.
— Наше это добро! — взвизгнув, кинулась на защиту бабка. — Дармоеды! Кто вас сюда звал? Ухари, чертовы засранцы, голытьба поганая, гопники хреновы, да вы…
— Рот закрой, — Азамат качнул дедовской двустволкой. — А то и ружье заберу. И не хрен грозить им было. Ясно? Беда вокруг, люди глотки друг другу грызут похуже зверья. А вы? Вы-то, сколько вам лет? Не видите, что и как у нас? Будь все вокруг бандиты и убийцы с ворами, как вы здесь до сих пор живы, а?
Бабка замолчала. Зло зыркала в ответ и молчала. Дед сплюнул, выпустил ус.
— Как, как… жопой кверху. Забирайте, чего надо, да валите. Ружье оставь, помрем без него.
Азамат поморщился. Злобы в этом старом плескалось… чуть меньше, чем в Антоне Клыче.
— В поле оставлю. Подберешь. Не обломишься.
— Я-то подберу, не обломлюсь. В Северное идете?
— А тебе какая беда?
— Посылку бы передать. Нога отнимается, мочи нет. Заплачу.
Азамат хмыкнул. Старый не прост. Понял, не мародеры, а единственный — вон, встать не может. Раз так, то тайник устроил серьезно.
— Что есть?
Дед пожал плечами.
— К СКСу патроны, пять штук. Нести надо немного, сало у меня там, тюк небольшой. Возьмешься? С собой дать не могу, свиней не колол еще.
— Знаешь, что сам не возьму?
Дед сморкнулся. Прямо под ногу Костылю.
— Знаю, что если под крышей, то Аллах не видит, и сальцо твои братушки-муслимы с аракой за милу душу трескают, это знаю. А еще знаю… Еще знаю, что ты не обманываешь. Да и с котом на триста верст вокруг только один башкир шастает. Берешь?
Подлость? Ну, сало-то можно и осмотреть, патроны лишними не станут.
— Хорошо.
— Прямо не ходите, там дальше воронка, от нее прет дрянь какая-то, на полкилометра в разные стороны, а то и больше. Обойдите. Там МТС старая, через нее выйдете на остатки дороги к Северному.
Хм… Хорошо. Азамат кивнул. Придется попробовать. Воронка или нет, но с дедовского косогора хорошо виднелось несколько простых истин.
Еле видневшаяся прямо по курсу ленточка оставшейся трассы вела правильно, с курса они не сбились. Только вот как раз прямо по нему же, курсу, очень странно ворочалось серое, мешаясь с белым на самом верху. И если глаза не изменяли, синее мелькало там же. Еще одних морозников они могут не выдержать.
Обойти чуть сбоку — явно не вариант. До виднеющихся на самом краю окоема точек идти придется через рваную дырку в земле, изгибающуюся змеей. Не овраг, скорее — обвал из-за той самой воронки. Не врал дед.
А рощица, точь-в-точь там, куда кивнул седобородый, что-то за собой прятала. Плохо заметные здания светлого кирпича. Может, и МТС…
— Ты ему веришь? — Уколова стояла рядом. СКС торчал из-за плеча. Ободранная, грязная и замученная старлей, вдруг ставшая почти другом. Мог ли Азамат сейчас рисковать её жизнью?
— Нет. Но тут не пройдем. Темнеет.
Женя кивнула, соглашаясь.
— Пошли уже. Нечего здесь задерживаться. Лучше в развалинах переночевать, чем здесь. Мне страшно.
Азамат кивнул в ответ. Немое это кивание уже стало привычкой. Страшно? Есть немного, прямо стальной щеткой, да по хребту, вот как орало все внутри про опасность. А что делать? Из оставленной за спиной ледяной гибельной степи так и тянулись вслед черные липкие паутинки чьего-то назойливого внимания. Глупо, но Азамат верил в предчувствия. Стоило поторопиться.