Не надо жалеть патронов там, где сдохнешь непонятно и страшно. Все верно… только и жадничать тоже стоит. Вернее, тратить с толком.
Стальные раскаленные обручи пропали. Остался легкий след, но это нормально. Азамат присел, уперся коленом, выцеливая карабином перед собой. Едва слышно зашипел, зовя мохнатого. И не желая думать о плохом.
Правильно сделал.
Саблезуб вынырнул незаметно. Раз… и стоит перед ним. Рожа довольная, вся аж лоснится, милаха милахой. Хоть и изгваздан в кровище. Умница, дружище.
М-р-р-р…
— Совсем убил? — поинтересовался Азамат.
М-я-я-а-ау… Кот виновато ткнулся лбом в колено.
— Ну и ладно. Мы его найдем. Умник ты мой.
— Наш, — Уколова, пошатываясь, встала. — Мохнатое чудо.
— Вот ты дурной, а? Вы видели, он с котом разговаривает… — Костыль сплюнул, вставая. — Зато будет чего рассказывать у жаркого огня, да за стакашкой сэма с картошкой, выставленного благодарными за басни крестьянами и их грудастыми жен… дочками.
Даша шмыгнула и протянула руки к коту. Усатый, все понимая, тут же заурчал уже у нее на груди, встав на задние и вылизывая щеку с ушком.
— Она как? — Азамат кивнул на девчушку.
— Я в порядке. Голова раскалывается, — Даша погладила Саблезуба. — Не могу с ним справиться. Остановить смогу еще… наверное. Чую его.
— Его?
— Да. Не ее. Злой, рука болит и почему-то не заживает. И он никуда не ушел.
Азамат кивнул. Жаль, не сможет сказать — есть где рядом с этой сволочью ворона с двумя головами или нет. Почему-то был твердо уверен в наличии этакого крохи-зоопарка.
— Идем, быстрее.
Холодало на глазах. Пощипывало морозцем, хватавшим за разгоряченное лицо и уши. Азамат всматривался вверх, пытаясь угадать: ждать ли вдруг открывшихся синих, бездонных и ледяных зенок? Сраных морозников, ощущаемых мелко дрожащим хребтом.
Смотреть-то бесполезно. Снова набежавшая зима ярилась, как хотела, разбрызгивая белую ярость всё гуще. Надо двигаться, осторожно, но не сидя здесь. Возвращаться бесполезно.
— Где он? — Азамат повернулся к Даше. — Чуешь?
Страшно, наверное, жить вот так, ощущая и почти осязая врага, чувствуя жажду их смерти, булькающую внутри такой же мутировавшей башки? Но хорошо, что Дарья есть именно у них, здесь и сейчас.
— Ушел… — посветлевшие глаза блеснули, мокрые, детские. — Опасный.
Ну да…
Азамат сразу не сообразил. Понял чуть позже, когда снег вдруг перестал хрустеть, расползаясь под подошвами, мешаясь с чертовой размокшей землей. Когда непроглядно-снежное покрылось темными разрывами, раскидывающими белый монолит, закручивая его спиралями и разбрасывая их хлопьями, жалко умирающими в черном влажном внизу. Пурга, только что воющая зимней голодной сукой-волчицей, вдруг заплакала всхлипами сырой земли, растеклась прямо на глазах редеющей пеленой негаданного тумана, пока не сдающегося, но все сильнее прижимающегося к тающей коросте под ногами.
Серое над головой вновь треснуло, рассыпавшись на стремительно разлетающиеся лоскуты, зачернело зернисто-алмазной простыней догнавшей беглецов ночи. Беда, издеваясь над двуногими жуками, растерянно смотрящими в небо, ещё и сыпанула первыми и тяжелыми каплями совершенно осеннего бесконечного дождя.
Азамат покосился на выдавшего очередную руладу Костыля, злого, как сто голодных крыложоров. Ну… да, согласен. И с этим тоже. И даже с тем. Правда твоя, друг-анархист, верно говоришь.
— Закончил?
— Ага, — Костыль выдал напоследок такое непотребство, что Уколова хлопнула его по лбу. — Моя королева, вы окончательно посвятили меня в рыцари? Льщу себе такой надеждой.
— Дома, — Даша кивнула вперед. — Мы дошли.
— Дошли… не лучше бы вернуться назад?
— Не стоит, — Уколова мотнула головой, — ушли далеко. А с такими капризами нужно тепло. И дрова.
— И кофе, и чай, и жареная курица, и кексы с изюмом, — Костыль сплюнул. — И теплая сухая нора под Холмом.
— Нора не сухая, — Даша усмехнулась, — смешно…
— Так то — обычная нора, а не хоббичья. Только вот хоббиты здесь не водятся.
Азамат вернул Жене карабин. Поменял патроны на сберегаемые за пазухой сухие. Тварь где-то рядом. Бродит, ждет шанса, мразь…
К ближайшему дому они добрались под все усиливающийся стук. Дождь решил разойтись не на шутку. И вовремя.
— Горит что-то, — Азамат втянул воздух. — Странно. Только что ведь не было.
Полыхало где-то на дальнем конце поселка. Хороший поселок, сохранился прямо-таки. Через один дом — явно жилой. Свет через плотные ставни не пробивался, но запах жилья ни с каким другим не спутаешь. Тут кто-то на ночь готовил. И…
— Думаешь, заколол кто хрюшку на ночь или нет? — поинтересовался Костыль. — Думаю, что нет. А кровищей несет знатно, даже через гарь. Что-то мне оно не нравится, друг-башкир.
Не нравится? А как может понравиться уловленное в воздухе? Крови тут пролилось достаточно. И совсем недавно.
