— Азамат!
Стрелок не успел лишь чуть-чуть. Пуля тонко лязгнула, почти зацепив крутящийся «макар», летящий к нему. Ох, Женя-Женя, добрая душа. Себе бы оставила.
Рукоятка легла в ладонь, привычно и надежно. Хорошо, скотина, поиграем.
Сколько? Семь, не меньше. Семь в обойме, два в карабине. Можно воевать. К двустволкам прижимаешь, хочешь под огонь подвести? Ну, как скажешь, невидимый опасный дружок. Дядя Азамат до тебя доберется. Не поверишь, но так и случится.
Он цыкнул коту. Мотнул головой в ту сторону… Саблезуб понял. Сжался пружиной, заурчал еще свирепее.
Пят'ак, сколько же можно рисковать его жизнью?…
Азамат пригнулся, подхватил СКС удобнее, прижал. Лишь бы не забило грязью. Ну, понеслась.
Жалеть патронов «макара» не стоило. Отвлечь внимание, прижать хоть на чуть-чуть, подарить пару драгоценных секунд, не больше. Как они там лягут, шайтан знает, лишь бы сделали дело.
Выстрелы рассыпались горохом, отправив гостинцы к месту вспышек. Загудели злые свинцовые пчелы, понеслись. Азамат понесся следом, прижимаясь к забору, обгоняя собственную смерть.
Темное пятно кота стелилось слева, мимо домишки, приютившего остальных, вдоль раскоряченной помершей «газели», по ней, по бочкам, вросшим в землю, по поваленному забору, по…
Плетка снайперки щелкнула, чуть сместившись вспышкой вглубь темного провала огромного участка, затянутого туманом.
Саблезуб мявкнул, протяжно, горько, исчезнув где-то в мертвых низких вишнях, прижатых к земле. Пропал из виду, скатился с мохнатого от вьюнка седана, по крылья спящего в земле…
Азамат… заорал, не понимая своих же слов, матерясь, обещая выпустить кишки, плача… выпустил две оставшиеся туда, где пряталась смерть. Снес дряхлую калитку, влетел внутрь, прокатился, кувыркнувшись через плечо, пытаясь рассмотреть что-то, хотя бы что-то…
Сверкнуло, прогудело над головой. Он прокатился к темнеющему срубу колодца. Прижался к мокрым склизким бревнам. Пахло плесенью и давно загнившей водой с нерастаявшим льдом.
Стреляй, ну, давай еще!
Иду за тобой.
Он узнал звук. Слышал раз — не забудешь, редкая пташка. СВТ, самозарядная винтовка Токарева, раритет для извращенцев-снайперов. Ха, мил-человек, паритет. По два патрика на рыло, падла. Луну бы…
Где-то за спиной истошно завопил женский голос. Незнакомый, не ошибся. Пусть орет, ему есть чем заняться.
Над головой, в черной глубине, звонко треснуло. Азамат вздрогнул, понимая, что будет.
Сверкнуло голубым, безумно прекрасным голубым с синими переливами… вдалеке, откуда они пришли. Километров десять, не меньше. Дотянется? Непонятно. Звук уж очень сильный, жахнет — мало не покажется.
Жахнуло.
Парок на глазах густел, посверкивая кристалликами смерзшегося дыхания. Земля низко гудела, больно сжимаясь в твердую стиральную доску за половину минуты. Трещали сырые бревна за спиной, трещали, выстреливая лишней влагой, плюясь ее ледяными стрелами. Стена завалившегося сарая напротив светлела, наливалась белым, расписанная дивными переливающимися листьями и лепестками снежных цветов-морозников.
Только не замерзнуть, только не замерзнуть.
Азамат, сжавшись, кутался в промерзшую куртку, грел пальцы, полой прикрывал карабин, прижимая к себе.
Аномалия дотянулась крохотным краешком, беспощадно убивая любое тепло. Мороз лютел, наливался почти ощутимой, жгучей до костей яростью, ещё немного, и…
Серебро скалящейся и неласковой луны скользнуло вниз. Залило все вокруг, потянулось тенями, рассыпалось искрами на враз выросших льдистых желваках, отразилось в черных зеркалах, только вот-вот бывших лужами.
Напросился, пят`ак!
Когда лица коснулись первые снежинки, Азамат чуть не заплакал. От боли в окоченевших пальцах, вдруг снова наполнившихся кровью, обжигающих сотнями раскаленных иголок, безжалостно взрывающихся в его, его, Азамата, живых руках.
Он выглянул из-за сруба, успел заметить блик на чем-то выпуклом. Щелкнул выстрел…
Звонко стучал дождь. Прямо по козырьку над брошенным домишком. Ветер выл не хуже волков. Темнота кружила вокруг, вздуваясь клубами тумана, оседая сизым дымом от где-то горевшего поселка. Едко резало нос пожаром.
Костыль прижал палец к губам. Вжался в стенку, превращаясь в слух. Старлей и Даша сидели в тесном коридоре. Дарья блестела стремительно темнеющими глазами. Только без толку. Жаль, она сама еще не поняла. Пришедший по их души плевать хотел на талант девчонки. Костыль сплюнул, невольно жалея девчушку-мутанта.
Задело стену. Коротко и остро, кроша в труху гнилые бревна. Заскрипело, протянулось от угла к окну. Тень мелькнула в прямоугольнике света. Та самая тень. Высокая, узкоплечая. Вытянутая лобастая голова, спутанная грива… и пальцы. Длинные пальцы, украшенные настоящими костяными ножами. Через прутья решетки не доносилось больше ни звука. Тварь на улице… не дышала?
В огрызке зеркала, как-то уцелевшем, на миг отразилось бледное лицо с провалами глаз. Глаза сверкнули живым серебром. Зеркало треснуло, брызнуло алмазным дождем.
— Охренеть…
Лицо пропало. Еле уловимо зачавкало, обегая домишку по стене. Затихло.
ТТ — и все. Больше ничего нет. Чертов башкир где-то воюет со стрелком. Бред сумасшедшего.
— Он зовет нас к окну.
Даша шмыгнула. Недоверчиво пожала плечами.
— Я… Я его чую — и все. Такого не случалось, никогда. Я же…
— Зовет? Ну, посмотрим.
Взвыла какая-то баба. А, да, снайпер-недоучка с охотничьим, точно. Костыль вжался в трещавшую всей своей несчастной штукатуркой стену. Выглянул в проем, щурясь и пытаясь понять.
Полыхало уже рядом, сбоку, в соседнем доме или чего там было. Пламя ощутимо воняло чем-то знакомым, типа бензина. Чушь какая-то, кто сейчас жжет топливо ради ненужного пожара.
Когда через треск и гул рвущегося наружу огня донеслись слабые крики, стало ясно кто. Мрази, такие же, как были на МТС. Только страшнее и опаснее. Офигенно!
Баба орала снова и снова. Молодая, если рассудить. А, вот оно как…
Теперь тварь не пряталась. Если не считать орущую молодку, идущую щитом перед ней. Красивую… ну, русская такая бабец, жопастая, сисястая, коса вон так и прыгает по сдобным мягким грудкам, нагло вылезшим из-под разодранного свитера и распущенной в тряпки шубейки. Блин, чего всякие ублюдки так любят распотрашивать чудесных девок детородного возраста, да еще с такими прекрасными женскими особенностями, а?!
Среднего роста, гибкий, в совершенно невозможном выпендрежном кожаном костюмчике. Черном, облегающем гейском костюмчике с сапожками. Волосы зализаны назад, длинные пальцы с темнеющими ногтищами так и впиваются из-за спины девахи в ее плечи и шею. Эх, силища-то, видать. Как котенка, на вытянутой руке держит. Хренов любитель повыделываться.
Тварь, белея бледной харей, кивнула, уставившись буркалами прямо на Костыля. Повела рукой, свободной, приглашая разделить свое удовольствие, приглашая на…
И обманула.
Пальцы сжались, почти прижав голову бабенки к правому плечу. Она только и успела, что всхлипнуть, набирая воздуха, когда…
Костыля согнуло пополам. Выбросило остатки скудной жратвы.
Бледный вгрызся в шею, разрывая кожу, плоть, сосуды…
Даша зажала рот, прижалась к Уколовой.
Кровь не брызнула. Ударила темным фонтаном, густо легла на белую кожу…
Костыль поднял ТТ, прицелился. Рука старлея легла сверху, нагнула ствол вниз.
Черные потеки полились вниз, по вздрагивающей груди, к грязному животу…
Уколова кричала в ухо, просила не тратить патроны.
Позади твари вспыхнул дуплет, картечь рванула спину в черном, а тварь…
Да-да, старлей, права ты, права, нам патроны нужнее, но ведь человек же она.
Черные зубы разошлись, сомкнулись, рванули, выдирая что-то длинное…
Костыль встал. Да, патроны им нужнее. Но кто сказал, что надо ждать?
Булькающую блестящей пеной, он отбросил ее в грязь, выпрямился, разводя руки…
Костыль шагнул навстречу.
Тварь оскалилась, растянув чернеющий рот в ухмылке. Облизалась, неуловимо перетекая вбок.
Дах!
Пуля почти коснулась лица. Время тянулось смолой.
Дах!
Почти прижалась к жирной грязи, пропустив свистнувшую смерть над собой.
Дах!
Смазалась неуловимой тенью, тянувшейся к нему.
Дах!
Прыгнула, невозможно, с ходу, кувыркнувшись, вбок, опершись на ладонь.
Дах!
Крутанула сальто в полете, перелетая над Костылем.
Дах!
Ухмылку испортил шрам от коснувшейся стальной осы, испортил и не остановил.
Дах!
…
Дах!
Последняя ушла в небо из почти выдранного вместе с пальцами ТТшника.
Рукопашной не вышло. Пальцы, длинные стальные пальцы, охватили шею полностью, хрустнули острыми твердыми ногтями на затылке. Костыля дернуло, подняло, сдавило. Он хрипнул, уставившись в черные зеркала глаз бледной сволочи.
Болтал ногами, пытаясь хотя бы лягнуть, бил по руке, бил, бил…
…Мама, как красно вокруг. Как стучат барабаны. Мама…
Смотри, ворона. И с двумя головами. На крыше. Смотри, мама, пока я еще вижу…
Это я, Игорь, мама, скоро буду с тобой, мама…
Когда ворона, прыгающая на коньке крыши, каркнула, взорвавшись хлюпающим комком перьев, кишок и крови, Уколова онемела. Липко ударило по лицу, а она все смотрела на хрипящего Костыля, висящего в метре над землей.
Пуля попала, куда надо. Только Азамата там не оказалось.
СКС щелкнул в ответ. Мягко чавкнуло, СВТ ударила, сливая свой выстрел с последним Азамата. Один — один. Со лба, горячая и мешающая, в левый глаз потекла кровь.
Не вовремя.
Луна, беззвучно хохоча мертвым оскалом, катилась по своим делам. Мертвенное серебро блестело на топорике и ноже. Азамат бежал вперед.
Голубовато отсвечивали два парных кривых клинка, несшихся навстречу. Переливались бликами выпуклые линзы и металл вокруг них, заплывший шрамами.
Крепкий, чуть выше Пули, обманчиво медленный, медвежье косолапил, хитро заходя сбоку.