А ставней-то и не оказалось. Выглянувшая луна подсветила домишку, выхватила их, висящих вниз, отломанных почти полностью, задержалась на выбитых стеклах, скользнула внутрь и… то ли испугавшись, то ли просто заскучав, снова спряталась за набежавшей тучей.
Поселок оказался в одну улицу, убегавшую вдаль. Острые крыши, крытые железом, звонко гудели, поливаемые все яростнее. Высокие заборы прятали дворы, закрывали дома почти полностью, оставляя снаружи только крепкие, как бульдожьи челюсти, завалинки и закрытые окна.
К соседнему, с по-настоящему прикрытыми окнами, Азамат добрался первым. Толкнул было калитку, тяжелую, основательную. Если бы не случайно замолчавшие капли, то…
Грохнуло через незаметный вырез в ставнях. Азамат прижался к земле, прикрывшись рукой. Застучало дробью, прилетевшей поверху и размочалившей верх досок. Больно куснуло за кистью, обожгло тут же потекшим горячим.
Дах-дах-дах!
Костыль выпалил из ТТ-шника, злорадно прислушался к воплю в доме, прижался к столбам, державшим калитку.
— Добавки хотите, хозяева?
Хриплое карканье треснуло по нервам не хуже дуплета, встретившего Азамата.
— Да пошел ты, выродок!
— Может, договоримся?
— Щас мы с тобой договоримся! Леха, Машка, все вместе!
Костыль виновато улыбнулся, втянул голову в плечи и…
— Валим, Пуля!
Женя и Даша уже рванули с места. И правильно сделали.
Шесть стволов-двенашек, когда вместе — вещь серьезная. Особенно если любимым боезапасом Азамата, вручную отлитой картечью. А этого добра сейчас хватало отсюда и до самой Уфы.
До разбитого и воняющего кровью они почти добежали, наплевав на шаставшую в округе опасность. Влезли под навес над крыльцом, вжавшись от ливня в черные сырые доски стен.
Азамат вошел первым, дав Даше запаленный файер, прихваченный в «буханке». Плохо без света, когда все запахи перебивает чья-то страшная смерть. А как ей не быть страшной, если пахнет медной соленой сладостью растекшейся крови?
Красный дрожащий свет выхватил ожидаемое. Даша шумно вздохнула. Не всхлипнула и не ойкнула. Азамат, водя стволами по комнатке, рукой отодвинул ее за спину, задержал, крепко пожав ее ладонь. Молодчина, просто умница. Да, вот такая она, Беда, злорадно издевающаяся над людьми. Да, ты в свои пятнадцать увидела столько, сколь не каждый мужик выдюжит. Держись, милая, все закончится. А плохо для тебя — ни за что. Он не даст.
— Ему горло распороли, — Костыль хмыкнул. — Чисто, как волк поработал, до лося увязшего добравшись. Охренеть.
Охренеть… Так оно и есть. Не человек лежал на полу, а просто туша. Вся в багровой и только начавшей подсыхать корке.
— Азамат… — Уколова показала на стену.
О как…
Слышал он про такие заработки, ничего странного.
Кнут висел прямо у двери. Хороший кожаный кнут.
— Садо-мазо? — Костыль скривился. — Моя фемм-фаталь, не верится мне в такие ваши наклонности. Ну, не разбивайте мне сердце…
Уколова покрутила пальцем у виска. И кивнула на висевшее рядом.
Шоры, упряжь и все такое. Так что кнут здесь для одной простой цели: погонять рабочих лошадей. Только вот лошадьми тут если и пахло, то от тулупа мертвого хозяина.
— А… — как-то разочарованно протянул сивый. — Тупо ямщики, ясно. Только этот, думаю, нанимался работать на кого-то. Больно уж убогое жилье. А, верно. Бухал товарищ, какие тут лошадки?
Бутыль лежала на косоногом столе. Большая и пустая. Почти. Самогоном воняло не так сильно, как кровью и выпущенными потрохами, но и он пробивался, как оказались внутри.
— Печь развалил кто-то, — старлей ругнулась. — Впору сам дом запаливать.
— Как вариант, — Костыль пожал плечами. — Посидим в кружок рядом, палаточками накроемся.
Кот зашипел, развернувшись к двери. Азамат выскочил, заметив мелькнувшую тень. Выпалил вслед из обреза, не понял, зацепил или как…
Высокий и сутулый, одетый в черное и обтягивающее, — вот и все, что увидел. Скорость у твари оказалась потрясающей. Мелькнул, мотнулся в стороны, явно прячась от выстрелов, пропал, растворился в тумане. Исчез у негостеприимного соседского забора, нырнув куда-то за него.
Азамат рванулся было следом, замер. Не хватало еще раз подставиться. Руку чуть рвало крючками боли, зацепило сильнее, чем думал.
Вспышку заметил краем глаза. Прыгнул в сторону, наплевав на грязь, вжался в нее, замерев за бесхозно раскиданными досками и парой каких-то то ли ящиков, то ли ларей.
Так…
Дерево брызнуло щепками. Стрелок, значит. А у них — два патрона в ответ. Думаем, Азамат, думаем.
Думать оказалось некогда. Щелкнуло по доскам, прошив насквозь. Пристреливается, падла. Ночью, в темноте. И ведь точно стреляет.
Надо уходить за дом, надо…
Пуля звонко тинькнула, зацепив угол, отскочила от толстенного сырого комля. Сволочь… Играет. Понимает, куда человек сейчас дёрнется. Саблезуб, пыхтя под боком, урчал, злился, удерживаемый рукой друга. Ну…
Так…
Пуля свистнула над головой. Щепка воткнулась в щёку, защипало, дернуло болью. Мм-м-м… Хорошо.